«Казаки просили меня сменить фамилию»
Актриса Элина Быстрицкая рассказала «НВ», почему больше не хочет сниматься в кино
Сейчас невозможно представить эту женщину вне актерской профессии. Прекрасные внешние данные, красивый голос, изящество движений – все в ней кажется созданным для сцены и экрана. А ведь в юности Элина Быстрицкая готовилась к иному: отец, военный врач, считал, что дочь должна унаследовать его профессию. Да и сама жизнь Элины складывалась так, что вроде бы ни о чем другом не могло быть и помыслов. – Элина Авраамовна, мы с вами встретились 22 июня – в день начала Великой Отечественной войны, День памяти и скорби. Я знаю, что вы были медсестрой…– Нет, я была санитаркой. В 13 лет. Во фронтовом сортировочном эвакогоспитале я работала до ноября 1944-го. Вернее, сначала в одном, а после того как его разбомбили, в другом. На 3-м и 4-м Украинских фронтах. Это когда уже в наступление перешли. А когда отступали, я даже не знаю, как госпиталь назывался. Отступали же очень быстро. – В одной из публикаций о вас я вычитал, что вы раненым читали Шолохова, и не просто Шолохова, а «Тихий Дон». – Нет, нет. Все было совершенно не так. Война нас застала в Нежине на Черниговщине. Я пришла к комиссару госпиталя в июле 1941-го… Да, наверное, в июле. Раненые уже поступили. Я пришла к комиссару и сказала, что хочу помогать фронту. А поскольку комиссар меня знал, он спросил: «А что ты умеешь делать?» Я помню, что ответила: «Для фронта – все, что надо». Комиссар сказал: «Хорошо, пока иди читай раненым газеты, письма. Если кто не сможет написать ответ, ты грамотная – напишешь». Вот, собственно говоря, то, что я читала. А потом при госпитале открыли курсы медицинских сестер двухмесячные. Меня на них не зачисляли, потому что я маленькая была. Но я исправно на них ходила, внимательно слушала, смотрела. А потом стала работать в лаборатории. В палаты меня старались не пускать. Исполняла работу лаборантки. А в приеме раненых принимал участие весь личный состав госпиталя. Поэтому и мне приходилось и носилки носить, и за ранеными ухаживать. Подать кому надо воды и кому надо – лекарство. И просто поговорить, что-нибудь спеть. – Так вы «Тихий Дон» раненым не читали?– Никогда никому я не читала «Тихий Дон». Во время учебы в театральном институте попробовала прочесть фрагмент из «Тихого Дона» как студенческую работу. Мой педагог сказал: «Це не ваше дило. (Я училась на украинском факультете.) Вам Луизу Шиллера краще буде…» Я запомнила. Кстати, мне так и не пришлось Шиллера играть. А вот на роль в «Тихом Доне» пробовалась. И случилось так, что меня Шолохов утвердил. Ему показали кинопробы. Было достаточно много претендентов на все роли, в том числе и на Аксинью. Шолохов сказал: «Так вот она!» – А я думал, что Шолохов и Аксинья каким-то мистическим образом определили вашу судьбу. У Василия Ланового было так: во время войны школьный учитель читал им «Как закалялась сталь». А годы спустя Василий Семенович сыграл Павку Корчагина. – Нет, в моем случае такого не было. Хотя… Дело в том, что во время войны наш госпиталь находился какое-то время в казачьей станице на Северском Донце. Там я познакомилась с казаками. Узнала, кто такие казачки. Стала понимать разницу между казачками и крестьянками в наших деревнях и селах. Мою Аксинью казаки приняли очень хорошо. Старейшины мне прислали письмо – просили, чтобы я сменила фамилию и имя. – Предлагались варианты?– Вариант был один – Аксинья Донская. Я поблагодарила за честь, но сказала, что ношу фамилию отца и поменять ее не могу. – Может быть, вам и казачье звание присвоили?– Тогда – нет. А сейчас я реестровый полковник. – С правом ношения мундира?