Александр Ширвиндт: «Мне уже давно не смешно»
Худрук Московского театра сатиры, который открывает новый год спектаклями в Петербурге, считает, что «грусть – это признак ума».
Московский театр сатиры новый год (просьба не путать с сезоном) открывает в Петербурге – питерские театралы смогут увидеть три спектакля, в том числе «Мольера» по пьесе Михаила Булгакова «Кабала святош». Спектакль значимый для худрука театра Александра Ширвиндта, в какой-то степени даже исповедальный. – Александр Анатольевич, классический вопрос журналиста: «Расскажите о самой прикольной встрече Нового года», с вами же все время что-нибудь происходит…– Да ничего подобного. Я не кокетничаю – со мной действительно ничего не происходит. Раньше – да, было дело по молодости лет. Было больше необходимости адреналина и меньше возможностей. А сейчас меньше других возможностей, тогда – финансовых, а теперь, как ты (обращение к собеседнику на «ты» характерно для Александра Ширвиндта. – Прим. авт.) понимаешь, физических. Раньше мы с Державиным срывались и летели на рыбалку куда-нибудь в Астрахань. А сейчас рыбалка – это солидный выезд. Термос, трубка, ребята сопливые червей подносят, ты с ними расплачиваешься, сидя на мягком стульчике. И – глубокий сон. У меня действительно не было необычных встреч Новых годов. И потом, все эти придумки, что сегодня год Обезьяны, завтра – Петуха… И надо одеваться в голубое, или в перламутровое, или в красное. И эти статуэтки, которые люди как оглашенные покупают в надежде на исполнение надежд. И ничего никогда не сбывается…– В последнее время хоть что-то вас развеселило?– Что-то не могу припомнить... Мне уже давно не смешно. И вообще, грусть – это признак ума. Ты смотри – ведь если говорить о по-настоящему великих артистах, мыслителях или писателях – это были грустные люди. Те, кто знал Зощенко, говорят, что более скучного и грустного человека, чем Михаил Михайлович, они не знали. – Может быть, путешествия приносят радость? Вы любите путешествовать по миру?– Что, как эти ползающие по храмам старухи? Нет, мне это не интересно. Хочешь, историю расскажу. Дело было в Австралии. Пилить туда – черт знает сколько времени. Наконец допилили мы с нашим театром. Скучно ужасно – ну видели какого-то несчастного кенгуренка, ну Сидней со своим театром. И все. А вот настоящее потрясение я испытал однажды, когда наутро после банкета дополз до рукомойника, опустил голову, пустил холодную струю и затих. И вдруг начинаю понимать, что схожу с ума – не так сливается вода! У нас вода сливается вот так… А у них наоборот, обратным винтом. Вначале подумал: конец, белая горячка, совсем плохой старик. Потом немножко отошел, походил, подумал. – Небось, плохо учились в школе…– Ну знаешь ли… Одно дело физика, а другое дело, когда стоишь пьяный, мордой в раковину, и вода не туда крутится. Вот, представь себе, это и было единственное мое потрясение в Австралии… Ради этого стоило лететь? Ну ладно, давай о театре, что ли, поговорим…– Давайте. Александр Анатольевич, каково быть худруком столько лет?– Надоело. А что делать? Должность, конечно, оказалась жуткая, потому что в театре, как известно, все гении: непонятые или несостоявшиеся. Они должны все время играть Гамлетов, и когда их 83 «штуки», с ума сойти можно. Знаешь, когда только приступал, друзья все призывали к стратегии рулить этим сараем по принципу «кнута и пряника». Я согласно кивал и даже пытался, но – увы. Когда кнут находится в руках у пряника... – Закон по руководству театром вы еще не вывели?– А чего его выводить? До меня уже все вывели люди, которые, очевидно, были рождены быть художественными руководителями. Таким был Олег Николаевич Ефремов, таким был Гончаров Андрей Александрович. Георгий Александрович Товстоногов. А сегодня – Марк Захаров, Костя Райкин. Это как правила игры – театр должен быть полон, «уж ложи блещут», и все такое. Но чтобы это было предметом самоубийства!.. Хотя и мне гораздо больше нравятся зрители, которые в зале, чем те, которые ходят по улице. Меня, конечно, радует, что больше тысячи людей готовы отвлечься от телевизора или еще чего и отправиться в театр смотреть милые истории. – А как насчет секретов худрука?– Да масса всяких штучек есть, чтобы пытаться держать весь этот балаган в узде. Но главное – «кнут и пряник». А второе – «каждой твари по паре», это чтоб не было премьерства в театре, чтобы вокруг великого актера Икс не было пустыни и он не думал, как же он велик. Пусть рядом с ним будет такой же великий актер Игрек, и они бы оба находились в постоянной конкуренции. Но честно сказать, ничего у меня этого не получается, так что это я с тобой делюсь теорией, мной не применимой на практике. Я же все равно для наших актеров «свой». Зато у меня есть особенный прием. Когда артисты в гримерках критикуют начальство, кивая на потолок, имея в виду худрука, то есть меня, я тоже вместе с ними сижу и возмущаюсь. В результате, когда поднимаюсь к себе в кабинет, им меня ругать становится не интересно.– Если бы вам надо было уложиться с собственной автобиографией в телеграфный размер, что бы вы написали?– Родился. Рассыпался.– А между?– Что… Пригодился. Ну ладно, хочешь анекдот в тему?– Хочу.– Почивший в бозе актер оказывается между раем и адом. В дверях ему говорят: «Вам налево». – «Как налево?! Там же – ад!» Ему отвечают: «В раю актеры как класс отсутствуют». Он недоумевает: «Ну как же так! Я вел такой правильный образ жизни…» – «Знаем. Но есть правило не пускать актеров в рай». И вдруг он видит: по раю ходит его коллега. «А вон! Вон! Ходит же!» – «Да какой он актер…»