Юрий Стоянов: «Я комплексовал, что Товстоногов меня не видит»
Известный актер признается, что во времена работы в БДТ он чувствовал себя свободным только за рулем
Близится чеховский юбилей. Это очевидно уже по тому, как активизировались кинематографисты. Так, мастер отечественного кино Виталий Мельников снимает биографическую ленту про Чехова, а менее знакомый нам режиссер Анна Чернакова – картину не совсем про Чехова, но овеянную духом классика. Рабочее название фильма – «Чехоff». Главную роль играет Юрий Стоянов. – Юрий Николаевич, надо понимать, вы – не Чехов?– Конечно нет. А эта картина и не про Чехова вовсе. История странная, Александр Адабашьян, будучи соавтором сценария, назвал его «арт-хаусовским триллером». Вообще сюжет сложно рассказывать. Дело в том, что в 1992 году выпускница ВГИКа Аня Чернакова сняла фильм по пьесе Чехова «Вишневый сад». Спустя почти 20 лет она вместе с Адабашьяном придумала вокруг этой реальной картины сюжет про режиссера, который когда-то поставил «Вишневый сад» и давно живет за границей. Артисты приглашают его, чтобы он, спустя много лет, восстановил этот спектакль. – То есть это такая «театральная история» в кино?– Ни в коем случае. Нет ничего пошлее, чем когда актеры начинают изображать, как они творят. Постановка нового «Вишневого сада» происходит где-то за кадром. Главное, что мой герой попадает в почти детективную ситуацию, поскольку выясняется, что пригласили его не только чтобы поставить этот спектакль. Артисты задумали еще одну страшную вещицу, которая гарантировала бы скандал, а как следствие – успех.– Да, непростая история. – Прелюбопытная. Надеюсь, что получится. Но пока трудно говорить – съемки только-только начались. А вот забавное уже кое-что было. Все артисты, снявшиеся в том «Вишневом саде», кроме замечательной Татьяны Лавровой, – слава Богу, живы. И, естественно, все пришли на первую читку сценария. И женщины – парадокс! – по прошествии 15 лет выглядят намного лучше, чем мужики. Это значит, что какой-то кусок жизни в этой стране мы прожили хорошо.– А где же в это время были мужчины?– А мужчины почему-то не оценили, что какое-то время было хорошо. Женщины ответили на перемены в стране своей внешностью. Наверное, пришла хорошая косметика, медицина, как-то женщины сумели свою судьбу правильно организовать, в отличие от мужчин. Женщины на этой читке встретились, будто вчера расстались: «Привет, Наташа, привет, Оля». А мужики целый час провели в узнавании друг друга: «Петя, это ты?!» – «Я». – «Да ты чего, не узнаешь меня?» Гениальная была сцена. – Интересно, а как вы сами к Чехову относитесь?– Я боготворю его рассказы и повести, пьесы его мне очень нравятся. Хотя не могу сказать, что я мечтаю в них играть. Кстати, на последнем курсе театрального института я играл Тригорина в «Чайке». Но главное, что я совершенно не чувствую Чехова как человека. Он для меня такая «фотография классика в пенсне». Вот, скажем, Пушкин для меня – живой человек. Вижу, как он сидит, пишет, работает. Ругается. Дерется. То же самое с такой неоднозначной, парадоксальной фигурой, как Гоголь. Я легко могу себе представить в быту этого сумасшедшего гения. Это не значит, что Гоголь – мой кумир. Хотя его «Ревизор» для меня одна из лучших пьес вообще. Ой, да что говорить! Любая фраза из «Ревизора» меня заставляет умирать со смеху. – А в БДТ товстоноговскую постановку «Ревизора» застали?– Да я там дворника с бородой играл, ходил слева направо! Басилашвили замечательно играл Хлестакова. А как Юрский играл слугу его Осипа, павшего такого интеллигента в черных очках! Да, это был гениальный спектакль. Главное, в нем не было этой угрюмости, педалирования: «Страшная Россия!!! Жуткая страна!!! Чернуха…» Наверное, Олег Борисов гениально бы сыграл Хлестакова, но я понимаю, почему Товстоногов не дал эту роль Борисову: он боялся этого крена в тенденциозность, в социальность, немножко в Достоевского. Ему хотелось сделать ужасно смешной, легкий спектакль, и при этом абсолютно современный, пусть он и игрался в костюмах XIX века – с рюшечками, бантиками, чиновничьими мундирами, – в котором через юмор все актуальное прочитывалось и так. – Жалеете, что не вы сыграли Хлестакова?– Да чего ж мне жалеть? Да не сыграл бы я тогда вот так Хлестакова, как Басилашвили. Зато я сам себе завидую, что я видел этот гениальный спектакль. Хотя, признаюсь, тогда тяжело было – стоишь себе за кулисами, с этой наклеенной бородой, будь она проклята... – Вы ведь достаточно поздно состоялись как актер.– Нет-нет. Все вовремя. Хотя, конечно, это был тяжелый период. Подходишь к стенду, где висит распределение ролей, а тебя там нет. А если и есть, то в самом низу, где написано: матросы, солдаты и проститутки и там, среди них, – твоя фамилия. …Разговаривал я как-то с Олегом Павловичем Табаковым. Он мне: «Как, неужели вы играли в БДТ, у Товстоногова? Я вас не помню. Странно, я запоминаю всех хороших артистов». Как же пришлось изворачиваться – мол, видно, когда он смотрел спектакль, я болен был, замена произошла. Страшно вспомнить, что я придумывал, стыдясь признаться: да, я играл, а он и не заметил меня. Конечно, я комплексовал, что Товстоногов меня не видит. И знаете, где я чувствовал себя тогда свободным? За рулем. В театре от меня ничего не зависело, а за рулем все было иначе. Куда ты повернешь руль, туда ты и едешь. Куда? Да никуда. Я так и говорил дома, когда меня спрашивали: «Ты куда?» – «Поехал покататься». Так что все вовремя – я в это верю. И признаюсь, мне очень важно было услышать от Дмитрия Месхиева, у которого я совсем недавно снялся в картине «Человек у окна», простые, но весомые – не буду их озвучивать – слова, очень дорогие для любого артиста. Тем более что Дима – человек достаточно закрытый, сдержанный на эмоции, безумно искренний и, скажу честно, изначально не очень верящий в меня. – Кстати, вы и в этой картине играете главную роль. – Да, я играю неудачливого актера и очень совестливого, болезненно реагирующего на всякую несправедливость, абсолютно не карьерного человека. Если бы жил он в XIX веке, с некоторыми оговорками это был бы князь Мышкин, если бы он жил в Америке в 70-е годы XX века, о нем бы сняли фильм «Человек дождя». А если бы он жил в России в 60-е годы, о нем бы сняли «Берегись автомобиля». А если бы он жил в 80-е, может быть, о нем бы сняли «Осенний марафон». Есть в них нечто общее. Это кино мне особенно дорого. Есть в нем кое-что личное. Надеюсь, что оно получилось. Увидим в сентябре, когда фильм выйдет в прокат. Но я очень верю в Месхиева – он человек с каким-то невероятным чувством на фальшь, на вранье. Дима – режиссер, у которого на профессионализме роль не сыграешь. И мне кажется, в этой картине будет то, что уходит и из жизни, и из ТВ, отовсюду, – искренность. Не пошлая, не сентиментальная, а настоящая.