– 30 мая на Большой казачий круг я пришла в мундире, при наградах. Мундир красивый, расшитый серебром, погоны серебряные, с двумя просветами, но без звезд – казачьи погоны без звезд. У меня четыре креста «За заслуги перед казачеством». И пятый – за веру и служение Отечеству. – Аксинья – ваша звездная роль в кино. Прошло сколько-то лет, и появился еще один «Тихий Дон» с совершенно другими исполнителями…– Я никогда работу моих коллег не обсуждаю.– Я не об этом…– Насколько я знаю, казаки этот «Тихий Дон» не приняли. Не приняли фильм уже потому, что в нем не были соблюдены абсолютные казачьи каноны. Например, в какую сторону козырек фуражки, в какую сторону – чуб. Ну и так далее. – Если не секрет, почему вы не снимаетесь в кино сейчас? – Вы знаете, из того, что мне предлагали, ничего такого, ради чего стоило бы этим заниматься, не было. Мне вдруг захотелось посмотреть, как я работаю, и я снялась в небольшой роли на киевской студии в картине «Возвращение Мухтара». Симпатично получилось. Но это не масштаб. Понимаете, у меня были такие взлеты, что очень трудно сегодня что-нибудь адекватное найти. Если бы был сценарий, в котором что-то меня увлекло, я, конечно, не отказалась бы. Но пока нет. И может быть, и не будет. Я не горюю. У меня в театре все в порядке. Малый театр в Питер привез три спектакля с моим участием. «На всякого мудреца довольно простоты» и «Горе от ума» мы уже отыграли. А 30 июня и 1 июля будет «Круг» Моэма, у нас он называется «Любовный круг». Я не хочу ничего говорить о моих работах. Это дело театроведов. У меня другая профессия. Могу только сказать, что я всегда работаю основательно. Это для меня радость. Я очень люблю свою профессию. Вся жизнь в ней, и главное – все самое прекрасное с нею связано. У меня также есть концертная программа. Вы знаете, я позволила себе петь. Спела романс из «Добровольцев» «Вот так и живем…» и написанный молодым композитором Александром Покидченко романс на стихи Вероники Тушновой «Июль». А вообще я всегда читаю фрагмент из «Тихого Дона», читаю «Молитву» Ильи Резника, стихи Андрея Дементьева и Вероники Тушновой.– Когда-то была такая популярная программа «Товарищ кино», которая собирала стадионы… – Да, я принимала в ней участие. До одного случая. Это случилось на стадионе. Закончилось представление. Мы сели в машину: Марк Бернес, Михаил Иванович Жаров и я. Зрители подняли зад машины, чтобы не дать нам уехать. Поскольку я сидела сзади, я повернулась и увидела разъяренные лица. Это не то состояние, которое хотелось бы вызывать нашими выступлениями. При чем тут искусство, мне непонятно. И я перестала принимать участие в программе. – У вас очень необычные увлечения. Совершенно, извините, не дамские. – Вы имеете в виду бильярд? – И рыбалку.– Ну, рыбалка давно в прошлом. Когда я в Литве работала, я любила на озера ездить, с удочкой могла просидеть десять часов в лодочке. Даже под дождем. Чтобы поймать хоть что-нибудь. А потом весь улов отдавался кошкам. Я росла подвижной, спортивной девчонкой. Вместе с двоюродным братом. Что у него, то и у меня. Я с ним соревновалась. Отсюда и бильярд. Нам купили игрушечный бильярд с металлическими шариками. А потом, когда я уже с мужем ездила на какой-нибудь курорт, там всегда находился бильярдный стол. Муж у меня хорошо играл на бильярде. И тогда уже мы с ним соревновались. – Надеюсь, вы играли не на деньги?– Никогда! Только на победу! Больше ничего. Сравнительно недавно был турнир на «Кубок Кремля». Я выиграла у Жириновского в последнем шаре. Но он сказал: надо уступать женщинам.– Как высоко вы оцениваете способности Владимира Вольфовича – бильярдиста?– Ну как я могу оценивать? Если я выиграла – значит он слабее играет. – Может, подставлялся?– Ну да! Подставлялся! В последнем шаре он подставлялся! Подставлялся бы, так дал бы выиграть шара на три, на пять. Были у нас и с актерами МХАТа соревнования. Одну партию я проиграла: у меня – четыре шара, у партнера – восемь. Потом мы сыграли вторую, и я выиграла вчистую. Играть так играть!..