Николай Мартон: «Я научился фокусничать!»
Известному артисту спустя полвека работы в театре пришлось сыграть юношу
Николаю Мартону – корифею Александринского театра, народному артисту России – исполнилось 75 лет. За его плечами – участие в десятках театральных постановок и кино. Последний год в любимой им Александринке был для Мартона испытанием, актеру пришлось проживать очень непростые и необычные для него роли: сначала юноши (спектакль Андрея Могучего «Садоводы»), потом – Смерти (спектакль «Ксения. История любви» Валерия Фокина), а совсем скоро он выйдет на сцену в роли ангела-фокусника в спектакле Андрея Могучего «Изотов».– Николай Сергеевич, сейчас вы репетируете новый спектакль, в котором вам досталась необычная роль…– «Изотов» – современная пьеса, я бы сказал, довольно странная. Простая и философская одновременно – как это бывает у Могучего. Роли в этом спектакле для меня изначально не было. Но Андрей Анатольевич, ничего не говоря, вписал меня. Когда я спросил Валерия Фокина: «А Мартон-то зачем?» – он ответил: «Пускай будет. Такое впечатление, что вы у Могучего уже как талисман».Потом шли репетиции без нас, и вдруг Могучий, случайно встретив меня, говорит: «Есть идея. Это будет ангел. Но не просто ангел, а ангел-фокусник». И только на репетициях я понял, что на самом деле от этого ангела требуется… Мне сказали: «Фокусники должны владеть искусством фокуса. Будьте любезны, Николай Сергеевич. Вам будет мастер-фокусник из цирка, начинайте работать». И я начал. Теперь могу сделать так, чтобы и тросточка летала, и голова «проваливалась». Со спичками, с тросточкой, с веревочкой – очень интересные фокусы… – Домашних-то фокусами радуете?– Конечно, я их показывал не только в театре, но и дома, даже соседи приходили смотреть. Трость летает – а они: «Николай Сергеевич, боже мой, это ж надо!» Актер обязан сделать все, что ему может быть предложено хорошей режиссурой.Андрей Могучий работает в особой системе. Он пытается идти от человека. Его биография, вся его жизнь, сколько он прожил – молод ли он или уже стар – все это интересно ему. Приходится очень много фантазировать, кто твоя мать, кто отец, как ты рос, где родился. Потом тебя сажают в кресло и начинают задавать вопросы по твоему персонажу. И все должно состыковаться, линия жизни должна вырисоваться очень точно, чтобы ты ничего не соврал.– Вот мы говорили о биографии персонажей, которых вы играете, а хотелось бы услышать о вашей жизни. Как вы росли, откуда появилась тяга к этой небанальной для юноши из деревни профессии – актерству?– История такова: под Киевом есть Макаровский район, село Мотыжин. Через улицу жили две семьи. В одном доме – беженцы, которые пришли откуда-то со стороны Днепропетровска и осели здесь, – отец, мать и девочка. Фамилия этого человека была Мартон, Сергей Павлович – мой будущий отец. А рядом жили Кравцовы – отец, мать и тоже девочка. Звали ее Шура. Ему было где-то 45 или 46, а ей – 18. Они возьми да и влюбись друг в друга, да так, что и сделать ничего нельзя. А это село! Так родился я. В деревне оставаться было нельзя – скандал, крик. Отец забрал нас с мамой далеко в другую деревню, километров за 50–60. Так я жил до 6 лет. А потом умерла мама. Воспаление легких. Спасти ее было невозможно – ни пенициллина, ничего тогда не было. Она просто «сгорела» за неделю. Шестилетний ребенок остается без мамы и так прожил всю свою жизнь до сегодняшнего дня. Страшнее ничего придумать нельзя. Отец забрал меня и вернулся в свою семью. Можете себе представить отношение к мальчику семьи, которая была оставлена отцом. Это было довольно тяжелое детство. Но я все равно с благодарностью вспоминаю мачеху, которая все равно за мной смотрела, и ухаживала, и растила меня.Потом началась война. Я ее видел. Бабушка забрала меня в Киев, и там я услышал первые разрывы бомб. Я проснулся, потому что они взрывались совсем недалеко. В Киеве стало очень опасно, и отец меня снова забрал в деревню. Там я тоже видел войну. В школе был госпиталь, шли операции...