«За Гоголя!»
На сцене БДТ пили горилку, пели украинские песни и рисовали карикатуры на современных петербургских чиновников
Музыкально-драматическая мистерия «Гоголь», посвященная 200-летию со дня рождения великого писателя, единственное исполнение которой состоялось в Большом драматическом театре имени Г.А. Товстоногова, началась со слов виновника торжества. В исполнении Леонида Мозгового прозвучал фрагмент «Петербургских записок 1836 года»: «…куда забросило русскую столицу – на край света! Странный народ русский: была столица в Киеве – здесь слишком тепло, мало холоду; переехала русская столица в Москву – и тут мало холода: подавай, Бог, Петербург!..»По экрану скользила знаменитая «Панорама Невского проспекта» (от Дворцовой площади до Аничкова дворца), выполненная в середине 1830-х годов художником Василием Садовниковым, звучала музыка: Мусоргский, Шнитке, Шостакович, Лядов, Римский-Корсаков. Мозговой читал и другие «божественные гоголевские тексты». Алексей Петренко проникновенно, с надрывом исполнил монолог Тараса Бульбы. Народные артисты Украины Богдан Бенюк и Анатолий Хостикоев, специально прибывшие из Киева, пели украинские песни, подкрепляя их цитатами об украинских песнях из Гоголя. Потом Хостикоев взял пару аккордов на гитаре и «споткнулся».– Хотел еще одну гарну писню заспиваты да забыл слова, – сказал он, – Петренко нагадае!«Там горилку пьют» пели втроем. «Горилку», кстати, пили не только в песне и не только «там», но и на сцене. В одном из фрагментов спектакля БДТ «Ночь перед Рождеством» Солоха подносит Голове чарку, наливает себе: «За Гоголя!» – «За него!»Дважды выходил на сцену не заявленный в буклете художник Михаил Шемякин. Он молча садился за столик у правой кулисы и принимался рисовать гоголевские типы. Зрители наблюдали за его работой благодаря проекции на большой экран. Не знаю, как кто, но автор этих строк ожидал увидеть если и не Тараса Бульбу, то Чичикова, Ноздрева, Хлестакова, Подколесина, наконец. Но первый же персонаж имел характерный «шемякинский» нос – тонкий и длинный, почти жало. («Кто бы это мог быть?») «Петербургский крыс-чиновник», – подписал художник рисунок.Второй образ Шемякин создавал белым карандашом на черной бумаге. Когда под рукой мастера появился рыльцем задранный вверх нос, рожки, казалось, все ясно: черт! Чертик, чертушка получился пляшущий, веселый. И вдруг Шемякин начал выводить по буковкам: чиновник! Зал зааплодировал. А художник взял да пририсовал силуэт Адмиралтейства. И для тех, кто, мало ли, не узнает один из символов нашего города, указал: «СПб, 2009». Впрочем, это следовало бы принять за указание места и времени создания рисунка, если бы… не началась настоящая, пожалуй, единственная за вечер мистерия. Неожиданно на экране появилась спектральная строчная таблица, а еще через мгновение он потух. Шемякин между тем продолжил прорисовку деталей. Потом на непродолжительное время на экране возник законченный рисунок и исчез. – Чертовщина какая-то! – зашушукались в зале.– Да нет же, просто отключили проектор. Кто-то из чиновников вилку выдернул… В интернациональной команде, в десятидневный срок подготовившей «Мистерию», были не только петербуржцы, москвич (Петренко), земляки Николая Васильевича, но и итальянец Фабио Мастранжело дирижировал оркестром Государственного Эрмитажа. – Фабио – символ гоголевской любви к Италии, – сказала художественный руководитель проекта Мария Сафарьянц. – Гоголь не принадлежит ни России, ни Украине, он принадлежит человечеству. Гоголь кометой ворвался на небосклон нашей литературы, соединив многое – страх и радость, боль и счастье, Рим и Петербург, Украину и Россию. По окончании представления в гардеробе две дамы, приятные во всех отношениях, обсуждали «Мистерию». Все как обычно: это понравилось, то не очень.– Наверное, Николай Васильевич остался бы доволен и рукоплескал бы заодно с нами, – подвела черту под обменом впечатлениями одна из них.