«Без нравственной цензуры человек несвободен»

Большой разговор, начатый «НВ» в рамках спецпроекта «Какую Россию мы построили за 20 лет перестройки и реформ», продолжает народный артист России, выдающийся кинорежиссер, политик Станислав Говорухин.В 1990 году Станислав Говорухин, казалось бы, если не любимый властью, то, во всяком случае, ею не притесняемый, снял документально-публицистический фильм «Так жить нельзя», развенчавший все перестроечные иллюзии, которыми терявшая всяческое доверие власть прикрывалась как фиговым листком. Он был обо всем сразу: грубой и одновременно беспомощной милиции, о беспробудном пьянстве, бюрократизме, лжи, бесправии, падении нравов, коррупции. В стране, которой до гибели оставался лишь один год, картина вызвала огромный общественный резонанс – те зрители, которые еще не избавились от эйфории горбачевского «ренессанса», вдруг увидели реальность. Те же, которые утратили иллюзии, поражались, как может режиссер, никогда не ходивший в диссидентах, говорить о власти так резко. Все последующие годы зрители задают ему один и тот же вопрос: «А так, как сейчас, жить можно?» «И так нельзя», – отвечает Говорухин. Он не питал никаких иллюзий в 1990-е, не питает их и сейчас. Размышляя об итогах последнего 20-летия, Станислав Сергеевич говорил о том, как это время отразилось на сфере, которая ему особенно знакома, – кинематографе, поскольку, по его словам, «говоря о конкретной отрасли, можно сказать и об остальных, поскольку везде происходит одно и то же». – Глядя из сегодняшнего дня на прошлое, на тот проклятый тоталитарный режим, подавляющее большинство кинематографистов, и я в том числе, начинаем считать, что советская система проката и производства фильмов была идеальна. К ней, конечно, уже вернуться невозможно. Ни у кого не хватит ни сил, ни смелости. Во-первых, тогда была цензура. С одной стороны, это плохо, а с другой – без цензуры, прежде всего нравственной, жить нельзя. Без нее человек несвободен. В нравственной цензуре кроется свобода общества, поскольку при ее отсутствии человек уже не может защитить себя от потока лжи, клеветы, грязи, насилия, крови, льющихся, в частности, с экранов телевизоров и кинотеатров, что и происходит с нами в нашей стране. ...Человек не может себя защитить от потока попсы. Придешь в кафе – там играет попса. В самолете, пока он не взлетит, ты будешь вынужден слушать попсу. Идешь по пляжу где-нибудь на берегу южного моря, и отовсюду из всех киосков звучит попса. Какофония звуков, немыслимо громкая и навязчивая, – и вот ты уже не можешь слышать ни шума прибоя, ни пения птиц. И здесь человек абсолютно несвободен.Безусловно, цензура оказала очень плохую услугу обществу. Но нельзя отрицать и того, что именно при цензуре, прежде всего нравственной, при существовании Госкино, художественных советов и прочего было создано настоящее искусство, настоящая литература. Распутин, Астафьев, Абрамов, Трифонов и многие другие писатели – само время показало, что они действительно были выдающимися. Это не сиюминутное восхищение – оно надолго. Навсегда. Был настоящий театр – достаточно вспомнить рождение «Современника» или товстоноговского БДТ. Был балет, цирк, музыка – и все это тогда, когда властвовала цензура. Сейчас ее нет, и о настоящем искусстве в последние десятилетия мы только вспоминаем. А то, что создается, может вызвать лишь сиюминутное восхищение и дольше нескольких лет не проживет. Мы приобрели привычку восхищаться прежде всего тем, что одобрено Западом. Вот получился какой-нибудь скучный фильм, который получил венецианскую награду, – и вот уже президент идет с награжденным режиссером под ручку по коридорам «Мосфильма»... Чушь абсолютная! Слом этот произошел сразу, как только отпустили вожжи. Кинематографисты первыми разрушили свою отрасль. Они придумали ее новую модель, которая оказалась губительна. И сегодня вообще никакого кино не было бы, если бы в 1996 году Комитет Госдумы по культуре, в который