«У нас на квадратный дециметр подлинников больше, чем в Лувре»
Исполнилось 40 лет Музею Петербургской консерватории. Собрание, которое только по подсчетам пятилетней давности насчитывало 11 тысяч экспонатов (с тех пор их количество значительно выросло), хранится в одном-единственном зале, рядом с Театром Консерватории.
Предметы здесь самые разные – от проигрывателя, подаренного Ваном Клиберном в знак дружбы и уважения в 1958 году (когда пианист победил на I конкурсе Чайковского), до… оружия – автомата, врученного профессору Консерватории и участнице битвы за Ленинград Ольге Андреевой.Инициатором создания музея в 1969 году была Эра Суреновна Барутчева – ныне профессор, заслуженный работник высшей школы. Рассказывать о том, как обустраивала музей, как собирала экспонаты, она может сутки напролет. «Я всю жизнь работала Шехерезадой», – шутит Эра Суреновна.Тяжело ли было ей «пробить» наверху идею создания музея? – Очень легко. Мне ясно сказали: денег нет. Если сумеете сделать его без денег – то вперед, – вспоминает музыковед.Прежде здесь находился кабинет директора оперной студии. После того как его передали музею, женщине приходилось самой разбирать завалы ненужных бумаг и вещей, перетаскивать сюда экспонаты – рабочие манкировали, студентам в большинстве было некогда… – Я всегда мечтала схватить историю за хвост, наколоть ее на булавку, потому что без нее нет памяти, – говорит Эра Суреновна. Коллекция музея начиналась с уголка Римского-Корсакова. Часть предметов для него была собрана в Консерватории, что-то передали родственники. Правда, потом, когда появился мемориальный Музей-квартира Римского-Корсакова на Загородном проспекте, все экспонаты ушли туда. А основу коллекции Музея Консерватории составили предметы, связанные с жизнью и творчеством другого знаменитого композитора – Александра Глазунова. В частности, среди них есть стол композитора и его карта звездного неба (Александр Константинович у себя на даче в Озерках занимался астрономией). – Очень многое я нашла в его сундуке, имевшем вид весьма непритязательный. Он стоял в чулане под лестницей, которая ведет из ректората, – сейчас этого места даже нет. Открываю – а там такие драгоценности: множество адресов, лент приветственных венков и фотографий! Все было пыльным, грязным, я отмывала, отстирывала…Среди подарков Глазунову был обнаружен, в частности, рисунок Ильи Репина с дарственной надписью. Еще одним экспонатом Музея Консерватории стала статуэтка Чайковского, выполненная Ильей Гинзбургом с натуры (тут же фотография эпизода, как Чайковский – за год до смерти – позирует скульптору) и подаренная потом Александру Константиновичу.– У нас на один квадратный дециметр приходится больше подлинников, чем в Лувре, – с гордостью говорит Эра Суреновна. – Вот смотрите, как мне повезло: я нашла камешек, а на нем написано: «В память закладки здания Санкт-Петербургской консерватории». Счастью моему не было границ, когда я отмывала с него чернила!В общем, любой начинающий исследователь может обнаружить и обнаруживает (изучая экспонаты, студенты Эры Суреновны подготовили уже много интересных научных работ) в музее большое количество уникальной информации. Жаль только, что, помимо студентов-музыковедов, остальные не ценят богатство, которое у них под боком:– У нас всем плохо интересуются, и музеем в том числе, – расстраивается создательница музея. – Так что хорошо его знают только те, кого я, как педагог, сюда привожу.Коллекция продолжает пополняться и предметами сегодняшнего времени, правда, это в основном пригласительные билеты, афиши.– Сейчас вещей очень мало дарят, все хотят продавать, а денег у музея как не было, так и нет, – говорит Эра Суреновна. – Мне повезло, что в 1960–1970-е люди работали просто так. Я сама доплачивала, приносила сюда вещи. Впрочем, к идее попросить прямо сейчас какие-то вещи у нынешних профессоров Консерватории музейщики относятся с долей научного скепсиса:– История – коварная штука. Об этом прекрасно говорил Альфред Шнитке. Когда ему сказали, что его музыка будет всегда звучать, он ответил: «Не знаю, это сейчас так кажется, а какая будет потребность у будущих поколений, мы не знаем».