«Ха-ароший экшен настроения не испортит»
На это надеется выдающийся писатель-фантаст Борис Стругацкий накануне премьеры фильма «Обитаемый остров»
Фантастика! Вновь, уже в который раз, нас ждет киновстреча с прозой братьев Стругацких. Новый год будет ознаменован премьерой фильма «Обитаемый остров», созданного по их антитоталитарному роману режиссером Федором Бондарчуком. «1 января ты увидишь мир наизнанку», – обещает россиянам реклама, анонсирующая премьеру этой картины. – Борис Натанович, – обратился я к нашему земляку писателю Стругацкому, – не испортит ли такой «наизнаночный» новогодний подарок праздничное настроение соотечественникам?– Представления не имею. Я фильма не видел. Впрочем, те, кто видел, говорят что это «ха-ароший экшен». Не представляю себе зануду, которому праздничное настроение может испортить «ха-ароший экшен».– Как на этой картине вам взаимодействовалось – творчески и человечески – с режиссером Федором Бондарчуком? Что убедило вас согласиться с его предложением экранизировать роман?– Никаких контактов у нас не было – ни творческих, ни человеческих. Я предпочитаю не вмешиваться в работу режиссера. (Старое доброе правило: «Не лезь, советчик, к игрокам, не то получишь по рукам».) В свое время я видел «Девятую роту», и у меня создалось впечатление, что этот режиссер отлично понимает ценность достоверности в фильме. А в фантастике главное – достоверность.– Уже не первое десятилетие мы являемся свидетелями огромного интереса к фантастике братьев Стругацких со стороны очень разных по мироощущению режиссеров – от Андрея Тарковского до Константина Лопушанского и Алексея Германа. Что, по вашим личным наблюдениям, привлекает мастеров кинематографа к фантастике? И чем вам интересно сотрудничество с этими мастерами?– Фантастика способна сочетать в себе динамику острого сюжета и определенную глубину мысли. Это очень перспективный для кино жанр. Вообще, главный художественный прием фантастики – изображение реальной жизни, искаженной чудом, – соблазнителен для любого, кто обладает развитым воображением, и в руках мастера способен породить шедевр типа «Сталкера» или «На последнем берегу».– Говорят, что переводчик прозы следует за автором, а переводчик поэзии соперничает с ним. Фантастика, как мне кажется, ближе к поэзии. Кто же для вас режиссер-постановщик экранизации – ваш бережный переводчик на язык кино или в каком-то смысле соперник? Случалось ли, что большие киномастера своим участием обогащали содержание ваших произведений, открывали их для вас какой-то новой гранью?– Я вспоминаю нашу работу с Тарковским. Ни о каком соперничестве там и речи быть не могло. Мы были старательными подмастерьями. Задача наша была создать сценарий, который соответствовал бы внутреннему видению режиссера, притом что сам режиссер, как правило, совершенно не был способен передать нам свое видение словами. Это была отчаянная игра вслепую. Восемь вариантов сценария мы перебрали, пока на девятом режиссер не сказал: «Все. Это то, что мне нужно». Сам я (в одиночку) в такие игры больше не играю. Я сознательно передаю всю ответственность режиссеру, а вместе с ответственностью – и полную свободу распоряжаться нашим текстом.– Алексей Герман уже много лет работает над фильмом «Трудно быть богом». Участвуете ли вы в этом кинопроцессе на разных его этапах? Общаетесь ли с режиссером? Что привлекает вас в его личности?– Герман – замечательный режиссер и обаятельный человек. Мне довелось работать с ним довольно долгое время еще при «совке» над самым первым вариантом сценария «Трудно быть богом», вариантом, который тогдашним начальством «Ленфильма» был запрещен немедленно, как только наши танки вошли в Прагу. Времена были тогда вполне мрачные, но о совместной с Германом работе воспоминания у меня остались самые приятные. Нынешний вариант фильма он делал уже без моего участия, и теперь я с нетерпением (и некоторым страхом) жду результатов.– Часто приходится слышать сетования на то, что фантастике редко везет с экранизациями. Разделяете ли вы такую точку зрения? И если да, то в чем, на ваш взгляд, причина неудач?