я тогда входил, не принял закон «О государственной поддержке кинематографии». Тогда мы наконец сознались, что без государства жить не можем, и с принятием этого закона началось бурное возрождение киноиндустрии и, соответственно, самого кинематографа. Но о прежней системе проката можно было только мечтать. В советские годы режиссеры снимали фильмы, которые нравятся зрителям, и твердо знали, что их увидят десятки миллионов людей. Сегодня же, какой бы ты хороший фильм ни сделал, у тебя практически нет шанса прорваться на экраны кинотеатров. Просто никто не придет, потому что попкорновой публике нужен попкорновый фильм, где все будет двигаться, взрываться, стрелять. Если это комедия, то нужно, чтобы слетали трусы. Кинотеатры в руках частных лиц, которые заинтересованы только в прибыли, и поэтому показывают третьесортной публике третьесортные американские фильмы или нашу обезьянью подделку под них. Главное сейчас – не просто получить прибыль, а получить ее любой ценой. Запад до такого цинизма не дошел – там никто не позволит иметь тысячу процентов прибыли, там нельзя стать миллиардером за один год. Большинство нынешних режиссеров даже не задумываются, для чего они снимают фильм, что хотят сказать зрителю. Они просчитывают только одно: будут ли смотреть картину или нет. Режиссеры арт-хауса ориентируются в основном на вкусы иностранных интеллектуалов, сидящих в залах и жюри кинофестивалей. Но надо отдать должное молодым режиссерам, в частности арт-хауса, что они все-таки занимаются не компьютерными штучками, а жизнью маленького человека. Это – их огромнейшая заслуга. Правда, делают они это «под хронику», а ведь если где и можно соврать, так это в хронике. Поставь камеру на улице и снимай то, что тебе нравится. Снимешь только бомжей и нищих – это будет одно кино. Энергичных молодых людей, которые куда-то спешат, работают, веселятся, – получится совсем другое кино. Возьмите нацистскую кинохронику, показывавшую миллионы пленных. Гитлеровские операторы общий поток снимали вскользь, а крупным планом брали только дебильные лица. Увидит оператор лицо пленного с грубыми азиатскими чертами – обязательно крупно снимает. Это и показывали солдатам, простым гражданам Германии. Вот же, кинодокумент! Посмотрите на этих людей – таких и истреблять не жалко! Да, это документ, но он лживый. Почему я говорю об этом? Да потому, что в фильмах наших молодых режиссеров тоже иногда присутствует эта особенность: вроде бы документ, но неправда. И все чаще в сторону чернухи. Хотя при всем этом есть просто героические фильмы. Например, «Волчок» – на мой взгляд, самое значительное, отвратительное и при этом прекрасное произведение искусства последних лет. Вся моя надежда только на это молодое поколение, которое не компьютерной графикой занимается, а маленькими людьми. Когда они поймут, что награды каких-то маленьких международных фестивалей – это слишком мало, они начнут снимать настоящее кино. За эти годы многие забыли, что кино несет в себе воспитательную функцию. Режиссер часто и не дает себе в этом отчета. Но если он внутренне организован и хорошо воспитан, он не может не быть педагогом по отношению и к актерам, и к зрителям. К тому же, учитывая строгость нравственной и прежде всего идеологической цензуры, они были вынуждены переходить на такой образный язык, чтобы и придраться ни к чему было нельзя. Поэтому в наше время Тарковский практически невозможен. Он мог возникнуть только тогда. Но преувеличивать значение цензуры в этом отношении не стоит – в первую очередь на режиссеров влиял их жизненный опыт, искусство, которое их окружало, идеи, которыми они жили. Школа тоже была иная. Такой, какой ее показывает сейчас Гай Германика, она стала не за последние 20 лет, как некоторые считают. Уже в 1970-х годах начался этот разрушительный процесс. Именно тогда люди перестали читать, в их воспитании перестали участвовать великие духовные педагоги от Бальзака, Дидро до Чехова и Куприна. Первые