Когда война закончилась, я поступил в школу и закончил семь классов. За это время я научился делать всю крестьянскую работу – щипать кур, кормить скотину, копать, сажать картошку, жать жито и так далее. Театр я увидел впервые, когда к нам в деревню приезжали артисты из Национального театра имени Франко из Киева. Тогда были выборы, и они агитировали за кого-то. Потом я сам участвовал в деревенской самодеятельности. А после окончания семилетки я поступил в ремесленное училище в Киеве, по профессии токарь по металлу. В училище я познакомился с женщиной, которая и привила мне любовь к театру, посоветовала посвятить ему свою жизнь. В ремесленном училище я сыграл Олега Кошевого, потом пушкинского самозванца, причем все чин чином, в костюмах. Я – самозванец, а главный бухгалтер училища – Марина.Нужно было поступать в театральный институт – а у меня 7 классов образования. Я отправился в вечернюю школу. Закончив, подал документы в Киевский театральный институт и прошел с первого же раза. В прошлом году я был в Киеве после долгих лет разлуки. Побывал на своей родине, сходил на могилы своих отца и матери. А самое главное – встретился с теми, кто еще остался жить и работать на этой земле, – с несколькими из моих сокурсников. Нас было 12 человек, из которых получилось шесть народных артистов: пять – на Украине и один – я – в России. Такой курс был хороший. – Сегодня в театрах утрачивается школа. Многих актеров бывает попросту не слышно…– Это страшное дело. Во-первых, это неуважение к публике. Ты обязан говорить так, чтобы тебя слышали. Был один гений – Смоктуновский, который произносил роль тихо и говорил: «Слышат меня пять рядов – ну и хорошо. А дальше – что же делать? Я больше не могу». Но он был гениальным артистом и имел право себе это позволить. Но всем остальным – нельзя. – Скажите, вам важно, какая публика приходит в зал? Как она одета? Ведь раньше в театр надевали все самое лучшее, приходили со сменной обувью…– Это важно не только для актера и театра, в который приходит зритель. Я думаю, что это очень важно и для самих зрителей. Если они нашли время пойти в театр, почувствовали в своей душе такую потребность – значит, это уже праздник, правда? Ну а раз это праздник, не пойдет человек на него в рваной обувке! Он наденет хорошее платье, нормальный костюм, галстук… – Театр – это праздник для зрителя, но работа для актера. А как проходит ваше свободное время?– Я обязан поддерживать свою физическую форму. Так что, даже если мне не хочется, я обязательно должен три раза в неделю ходить в бассейн. Потом я хожу 2–3 километра за день – по городу, иногда гуляю на Крестовском острове. Летом езжу в свой старый загородный дом. Так как я крестьянский сын, то люблю землю, и хоть ничего там не сажаю, но окучиваю кусты, привожу в порядок хозяйство, топлю печь дровами. Вот сегодня я там встретил удивительного человека. Он привез нам на автомобиле два куба дров. Но каких! Березовых, да срезанных бревно к бревну, да разрубленных тонко-тонко, да чистых-чистых. Я говорю: «Слава, как вам это удается?» Он говорит: «Николай Сергеевич, мне моя работа доставляет удовольствие, но я хочу, чтоб и людям было приятно. Посмотрите, какие они красивые!» Вот это отношение к своему делу!Сегодня в Александринке идеальный порядок. И не потому, что люди боятся, – совсем нет. Там директором, художественным руководителем и его командой так все выстроено, как швейцарские часы. Почему же нельзя сделать так везде – в школе, в поликлинике, на заводе, в республике, в Петербурге, в Москве и во всей России? Нужно постепенно кадры растить, воспитывать их, доверять им, спрашивать с них, наказывать – как угодно. Но чтобы каждый делал свою работу так, как делает этот парень, который возит дрова. Может, это утопия, может, это невозможно сделать. Но стараться ведь нужно, правда?