– Во-первых, существует немало хороших экранизаций. Просто закон Старджона, как всегда, омрачает картину: «Девяносто процентов всего на свете – дерьмо». Это относится и ко всем экранизациям, не обязательно фантастическим. Впрочем, большинство фантастических экранизаций испорчено глупыми режиссерами, исповедующими дурацкий принцип: «фантастика должна быть фантастична». Фантастика должна быть реалистична, господа мои! Только исповедуя это простое правило, всегда помня, что достоверность – главный из трех китов, на которых стоит хорошая фантастика, можно надеяться создать приличную экранизацию. И это удается не так уж и редко – в десяти случаях из ста.– Когда вы говорите кинематографистам решительное «нет»?– Когда мне не нравятся условия договора. Это проблема не творческая – чисто коммерческая. Я давно уже не жду от экранизации ничего хорошего. Кроме хорошего гонорара.– Есть ли фильм по произведениям братьев Стругацких, который вам особенно дорог? И чем именно?– Наверное, «Сталкер» Тарковского. Уж очень много сил и нервов было на него потрачено. Да и фильм получился, согласитесь, недурен.– При нынешнем развитии компьютерной графики экранизировать фантастику вроде бы стало гораздо легче. Пошло ли это на пользу ее киновоплощению?– Все, что способствует достоверности фантастической реальности, хорошо. Все, что достоверность нарушает, плохо. К компьютерной графике это относится тоже.– Какие киноштампы в экранизации фантастики вас особенно огорчают и раздражают?– Все те же: «фантастичность» фантастики, потеря достоверности создаваемого мира, превращение фильма в костюмированный боевик. Короче, лажа, туфта и залепуха.– Как вы относитесь к широкомасштабным западным кинопроектам типа «Звездные войны»?– Я к ним довольно равнодушен, как к детским книжкам. Впрочем, попадаются ведь и отличные детские книжки.– Труднее ли стало писателям-фантастам в наши дни опережать достижения современной науки? Появляются ли новые веяния в этом жанре на фоне информационного взрыва ХХI века? И вообще не думаете ли вы, что нынешний научно-технический прогресс может сделать фантастику менее актуальной?– Видимо, вы имеете в виду фантастику научную, рассказывающую о судьбах открытий и изобретений. У меня тоже есть впечатление, что влияние ее на читателя уменьшилось (надо думать, в связи с тем, что возникло всеобщее разочарование в науке, «радио есть, а счастья нет»). Но ведь фантастика гораздо шире. Свифт, Булгаков, Воннегут, Кафка, Чапек актуальны по-прежнему (что бы ни подразумевалось под словом «актуальны»).– Есть ли на вашей писательской полке какое-то произведение, мимо которого проходят кинематографисты, хотя вам лично оно кажется очень кинематографичным?– Откровенно говоря, мы с братом всегда считали, что любое наше произведение – готовое кино. Я до сих пор не понимаю, почему никто из собратьев-режиссеров не взялся за «Хищные вещи века», или за «Далекую Радугу», или за «Стажеров», в конце концов.– Сбылись ли какие-то пророчества, высказанные в ваших произведениях?– Я много раз говорил уже и повторю еще раз: пророчества невозможны. В лучшем случае можно почувствовать дух будущего, его ауру, его атмосферу.Конкретности предсказать можно только случайно, или это будут банальности. В «Хищных вещах…» нам удалось почуять дух будущего, и теперь я вижу, что человечество действительно идет по тому пути (в Мир потребления), который виделся нам в 1963 году.– Были ли случаи, когда идеи, высказанные братьями Стругацкими, оказывались предметом дискуссий в научном мире?– Именно в научном? По-моему, нет, никогда.– На сколько языков переведены ваши произведения, где за рубежом они вызывают особый интерес?– По моим данным (не полным, естественно), – на 31 язык. (По другим данным произведения братьев Стругацких переведены на 42 языка в 33 странах. – О. С.) Больше всего изданий – в Польше и Германии.– О чем чаще всего говорят фантасты мира, собираясь вместе?– Представления не имею. Я человек скорее нелюдимый.– Есть ли у российской фантастики свой путь?– По-моему, нет. Хотя своя специфика есть. В среднем наши произведения более психологичны, философичны, если угодно. Традиции великой русской литературы ХIХ века сказываются, хотим мы этого или не хотим.– Что пожелает сам себе выдающийся фантаст современности под музыку новогодних курантов?– Того же, что и всем нам: здоровья, успехов, удачи.