«Такая страсть в нем кипела»
Сегодня писателю, режиссеру и актеру Василию Шукшину исполнилось бы 80 лет
О писателе, драматурге, режиссере, актере Василии Шукшине можно говорить бесконечно. По определению его друга актера Станислава Любшина, более искреннего человека, чем Шукшин, он не встречал. Василий Макарович был тем, кому хотелось верить, он был настоящим, зрелым российским мужиком, которому открыта мудрость жизни, и все кругом понимали или, во всяком случае, догадывались, что печется он об устройстве этой жизни всерьез. А ведь Шукшину было всего 45, когда он ушел из этой жизни. Он был разным – и нежным, и сильным, и грубым, и необузданным, о нем есть немало воспоминаний современников. Правда, многих и в живых теперь уже нет, как нет Георгия Буркова, Андрея Тарковского, Нонны Мордюковой, Ролана Быкова, Анатолия Папанова. Поэтому так ценны свидетельства тех, кто может рассказать о нем сегодня с высоты прожитых лет – с оценкой временной и при этом беспристрастной.«О том, что получил «Золотого льва», Шукшин узнал из газет»Станислав Любшин, народный артист РСФСР:– Я познакомился близко с Василием Макаровичем в Судаке, на съемках картины «Какое оно, море?». У него тогда был трудный период в жизни – разошелся с женой Викторией Софроновой и переживал так, что заборы кругом летели. За оглоблю чуть что хватался. Только одна девушка могла подойти к нему и успокоить – Лидия Федосеева. Наутро он приходил на съемочную площадку с виноватым видом – совершенно не помнил, кого обидел. И очень радовался, если никаких последствий не было. И таким легким и веселым человеком становился! Как-то раз я попытался его на путь истинный наставить: мол, вы известный писатель, актер, да еще и режиссер, и такие вещи себе позволяете! А он мне – матом. Я с ним несколько дней не здоровался. И вот как-то ночью Шукшин в окошко моего домика постучался и кинул мне в комнату рассказов семь: «На, почитай, я только сейчас их написал». И ждал у окна, пока я читал. Мне было ужасно стыдно, что я посмел его учить жить. «Ну, понял?» – бросил он мне и пошел прочь. В ту ночь я решил, что если когда-нибудь буду снимать фильм, то по драматургии Шукшина. Так и случилось – это был фильм «Позови меня в даль светлую»... В Госкино знали, что Шукшин пил, и не приглашали на фестивали. О том, что его картина «Живет такой парень» получила в Венеции Гран-при – «Золотого льва», Шукшин узнал из газет. Потом Андрей Тарковский привез ему фотографию этого льва.А еще коллеги из Госкино не могли простить ему русскую самобытность и национальную гордость. Однажды в Париже, куда Шукшин ездил на премьеру фильма «Странные люди», у него подгорел воротник плаща в гардеробе. Шукшину предложили взамен дубленку – все наши из делегации уже начали было завидовать, а он уперся: что я, нищий? Дубленки не взял, так и проходил всю поездку с прожженным воротником. Купил в Париже только карманные часы, о которых долго мечтал. Но в Москве тут же их кому-то подарил...«Он мечтал, чтобы Россия стала свободной»Юрий Назаров, народный артист России:– Мы снимались с Василием Шукшиным в двухсерийной картине режиссера Виктора Трегубовича «Даурия» в 1971 году. Хроника жизни забайкальской деревни накануне Первой мировой войны. Любопытно, что во время съемок мы даже и не общались, но, видно увидев меня уже потом на экране, Шукшин захотел занять меня в своем будущем фильме о Степане Разине по роману «Я пришел дать вам волю». Мы встретились на киностудии имени Горького. Шукшин передал сценарий и сказал, что хотел бы предложить мне роль Фрола, брата Степана. Василий Макарович много и нервно курил и много говорил – пытался подробно донести до меня идею, замысел будущей картины. А я, честно сказать, почти не слушал, думал: зачем это мне – ведь у меня в руках сценарий, приду домой, прочитаю, и на следующей встрече поговорим, помозгуем, как два русских мужика, о какой России мечтал Стенька Разин? Я действительно сразу начал читать сценарий и очень скоро понял, что надо его поставить дома на самое невидное место – в книжный шкаф на заднюю полку, чтобы никто не покусился, не своровал. Мне жутко сценарий понравился, такой нерв в нем, такая страсть кипела, и такая родная, узнаваемая Россия представала. Хотя при этом я понимал, что в сценарии очень много осталось от романа, и рассуждения, и раздумья, и переложить их на кинематографический язык – задача неимоверно сложная. Да и, казалось мне, Шукшину с его натянутыми как струна нервами вряд ли вообще удастся поднять столь огромный пласт. Тут же и историческую эпоху надо было воссоздать, и батальные сцены, и очень много судеб, характеров переплести. Я знаю, как это трудно, потому что снимался в том же «Андрее Рублеве» у Андрея Тарковского – это колоссальные затраты и нервов, и сердца. Тем временем сам-то я, самонадеянный тип, хотел Шукшину предложить себя еще и в другой роли – Ивана, старшего брата Степана Разина, считал, что легко потяну два образа, был у меня такой опыт. Только ничего этого я уже Шукшину не успел сказать. Потому что второй встречи по поводу съемок не было. Фильм с производства сняли – насколько я знаю, на киностудии было очень мало денег, и место надо было уступить таким корифеям, как Герасимов. Не знаю, насколько переживал этот момент Шукшин, но очень скоро вышел его фильм «Печки-лавочки», где он блестяще сыграл в дуэте со своей женой актрисой Лидией Федосеевой. А потом появилась его знаменитая «Калина красная». Кто знает, осталось бы сил у Шукшина снять свои знаковые фильмы, если бы он работал над «Разиным», – потому как выглядел он в те дни гораздо хуже, гораздо нервознее, чем даже во время съемок последнего для него фильма «Они сражались за Родину». Василий Макарович мечтал о том, и это есть в его сценарии о Степане Разине, чтобы Россия стала свободной демократической страной. Но я думаю, если бы Шукшин дожил до наших дней, вряд ли бы он приветствовал ту демократию, которая сейчас у нас. Думаю, что так же удручен был бы и Андрей Тарковский. Эти два человека – совершенно разных, один из потомственной интеллигентской среды, другой – самородок из сибирской глубинки – для меня сегодня видятся людьми какой-то одной пробы, одного нравственного замеса, и не только потому, что были с одного курса ВГИКа. И Шукшин, и Тарковский имели высочайшую требовательность к себе, к предназначению в жизни, не способные на низость, предательство, истратившие себя ради своей профессии. Не только литры крепчайшего кофе, которые Шукшин выпивал, находясь в монтажной, подорвали его сердце. Сердце не выдержало того бешеного ритма, который он сам для себя задал...«Сейчас человека с такой обнаженной душой не встретишь»Георгий Штиль, народный артист России:– Мне довелось довольно близко общаться с Василием Макаровичем, когда он бывал на съемках (а снимались мы с ним в «Даурии», он играл бывшего каторжанина, а я анархистского батьку) или еще по каким-то делам в Ленинграде. Часто разговаривали с ним о жизни – думаю, во многом я сформировался как личность, как актер благодаря этому общению. Для меня Шукшин стал учителем в жизни. Что подкупало особенно – он не любил под кого-то подделываться, играть не свойственные ему роли. Не скрывал, что в чем-то необразован. Лично мне рассказывал, как, поступая по рекомендации знаменитого Ивана Пырьева во ВГИК на режиссерский факультет, на вопрос: «Читали вы «Войну и мир» Толстого?» – ответил, что нет. Другого бы отфутболили, но не Шукшина – к тому же его Пырьев привел, да и видно было, что человек талантливый, писал отличные рассказы. Во ВГИКе он закончил мастерскую Ромма. Шукшин самообразовывался всю жизнь. Нередко просил достать ему редкие книги по истории – и я с удовольствием покупал в самом лучшем букинистическом на Литейном литературу и носил ее к поезду, которым Шукшин уезжал в Москву. ...Я никогда не был у него дома, не видел их отношений с Лидией Федосеевой, но Шукшин часто повторял, как горячо он любит ее и детей. Все говорят о его взрывном характере, но, общаясь с ним, я прежде всего чувствовал его скромность, удивительную порядочность и извечную муку за Россию. Это на каждом шагу проявлялось – сейчас человека с такой обнаженной душой, наверное, и не встретишь. Он был простой и щедрый. Однажды он мне подарил рассказ «Ваня, ты как здесь?». И я читал его на эстраде.Шукшин сам умел потрясающе читать свои произведения. Однажды я присутствовал на читке пьесы «Энергичные люди» в БДТ. Георгий Александрович чуть под стул не падал от смеха. Пьеса была блестящей, и Товстоногов сразу взял ее для постановки. Пока Шукшин читал пьесу, он две пачки своей любимой «Примы» выкурил. Так нервничал… Шукшин умел признавать ошибки и менять свое отношение к людям. Одно время он был одержим идеей вывести на чистую воду Михаила Шолохова и доказать, что не его перу принадлежат «Тихий Дон» и «Поднятая целина». Однако когда Шукшин лично познакомился с Шолоховым, то оставил свою идею и даже подружился с Шолоховым, ему совсем стало неинтересно его разоблачать.Думаю, Шукшин был настоящим талантом и относился к тому разряду людей, которые не считаются ни со временем, ни со своим здоровьем, когда чувствуют, что их творчество кого-то вдохновляет. Как Ростропович мог играть всю ночь на виолончели, как Высоцкий мог подолгу петь под гитару, так и Шукшин мог часами читать рассказы тем, кто этого хотел. Он жил для людей – и это не высокие слова, это так и есть. И второго Шукшина просто не возникло в этой жизни.