Дмитрий Дибров: «О, счастливчик!» – это не про меня»
Известный шоумен недоволен современным российским телевидением, а Филипп Киркоров – тем, что Дибров ставит его ниже «Битлз»
Однажды некий популярный в столичных тусовках психотерапевт как бы между прочим рассказал мне, что недавно пользовал Диму Диброва и составил портрет телезубра отечественного голубого экрана. Охотно отозвавшись на просьбу поделиться информацией, знаток человеческих душ поведал, что доминирующими чертами дибровского психотипа являются: демонстративность, стремление постоянно и любой ценой быть в центре внимания, беспредельный эгоцентризм, ненасытная жажда восхищения, удивления, почитания, поклонения, ярко выраженная способность к интригам и демагогии, задиристость и бесшабашность.– Дима, вы человек, о котором большинство из нас с уверенностью говорит: «О, счастливчик!» Но ведь не может же быть, чтобы неглупый да к тому же небесталанный человек был всем в своей жизни доволен! – Видите ли, какая штука… Вы попали в самую точку. Я ведь эмигрант. А человек может быть по-настоящему счастлив только там, где родился. – Ушам своим не верю! Вы жалеете, что переехали из Ростова в Москву?! – Несомненно! У нас в Ростове есть такое краеугольное понятие – Либердон, левый берег Дона. Там, в парке, прямо под акациями, работает открытое кафе «Зеленая горка». Я восхитительно сидел бы там по сей день! Представляете: я приходил туда часа так в четыре и ждал, смотрел: вот Мишка Марочкин идет, художник из местного Дворца пионеров, который днем рисует плакаты «Мы за Гагариным в космос полетим», а по ночам пишет под Ван Гога. Архимед появился, который виртуозно играет на гитаре. Виталик Калашников, поэт знаменитый ростовский. Какие-то девушки из сайентистского вуза за столик сели. Тут, конечно, периодически случался промискуитет, поскольку кусты рядом… Так вот мы и жили… – Честно говоря, странно слышать от вас такие ностальгические «ахи». Неужели же и до вас добрался-таки кризис среднего возраста? – Нет! Конечно, нет! Потому что это невозможно! Когда мне стареть-то? Мне некогда, у меня работа…Что касается моего нового проекта, вы его осенью увидите. Пока рассказывать подробно ничего не буду, но моя передача будет похожа на другие как рак на рака, учитывая, что одно – смертельная болезнь, а другое – вкуснейшее из блюд. В общем, надеюсь, что с первого же прямого эфира зритель начнет пихать жену локтем: «Зин, гляди, это ж парень из моей деревни!»– То есть звезд в вашем проекте не будет? – Обязательно будут! Эфир – ведь это же не твоя собственность, он же кому-нибудь да принадлежит. И ты не просто так кого-нибудь приглашаешь и говоришь с ним, а с точки зрения сверхзадачи, которая перед тобой поставлена. – Опять все упирается в финансовые вопросы?– Да, деньги, денежки, они самые... Но, я вам скажу: меня это нисколько не огорчает. Во-первых, никакие зеленые листочки бумаги с портретами американских президентов не могут помешать порядочным людям таковыми и оставаться. А во-вторых, надо не рассуждать о том, кто, сколько и каким способом заработал, а что-то создавать самому. Нужно делать хоть что-нибудь! И тогда начинаешь понимать, что человеческое сообщество только тогда выдвигает отдельную личность на сколько-нибудь зацементированный постамент, если данный человек к этому предопределен. Уж поверьте мне на слово, никогда и никому, включая, извините, Филиппа Бедросовича, ничто не дается просто так.