«В Кремле я штаны просиживал»
Известный литовский актер Регимантас Адомайтис считает, что актерам не место в политике
Российский зритель узнал этого замечательного актера в разгар хрущевской оттепели – в 1965-м, когда можно стало снимать неоднозначные фильмы, такие как «Никто не хотел умирать». Актера, появившегося на экране вместе с двумя другими литовцами – Банионисом и Будрайтисом, – запомнили. Потом были картины «Король Лир», «Игры взрослых людей», «Трест, который лопнул», «Потерянный кров». Адомайтис стал знаменит. И сегодня москвичи, крайне редко видящие артиста на экране и уж тем более на сцене, по-прежнему узнают его на улице. А вот в Вильнюсе, где он постоянно играет сразу в нескольких театрах и снимается в рекламных роликах, – нет. Почему так происходит, сказать сложно. Но актер сформулировал вполне достоверное объяснение: –В России люди непосредственны, открыты в выражении своих эмоций. А у нас на артистов никто и никогда не обращает внимания. И это не потому, что литовцы – люди замкнутые. Просто мы, провинциалы, все знаем друг друга. А когда, как в семье, каждый день общаешься, перестаешь воспринимать встречу как какое-то выдающееся событие. – Вы называете Вильнюс провинцией?– Безусловно, если брать в российских масштабах. У нас ведь и миллиона жителей не наберется.– А не хотелось вам уехать туда, где больше зрителей?– В Россию? Нет конечно. Я бы не смог жить ни в Москве, ни в Петербурге. Характер у меня замкнутый, а у вас движение, шум, беготня, за которыми я не успеваю. То есть ваше телевидение я смотрю постоянно, почти каждый день. Но жить – нет… – Ну, пусть не в Россию, куда-нибудь в Европу. Вы ведь снимались и в Германии, и в Италии, и во Франции. – Нет… Все мы элементарно стареем, и для меня теперь уже языковый барьер практически непреодолим. А кому нужен драматический актер без знания языка? В кино теперь звук пишут сразу же на площадке, и переозвучка стоит очень дорого. Я знаю несколько людей, которые уехали из Литвы. Бродят теперь по Лондону и по Нью-Йорку, ищут: слава моя, ты где? На мой взгляд, это не просто ошибочный путь, это полная ерунда и глупость. Да и потом – я никогда не считал себя звездой, не люблю эти игры светского общества.– Почему игры? У вас же есть несколько вполне реальных званий и наград на кинофестивалях!– Получать звание всегда приятно. Это льстит самолюбию. И я горжусь тем, что был народным артистом СССР. Но в Литве теперь в программах и на афишах этих званий не указывают. Но это и понятно… – Не признают?– Я бы так не сказал. Но вы же не станете возражать, что в сегодняшней жизни идет очень серьезная переоценка ценностей, и авторитеты почти уничтожены. Хотя… Это мой взгляд, и не исключено, что я сгущаю краски, перебарщиваю. Наверное, у каждого времени появляются проблемы такого рода, и надо просто смотреть на них реально. – Смотреть со стороны? Не пытаться что-то изменить? – Как? Где? В политике? Но, во-первых, я вообще аполитичен, это мне чуждо. А во-вторых, меня жизнь уже втягивала в это дело. При социализме я был народным депутатом СССР, в Кремле, извините, штаны просиживал. Потом стоял у истоков нашего народно-освободительного движения «Саюдис». Но все уже давно в прошлом. И вообще я считаю, что актерам в политике не место. Ваши Михалков, Говорухин, Кобзон мелькают в Думе – а зачем? Им там просто нечего делать!– Ну, в Литве, положим, вообще артиста-пародиста спикером сейма выбрали!– Это, мне кажется, не делает чести ни парламенту нашему, ни республике. И провал, которым все это закончилось, только доказывает, что всему должна быть мера. Ею надо руководствоваться во всем. – А чем вы руководствовались, когда уходили из труппы Национального академического театра драмы? – В Литве вышло постановление, по которому работающих пенсионеров лишали пенсии. Я подумал: чего это мне терять деньги? И ушел. – Но почему не вернулись, когда тот закон отменили?– Подумал: зачем быть постоянно привязанным, если можно быть свободным и играть даже больше, чем в труппе? Я ведь индивидуалист, не люблю, когда мне что-то навязывают. – Может, надо переквалифицироваться в режиссеры?– Никогда! Я ведь совершенно не умею руководить.– И при этом в кино играли в основном крупных начальников и генералов…– Играл, играл. Но по натуре я – обычный рядовой солдат. Это ведь только со стороны кажется, что жизнь известного актера – сплошь цветы, овации и поклонники. А на самом деле – работа, работа и работа. Как у слесаря-сантехника или водителя троллейбуса.– Простите, но в этом я с вами не согласен. Водитель изо дня в день ездит по одному и тому же маршруту, а артист, выходя на сцену, каждый раз проживает новую жизнь!– Это вы о системе Станиславского? Я долго исповедовал эту веру, старался вживаться в каждую роль, представлял: я в данных обстоятельствах, если бы я был этим человеком... И только с годами понял: актер должен, как говорил Михаил Чехов, быть просто рассказчиком. Входить в роль – не безопасно, можно заиграться, не вернуться в реальный мир. – У вас был такой опыт? – В какой-то мере. Когда мы репетировали «Затворники Альтоны» Сартра, я так вживался в роль Франца, что буквально довел себя до истерики. Вы ведь помните эту пьесу?– Если не ошибаюсь, там немецкий солдат годами прячется на чердаке потому, что сначала верно служил фюреру, а потом начал терзаться муками совести и в результате повредился рассудком?– Да. И я в какой-то момент понял: хватит! Пора попридержать коней, чтобы тоже не сойти с ума.– При вашем опыте можно, конечно, играть и на чистом профессионализме…– Профессионалом человека может сделать только долгая практика.– Но в этом есть и некая опасность – зритель всегда чувствует фальшь, ложь и этого не прощает. – Я говорил совсем о другом. Бывает, безусловно, и такое. Но я имел в виду, что надо уметь держать роль от себя на определенном расстоянии. Отработать, снять грим, переодеться и спокойно идти домой, оставаясь самим собой. – А какой вы вне работы, в обыденной жизни?– Спокойный. Медлительный. Люблю читать, ловить рыбу в озере, копаться в огороде на даче и плести корзины из прутьев. В общем, самый обычный литовец, который понимает, что счастье – это работа, семья, здоровая душа и возможность жить естественно. Без лжи.