«Помогло снижение курса злотого»

Польша – далеко не ведущая страна в Европе, ничего особого не представляет и ее экономика. В отличие от США с их долларами, польский злотый не является мировой резервной валютой, в отличие от России, нет у Польши своей нефти и газа. И все же именно польская экономика – единственная в ЕС – в первом квартале этого года показала рост. Почему так происходит, «НВ» рассказал министр экономики Польши Вальдемар ПАВЛЯК.

– Откройте, пан Павляк, секрет, как вам в условиях мирового кризиса, который больно ударил и по Европе, удалось «выйти в плюс»?

– Действительно, Польша – единственная страна в ЕС, которая в первом квартале имела экономический рост в 0,8 процента. Думаю, это результат того, что у нас сохранилась и играет значительную роль промышленность, предприятия. И те, что были созданы давно, и новые, созданные в особых экономических зонах (ОЭЗ), куда инвестируют многие зарубежные компании. А в условиях кризиса особое значение приобрели средние и малые фирмы – у них даже сейчас практически нет проблем. Помогло снижение курса злотого, которое привело к увеличению конкурентоспособности польских товаров на внешнем и  внутреннем рынках. По сравнению с импортными польские товары заметно дешевле. Польская экономика чувствует себя лучше, чем экономики соседних стран. И мы по-прежнему очень заинтересованы в плодотворном и прагматичном сотрудничестве с соседом – Россией.

– Промышленность есть и в других странах, но с ней и больше всего проблем – рабочие бастуют, требуют сохранить рабочие места, правительствам приходится принимать какие-то пожарные меры...

– У нас в прошлом году был принят план стабильности и развития. Он затрагивает и экономическую сферу, и финансовую, и социальную. Речь прежде всего о поддержке внутреннего спроса. Важно, чтобы у людей были деньги, они могли бы покупать товары. Благодаря диалогу правительства с профсоюзами и предпринимателями была утверждена программа, где говорится, с одной стороны, о более гибких условиях труда, с другой – о большей стабильности в сфере занятости. Например, мы договорились с работодателями об отпусках и времени простоя. Если у предприятия накопились большие запасы нереализованной продукции, оно может прервать свою работу на срок до полугода. Но зарплата людям сохранится, пусть и не полностью: часть идет из фондов предприятия, часть – из госфондов. Для нашего правительства все равны – и крупный бизнес, как, например, автозаводы «Опель» в Ливицах, и малое предприятие. Наша экономика достаточно диверсифицирована. В Польше производится большая часть товаров, которые требуются на внутреннем рынке. В условиях кризиса это безопаснее, чем монокультурность в экономике.

– Как Польша защищает интересы своего сельхозпроизводителя от экспансии конкурентов из стран ЕС?

– Крестьянская партия, которую я возглавлял в начале 1990-х, затем вышел, но после вступления Польши в ЕС снова ее возглавил, добилась, чтобы к аграрному сектору Польши при вхождении в ЕС не применялись в полной мере европейские правила. Например, вместо того чтобы дотировать конкретные виды продукции, как это принято в Европе, мы решили дотировать конкретные территории. И это дало возможность польским крестьянам успешно конкурировать с европейскими. К тому же польская продукция более натуральна – это серьезное конкурентное преимущество. Но ключевым все же является территориальное финансирование – оно дает крестьянам дополнительные средства, которые позволяют им вступать в конкурентную борьбу.

– Но сейчас всем трудно, в том числе и аграриям.

– Кризис не кризис, а есть всегда надо. У нас, например, на мужскую одежду спрос падает, а на женскую – наоборот. Для девушек хорошая одежда не тема для дискуссий даже во время кризиса. И с автомобильной промышленностью в целом неплохо, так как сегодня популярны малые и средние автомобили, которые мы в основном и производим.

А вообще, как ни парадоксально, гораздо в большей степени кризис ощущают предприятия, включенные в глобальные сети производителей. Как только снижается спрос на товары, снижается спрос на комплектующие. Это особенно заметно в автомобильной, авиационной промышленности.

– «Польский рецепт» спасения экономики – это опора на свою промышленность и ориентация на внутренний рынок?

– Я бы добавил, что польская экономика открыта, у нас много иностранных партнеров, и долгое время была сравнительно низкая стоимость рабочей силы. Кроме того, мы использовали такие инструменты, как особые экономические зоны, где нет налога на прибыль корпораций. Поэтому в ВВП Польши большая доля промышленного производства – это база для развития нашей экономики. Польский внутренний рынок сравнительно большой – 40 миллионов человек, что тоже стимулирует развитие нашего производства. Значение имеет использование гибкого валютного курса. Экспорт, правда, все равно снизился, так как упал спрос в Европе, но еще больше снизился импорт в Польшу, поэтому платежный баланс значительно улучшился. Таким образом, производство сократилось меньше, чем можно было предполагать, исходя только из оценки объемов экспорта.

– Многие ваши партнеры по ЕС хронически озабочены «газовой проблемой». А Польшу она тревожит?

– Смотря в каком плане. Договоры с «Газпромом» обеспечивают нам достаточное количество газа на текущий год. Сегодня идет дискуссия на тему долгосрочных межправительственных соглашений по поставкам газа из России. Никаких проблем, связанных, например, с ценами, нет, так как все прозрачно: цена устанавливается как определенный коэффициент к средней цене сырой нефти за три предыдущих квартала. И опыт показывает, что такие долгосрочные контракты очень перспективны. Надеемся, что переговоры по межправительственным соглашениям будут завершены к предстоящему визиту Владимира Путина в Польшу 1 сентября.

– Но у вас есть особая точка зрения на «Северный поток»?

– Мы считаем, что гораздо выгоднее было бы реализовать проект, прокладывая новый газопровод через Польшу параллельно первой нитке, там, где уже имеется сопутствующая инфраструктура, выкуплены земли. И конечно, было бы проще и дешевле строить его на суше, чем под водой. С российским министром энергетики Сергеем Шматко мы договорились, что есть смысл создать группу экспертов, которая проанализирует проекты, в том числе второй ветки. Повторю: мы заинтересованы в более практичном решении вопроса, когда газ обходился бы дешевле. Но я понимаю, что в проекте участвуют прежде всего коммерческие фирмы России, Германии и Голландии – им и решать.

– Европа, похоже, излечилась от «чернобыльского синдрома» и намерена развивать атомную энергетику?

– Польша начала подготовку к строительству атомных электростанций. Но пока это касается создания нормативно-правовой базы атомной энергетики. А потом уже начнется выбор партнеров и технологий для строительства этих объектов. Перспектива, о которой можно говорить, – пуск первой АЭС к 2020 году. А если говорить с политической точки зрения, это плюс бесконечность. Направление выбрано.

– А как обстоит с Игналинской АЭС?

– Литва в сотрудничестве с Польшей, Латвией и Эстонией готовит проект второй очереди Игналинской АЭС. Правда, из-за выборов в Литве работы приостановлены.

– Ваш прогноз по развитию мирового кризиса?

– В апреле МВФ сравнил ситуацию с кризисом 30-х годов. Тогда в США промышленное производство вернулось к докризисному уровню через 8 лет. Видимо, будет очень большой разброс между странами в том, что касается последствий кризиса и времени выхода из него. В развитых странах снижение производства оказалось значительно больше прогнозируемого. Если смотреть на источники и причины кризисов, то в 80-е годы он вызывался потрясениями на нефтяном рынке, в 90-е его природа носила финансовый характер. В этот раз сошлись оба фактора: очень сильно подорожали нефть и другое сырье, с другой стороны, лопнули пузыри, раздувавшиеся банками.