Юлия Махалина: «Меня спасла Мата Хари»

Прима-балерина Мариинского театра отважилась на неслыханный эксперимент

В раннем детстве у Юлии возникли проблемы с ногами, и врачи рекомендовали физическую нагрузку. Мама повела дочь в хореографический кружок. И первый в ее жизни учитель танца произнес судьбоносную фразу: «Да у вас девочка родилась балериной!» Однако по окончании Вагановского училища в 1985 году контракт с Мариинским театром ей предложили подписать… карандашиком. Впоследствии она будет говорить: «Тот карандашный автограф сделал меня счастливой». Теперь Юлия Махалина – народная артистка России.

 

– Юлия, завтра, 29 мая, ваш творческий вечер в Капелле. Чем будете удивлять?

– Мне кажется, во время каждого своего выхода на сцену артист, будь он звезда или не звезда, обязательно должен чем-то удивлять. Программа моего творческого вечера составлена как своеобразный круиз по хореографии разных стран и разных хореографов, в ней и классика, и современный танец. А также фрагмент из спектакля «Мата Хари», который мы танцуем с Ильей Кузнецовым в Мюзик-холле. Первый раз в жизни – я даже немножко побаиваюсь этого эксперимента – буду танцевать под органную музыку, под «живое» исполнение Баха. Я лично не слышала, чтобы кто-то еще танцевал под орган.

– Идея ваша?

– Мы с продюсером Андреем Базановым стояли на сцене Капеллы, обсуждали предстоящий концерт, и вдруг – как озарение: «А почему бы не использовать и этот инструмент?»

Вечер в Капелле отнюдь не концовка моей балетной карьеры. Творческие вечера помогают поддерживать форму, вести диалог со зрителем.

– С чего вы вдруг заговорили о «концовке»? Я, конечно, знаю, но не стану озвучивать, сколько вам лет…

– Ну сколько мне может быть лет, если у меня в следующем сезоне «серебряная свадьба» с балетом?! Просто мне уже звонили и спрашивали: не прощаюсь ли я с публикой? Нет, конечно же. Пока Бог дает силы, и есть внутренние ресурсы, и, самое главное, пока глаза у меня горят, я хочу и буду и сама танцевать, и передавать опыт.

– А еще творческие вечера позволяют экспериментировать.

– Абсолютно верно. Собственно, эту мысль я и имела в виду, говоря о диалоге со зрителем. В Мариинке я и сама себе не позволю идти на какие-то рискованные эксперименты. Само имя театра обязывает.

Из-за нашей обоюдной с Володей Романовским загруженности мы, к сожалению, пока не осуществили одну замечательную задумку – балетный спектакль-монолог, где бы я одна держала зал в течение всего спектакля, не меньше часа.

– Допускаю, что можно спектакль станцевать в одном костюме, но должны же вы хоть дыхание перевести!

– Костюм может иметь детали, с которыми по ходу действия можно варьировать. А перебивками быть остановки или пантомима, это уже зависит от решения спектакля и хореографа.

Кстати, о моих творческих вечерах. Когда-то Олег Михайлович Виноградов (главный балетмейстер Театра оперы и балета им. С.М. Кирова – ныне Мариинского. – Ред.) предлагал мне к моему 25-летию сделать вечер. На что я ему ответила, что это может быть только неделя балетов: сегодня – «Дон Кихот», завтра – «Баядерка», послезавтра –  «Корсар», а потом – «Лебединое», «Жизель», «Анна Каренина» и т. д. Тогда я была максималистка.

– Юлия, вы танцуете в «Мата Хари». Почему в Мюзик-холле? Спектакль даже с большой натяжкой не отнесешь к легкому жанру.

– После травмы я была в растерянном состоянии. Я не знала, как мне восстанавливаться. Заходила в репетиционный зал, в котором всегда себя чувствовала свободно, птицей высокого полета, а тут как меленький щеночек я куда-то вдавливалась в угол. Психологический барьер был высокий, почти непреодолимый. И вдруг звонит мне балетмейстер Мюзик-холла и предлагает работу над «Мата Хари». С хореографом, имени которого я вообще не слышала. Я никогда не забуду нашу первую встречу с Володей (Романовский. – Ред.): он побаивался меня, а я – его. Но все сложилось. Он потрясающей души и безграничного таланта человек. Володя замечательно выстроил спектакль, он идет на одном дыхании. Все, кто недоверчиво относился к этой постановке, теперь в полном восторге. Даже люди из театра нашего ходили по несколько раз. Спектакль – как ребенок, он растет. То, что было на премьере, сейчас уже совсем по-другому выглядит.

– Что за травма «привела» вас в Мюзик-холл?

– У меня был сложный перелом. Ситуация складывалась прескверная. И я обратилась к спортивному врачу Владимиру Гаврилову, он-то и спас мне ногу. Владимир Владимирович, кстати, не раз спасал меня. И других спасал – даже тогда, когда, казалось бы, уже был подписан приговор. Период моего восстановления затянулся почти на год. Только во время работы над «Мата Хари» я окончательно «набрала» кураж. Так что в моем спасении не последнюю роль сыграл и этот спектакль.

– Если лицо человека, неважно кто он – актер или ведущий, замелькало на телеэкране – все, он уже звезда! Что касается балета, здесь история другая. Можно быть примой, можно быть всемирно известной балериной, а на улицах родного города не остановят, не попросят автограф…

– Мой дом рядом с театром, поэтому ничего странного я не вижу в том, что многие со мной здороваются. А вот где-нибудь на Петроградской могут спросить: «Вы не Махалина?» Это, конечно, меня удивляет, потому что на сцене я выгляжу иначе, чем в жизни. Даже были случаи в Лондоне, когда после «Баядерки» (там довольно выразительный грим, большие глаза нарисованы) меня останавливали на выходе из театра: «А Махалина скоро?..» Был совершенно потрясающий случай. Мы с Фарухом Рузиматовым в Японии пришли смотреть «Спартака», спектакль Большого театра. И половина зала устремилась к нам – брать автографы. Нам стало неловко перед коллегами, и мы ушли.

Но как бы артист ни был благодарен зрителям за любовь и душевное тепло, он обязан помнить, что для того, чтобы ему выйти на сцену, должны четко сработать все службы театра.  Поэтому я по возможности везде с благодарностью говорю и о моем зрителе, и о людях театра, которые остаются в тени моей профессии – гримерах, бутафорах, уборщицах...

Эта страница использует технологию cookies для google analytics.