«Жванецкий – это атмосферное явление»
В день 75-летия легендарного сатирика о нем говорят его друзья
«Власть его слушает втихаря»Семен Альтов, писатель-сатирик:– Михаил Михайлович меня постоянно возбуждает. Я перед ним хочу выглядеть умнее, интереснее. Жванецкий – отдельно стоящая личность в литературе и культуре, это как атмосферное явление, как радуга, дождь, гроза, и надо наслаждаться и радоваться, что мы можем видеть проявления этого совершенно гениального мозга: он все видит, он тут же формулирует, и это становится не то что общедоступным, а общежеланным. У нас с женой был период, когда мы говорили многими фразами из его монологов. Я сам автор и должен был бы бороться с конкурентом, но перед Михаилом Михайловичем я снимаю шляпу. У меня всегда к нему искренний интерес, поскольку это всегда новая информация, которой мне так часто не хватает в нашем мире. Он не смешит нарочито, он видит эту жизнь и вызывает смех остро высказанной мыслью, парадоксальностью. И умеет очень талантливо, смело, без поддавков дать диагноз нашему времени. Властям предержащим полезно слушать Жванецкого, что они, собственно, втихаря и делают. «Он любит отмечать юбилеи»Илья Штемлер, писатель:– Я давал Жванецкому рекомендацию в Союз писателей, было это в семидесятые еще годы, когда жил Михаил в Ленинграде. Он обедал в моем доме много раз. Раздавался звонок, и Жванецкий возникал на пороге с новой дамой. Однажды я обедал у него в Москве. Ели огромного, вкусно зажаренного гуся, которого приготовила его очередная подруга, приехавшая откуда-то из Средней Азии. И так же широко и роскошно он любит отмечать свои юбилеи. Мне довелось побывать во Дворце молодежи на его 60-летии. Вечер вел Александр Ширвиндт, я поборол робость и прочитал на сцене свой монолог, похожий по стилю на Жванецкого. Михаил был растроган, а Зиновий Гердт даже пролил слезу, так ему понравилась моя пародия.«С ним общество стало нравственнее»Юрий Мамин, кинорежиссер:– Жванецкий был членом жюри фестиваля «Золотой Дюк», где я получил главный приз за свой фильм «Фонтан». Он смотрел картину один в зале – ему не нужна была аудитория, и смеялся он так, будто его щекотали за пятки. Меня это убедило в том, что он абсолютно независимый человек, которому не нужно подтверждения его правоты со стороны. С тех пор у нас возникла с ним творческая дружба – несколько лет назад я хотел его занять в главной роли в своей картине о путешествии по современной России потомка маркиза де Кюстина. Мне был важен его имидж мудрейшего и остроумнейшего человека. Но по финансовым соображениям проект был отставлен. А потом Жванецкий советовался со мной, стоит ли ему снимать фильм по своим интермедиям. Я сказал, что получится плохо, у него слишком ярко выраженный стиль, а кино сопротивляется стильности литературы, стильному языку. Он, как умный человек, согласился со мной. Думаю, Жванецкий, как Рязанов, как Данелия, как Галич, многое сделал для становления умов интеллигенции эпохи последнего периода жизни советского строя. Со Жванецким, я уверен, общество стало нравственнее. «Он – Салтыков-Щедрин наших дней»Константин Мелихан, писатель-сатирик:– Некоторые думают, что Жванецкий сатирик, на самом деле он мудрец и летописец. Когда я работал во всесоюзном журнале «Аврора», то задумал издать роман Жванецкого. И он был напечатан в десяти номерах под названием «Жизнь моя, побудь со мной». Он состоял из многих его интермедий, между которыми я сделал связки. В отличие от графоманов Жванецкий абсолютно спокойно относился к редактуре. А наградой было одобрение тысяч и тысяч наших читателей. Жванецкий стоит особняком от всех. Он не перестраивался, не подделывался ни под кого, он сам по себе уникум. Я бы даже назвал его Салтыковым-Щедриным наших дней. Писатели делятся, как правило, на две категории – на хорошо выступающих устно и на тех, что пишут прилично. Жванецкий отличается тем, что у него и устная, и письменная речь – блестящая, это – монолог бесконечного остроумия. Жаль, что многое уходит в отвал – к нему нужно прикрепить человека, который бы ходил за ним и записывал на диктофон. Когда в Москве на него напали какие-то бандиты, знаете, о чем Михаил Михайлович больше всего жалел, – не об угнанном джипе или похищенных деньгах, а о четырех своих блокнотах с записями.