признаки деградации общества появились еще во времена брежневского застоя. Ведь брежневская коррупция, в принципе, сопоставима с нынешней. И нынешняя система взяток при поступлении в вузы точно так же сопоставима с брежневской, хотя и ужаснее по своим масштабам. Просто тогда меньше об этом говорили, и тем не менее все знали, что без взятки и блата в МГИМО или ВГИК не поступишь. Так что все то, что сегодня цветет буйным цветом, началось очень давно, еще при власти коммунистов. Вот сделал я фильм «Так жить нельзя»: мечтал о свободе, отмене идеологической цензуры, призывал к «нюрнбергскому процессу» над КПСС. «Так жить нельзя» во многом изменил политический климат в стране. Но что в итоге? Вдруг обнаружилось, что после победы демократии в 1991 году в кресле главного руководителя страны сидит кандидат в члены Политбюро, его окружают секретарь горкома, преподаватель марксизма-ленинизма, заместитель главного редактора журнала «Коммунист» – это я говорю о Егоре Гайдаре, к примеру. Во всех городах на губернаторских постах оказались секретари обкомов или горкомов, во всех бывших республиках – секретари республиканских ЦК, как, например, Назарбаев или Туркменбаши. Только в последние годы во власть приходят люди, не состоявшие в КПСС. Но в основном комсомольцы. И все наши олигархи в прошлом – такие же комсомольские активисты. Так что разрушительный процесс, который охватил общество в последние 20 лет, начался несколько раньше. Общество 1960-х совершенно не похоже на общество 1980-х. Безусловно, и за последние 20 лет оно сильно изменилось, и далеко не в лучшую сторону. Такие понятия, как честь, благородство, для многих, прежде всего молодых, не более чем архаика – в лучшем случае смешная, непонятная и неактуальная. Казалось бы: страшный советский режим с его ужасными сталинскими репрессиями, когда все давилось и уничтожалось, – а народ в целом получился хороший. Как? Почему? Для меня все это – загадка, которую я не могу разгадать. В свое время Солженицын очень правильно говорил: «Подняли железный занавес – и из-под него хлынула одна навозная жижа». Почему наше общество, казалось бы воспитанное в духе высоких идеалов, с такой легкостью восприняло всю эту дрянь? Почему не привилось то лучшее, что было на Западе? Сами ли мы такие «плохие»? Не знаю. Это вопрос, на который я не могу найти ответ.Мне кажется, если бы поворот к демократии и рынку произошел в 1960-е годы, когда у памятников читались стихи, когда можно было без опаски ходить всю ночь по улицам, когда у людей был небывалый внутренний подъем, когда рождались великие поэты, замечательные кинематографисты, артисты, ученые, – если бы демократическая революция свершилась с тем народом, мы бы сейчас были впереди планеты всей. Вместо этого начался брежневский застой, люди, устав от обманов, перестали верить в партию, в коммунизм. Самый разрушительный процесс случился в начале 1990-х годов. Пришли к власти те же коммунисты, только более худшей породы, чем прежние. Хамелеоны, в один момент объявившие себя демократами и вставшие со свечками к алтарю. В результате люди, видя этот цинизм и вседозволенность, вообще лишились всякого энтузиазма и потеряли доверие к власти, а это очень страшно. Человек, который верит во власть, доверяет ей, способен на подвиги. Когда есть эта вера, сделать что-то стоящее, масштабное гораздо легче. Можно ли исправить эту ситуацию? Я в этом плане настроен скептически. И я не знаю, как именно и как долго власти придется зарабатывать доверие народа. В любом случае это программа на десятки лет. Мы жаждали свободы. Но нельзя забывать, что свобода без берегов – опасная вещь. У реки должны быть берега, если же их размывает, вода все вокруг затопит и превратит в грязь. Кто повинен в том, что исчезли эти берега? Власть? Народ? Мировая закулиса? Не знаю. Но случилось то, о чем говорил Достоевский в «Бесах»: «Я проведу вас через царство свободы в страну абсолютного бесправия». И это страшно.

