Поём не хуже немцев
С той поры как пала Берлинская стена и на месте бывших пустырей, поросших бурьяном, словно по мановению волшебной палочки вознесся огромный бизнес-комплекс Sony с нахлобученным на него стеклянным переливчатым колпаком-крышей – сущая рукотворная Фудзияма, – две части Берлина срослись и город заполучил в общее пользование культурные институции в двойном комплекте – с западной и с восточной стороны.
Ну, с восточной частью все ясно: при разделе Иосиф Виссарионович Сталин, мудро рассудив: «Лучше меньше, да лучше» – затребовал самую богатую часть Берлина – с официозной главной улицей Unter den Linden («Под липами»), протянувшуюся от Бранденбургских ворот до Острова музеев и далее, до Александерплатц. Соответственно, к ГДР отошли все сокровища, которые в этих четырех островных музеях хранились. А заодно главный оперный театр Staatsoper Unter den Linden. Позже возле пафосного здания советского посольства возник новый оперный театр, Komische Oper, в котором все оперы идут только на немецком языке, дабы приблизить искусство к народу. С другой стороны, на территории ФРГ после раздела возникла Deutsche Oper. Вплотную к Берлинской стене с запада подступил созданный как альтернатива Острову музеев Kulturforum. По инициативе Герберта фон Караяна рядом вознеслось конструктивистское здание Берлинской филармонии, блистая золотыми гранями сложносочиненной крыши. Теперь, когда на площади Жандарменмаркт открылось после реконструкции старинное здание – Концертхаус (главный зал – точная копия знаменитого венского Musik Ferein’а), Берлин получил два высококлассных филармонических зала и три активно работающих больших оперных театра, не считая бесчисленных камерных театриков, оперных антреприз и отдельных оперных проектов.Понятно, что теперь оперные театры работают в Берлине в условиях жесточайшей конкуренции. Им приходится буквально биться за каждого зрителя, привлекая его бонусами, абонементами, яркой рекламой и популярными оперными названиями. Однако, к чести немецких театров, добавим: они никогда не идут на поводу у вкусов зрителя. Баланс между ультрарадикальными и консервативными постановками, между репертуарными и малоизвестными операми сохраняется во всех берлинских театрах, но конкретные пропорции новаций и консерватизма в репертуаре определяются эстетическими предпочтениями и склонностью к риску того или иного руководителя – интенданта театра или артистического директора.Когда Берлин превратился в единый город, встал вопрос: не слишком ли много в нем оперных театров? Для экономии бюджета попытались было слить воедино Deutsche Oper и Staatsoper Unter den Linden. Однако проект встретил мощное сопротивление музыкальной общественности, и его до поры до времени отложили. Сокращение финансирования негативно сказалось на продукции Deutsche Oper. Театр, в котором во времена ФРГ платили самые высокие гонорары в Европе, – обстоятельство, во многом обеспечившее устойчиво высокий постановочный и вокальный уровень спектаклей, на нынешнем этапе явно проигрывает в конкурентной борьбе за зрителя той же Staatsoper.Два спектакля, прошедшие подряд на сцене Deutsche Oper, красноречиво продемонстрировали кризис, настигший театр. На «Волшебном стрелке» Вебера в постановке Александра фон Пфайля, собралось от силы ползала. «Золушка» Россини в постановке сэра Питера Холла – возобновление спектакля 2005 года – почти премьера, и публики на «Золушке» было гораздо больше.Впечатления оказались неутешительными: оба спектакля демонстрировали ориентацию на самые невзыскательные вкусы малоискушенного зрителя. Визуальный ряд в «Волшебном стрелке» выстроился неприхотливо: все действие оперы, включая адскую сцену литья волшебных пуль в Волчьей долине (между прочим, этот эпизод – один из самых эффектных «ужастиков» в оперной литературе), происходило в одних и тех же декорациях. Представьте парадную залу в деревенском охотничьем клубе: на стенах – портреты охотников и оленьи рога, вдоль стен расставлены диваны, скромный алтарь для Агаты соседствует с глянцевыми изображениями полуголых красоток. Дьявольщина возникает в спектакле обыденно и просто, как в фильме Дэвида Линча «Твин Пикс»: из-за плеча вдруг глянет гуттаперчевый персонаж с вкрадчивыми кошачьими движениями и неопределенной улыбкой, Самиель, встанет на четвереньки, дотронется мягкой лапой. Метафора ясна до прозрачности: дьявол искушает Макса, взывая к животному началу в человеке, будучи сам животным, хищным зверем, подстерегающим жертву.Музыкальная часть оставляла желать лучшего: оркестр, ведомый Ульрихом Виндфуром, то и дело спотыкался, расходился с певцами, звучал хило, неряшливо, сумбурно. Состав исполнителей более чем средний.Несколько выше по исполнительскому уровню оказалась «Золушка»: исполнительница главной партии Раксандра Донозе блистала глубоким эротичным меццо и в целом справлялась с виртуозными ариями. Постановка, выдержанная в консервативном «постстрелеровском» стиле, воображения не воспламеняла: костюмы времен Директории и Наполеоновских войн, дотошно выписанные «итальянистые» декорации, слишком конкретизированная бытовая среда, с продавленным креслом у камина, щербатым столом, огромным буфетом с бутылками.Уподобление Анджелины – Жозефине Богарне, а Принца (Марио Зеффири) – Наполеону Бонапарту на миг позабавило странностью сравнения, но и только. Натужное комикование Отца и сестер не вызвало даже улыбки. Невольно вспоминалась летучая и изящная «Золушка» в театре «Зазеркалье»: вот где было и весело, и смешно! Лихие виртуозные ансамбли получались у питерских певцов куда лучше. Что наводило на важный вывод: не все так плохо в нашем королевстве! Пока Deutsche Oper, лишенная уникального статуса главного театра бывшей ФРГ, «разрушается и падает», как Римская империя, у нас в Питере нет-нет да и появляются спектакли вполне европейского уровня.