– Вы таким тоном произнесли имя Киркорова, что у меня появилось подозрение: у вас с ним конфликт? – Конфликтовать с кем-то мне не свойственно. Но история действительно была. Однажды, еще на НТВ, я хотел делать программу «Аутодафе» — представлять известного музыканта в невероятных аранжировках. И решил сделать шаг навстречу попсе — позвонил Филиппу Бедросовичу. А он практически накануне прочитал где-то в газете, что я – бес меня попутал! – брякнул в интервью: скорее всего, наши внуки не вспомнят Киркорова, а вспомнят «Битлз»... То есть понятно же, что когда я это говорил, то абсолютно не думал, что кого-нибудь обижаю! Оказалось – обижаю… Вот Филипп Бедросович и говорит мне: «И с чего это вы, господин Дибров, взялись решать за наших внуков, кого им вспоминать? Мы, знаете ли, Дмитрий Александрович, еще посмотрим, кого они вспомнят. Вполне возможно, что ваши битлы – всего лишь «На-На» эпохи Элвиса Пресли»... Я, честно говоря, не нашелся, что ответить, скомкал беседу и откланялся. Но с тех пор называю Киркорова только по имени-отчеству. – Не хотелось бы в разговоре с вами банальничать, но не знаю, что можно сказать, кроме как: слава, увы, испортила много характеров и исковеркала много судеб… – Причем, замечу я вам, самый сложный период в жизни тех, кто ее хлебнул, начинается, когда медные трубы вдруг замолкают и перед человеком встает архисложная задача: остаться производительной единицей. Но при этом производить не свой офигенный образ, а что-нибудь отдельное от себя. – Вы ведь это ощутили на себе? – Да еще как! Когда-то я первым притащил в совковое телевидение прямоэфирный телефон. Тогда ничего подобного еще не видели, не знали. Даже Ельцин упомянул его на встрече с журналистами. «Смотрите-ка, – сказал, – мне докладывали, что, оказывается, где-то на телевидении есть программа, куда каждый может позвонить и все может сказать!» После этого нам звонили и спрашивали: сколько вы там президенту дали за то, что он вас рекламировал? И после этого пошло: «Димочка, Димочка»... Все стали меня особенно любить. Но я всегда, мне кажется, знал этому цену. Во всяком случае, очень скоро почувствовал, что эта штука меня разрушает. – На самом пике славы?– Конечно, где же еще? Помню, я просыпался утром и думал: у меня все есть – квартира, машина, девки. Может, пойти поесть? Так я не голоден, только ночью ел… Может, по городу гулять? Так чего я буду гулять бесцельно?.. Бабки заработать — так сколько же их можно зарабатывать? Может, пописать сходить? Так ведь тоже не хочу... – Тупик?– Да. Но, знаете, как-то так получается, что судьба ко мне благосклонна. Как-то ночью пацанва мыла мне машину. И тут подходит контролировавший их мужик: «Ух ты! Ты Дибров? Класс! Знаешь, дам-ка я тебе сейчас по роже, а потом буду всем хвастать: я избил Диброва». Я просто опешил: Герострат, понимаешь!.. – И тут вы прозрели… – Да. Подъехала милиция, мужика скрутили, все обошлось. А на следующее утро я все бросил и ушел «за кадр». Меня через два месяца забыли, все пришлось начинать с самого начала, и я на всю жизнь запомнил, что, когда идешь по красной ковровой дорожке, у тебя в любой момент может развязаться шнурок на ботинке. Во всяком случае, с тех пор я уже ничего не боюсь. Место на ТВ мне всегда найдется. – А как вы сами для себя определяете, хорошая получилась передача или плохая? – Элементарно! Если в прямом эфире ты не говоришь собеседнику: «Вот, черт, время ушло, а мне так хотелось бы с вами поговорит о...», – значит, это плохая передача. Если ты говоришь: «Ну и наконец последний вопрос: что бы вы хотели на прощание сказать нашим телезрителям?» Или: «Какой вопрос вы бы хотели сами себе задать, но не слышали пока от журналиста?» Вот это – все, это конец передачи. Значит, ты плохой ведущий. Конец должен быть скомкан.