Станислав Сергеевич Говорухин родился 29 марта 1936 года в городке Березники Пермской области. В 1958 году Говорухин окончил геологический факультет Казанского университета, некоторое время работал геологом, затем журналистом и режиссером Казанской телестудии. После окончания в 1966 году режиссерского факультета ВГИКа Говорухин начал работать на Одесской киностудии. С 1987 года режиссер киноконцерна «Мосфильм», член Союза кинематографистов СССР, с 1991 года – член Конфедерации союзов кинематографистов. Снял более двух десятков художественных и документально-публицистических фильмов, наиболее известные из которых «Вертикаль», «Место встречи изменить нельзя», «В поисках капитана Гранта», «Десять негритят», «Ворошиловский стрелок». Выступал в качестве сценариста не только собственных картин, но и фильмов других режиссеров. В частности, по его сценарию был снят самый кассовый советский фильм «Пираты XX века». Помимо кинотворчества пишет книги и занимается живописью. Несколько раз избирался депутатом Государственной думы, возглавлял думский Комитет по культуре. В марте 2000 года был кандидатом в президенты. В 2005 году вступил в «Единую Россию». В настоящее время в Госдуме входит в Комитет по информационной политике, информационным технологиям и связи.

Александр Поздняков, киновед:– В советские годы никому и в голову не могло прийти написать и принести на рассмотрение сценарии, которые экранизируются сейчас. Во-первых, многого из того, что мы видим на экране сейчас, – насилия, организованной преступности, наркомании, порнографии – попросту не существовало, во всяком случае в таких масштабах, как сегодня. Газеты об этом не писали. Проституция? Считалось, что у нас этого явления нет, а раз его нет, то и показывать его в кино неза- чем. Как и секс, которого «не было». Во-вторых, авторы понимали, что подобный сценарий никогда не будет принят и тем более экранизирован. Не следует демонизировать худсоветы. В советское время были представления о том, что кино облагораживает человека, помогает ему жить, что искусство – школа жизни. Эти воззрения восходили к традициям русской литературы XIX века. Сегодня это может показаться наивным. В школах работали учителя, в вузах – педагоги, творили писатели, которые были людьми культуры, уходящей туда, в прошлое. Конечно, не все, но многие. Люди читали книги. Сценаристы и режиссеры творили с оглядкой на классику.

Сегодня же кино стремится к рейтингу порой в ущерб творческой стороне. Самыми востребованными стали порносайты, убийства, насилие, жестокость. Это находит отражение и на экране. Зритель платит за это деньги. В советское же время существовали «идеалы», «души высокие порывы». Пользы от худсоветов было немало. Они были упразднены в начале 1990-х годов, когда решили, что режиссер «сам с усам», сам все знает, все сам понимает, не слушая то, что раньше ему подсказывали умные и образованные члены худсоветов. В кино появились люди случайные, дерзкие и порой наглые, приносившие с собой деньги, которые не пахнут. Они не мучились какими-то моральными дилеммами, нравственными вопросами. Они даже не представляли, что эти проблемы существуют. В итоге все худсоветы упразднили, редакторы переквалифицировались – кто в продюсеры, кто в управдомы. В современных картинах нет редакторов. Да и кто такой редактор? В идеале – это человек высокой культуры, который помогает творцу творить, оберегает его от ошибок. Это советчик, наперсник, друг. Не пущали и запрещали идеологические отделы обкомов, а не худсоветы. В них были действительно высокообразованные, просвещенные, талантливые личности, цвет своего времени. Достаточно вспомнить хотя бы академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, который был в худсовета Первого творческого объединения, Александра Володина, Дмитрия Молдавского. Цензуру нельзя сравнивать с худсоветами. Они пытались улучшить фильм, сделать более художественным, высоким, духовным, и очень часто это удавалось. Многие редакторы не боялись защищать режиссеров, на которых давила идеологическая цензура, как это было с Динарой Асановой, Ильей Авербахом или Алексеем Германом. Срижета Гукасян ездила в Госкино и доказывала, что эти режиссеры сняли фильмы с высоких нравственных позиций, что эти картины нужны обществу. А как же они появились бы ни с того ни с сего, эти фильмы? Не в последнюю очередь благодаря тем самым членам худсоветов, с которыми считались, у которых были имена, авторитет. Так что худсоветы не следует рассматривать как что-то рутинное, бюр

ократическое. Это не синоним цензуры. Я и сам был членом редакционной коллегии и работал редактором. Могут ли худсоветы появиться сейчас? Сомневаюсь. Просто иных уж нет, а те далече. Но самое главное – в этом не видят смысла. Сейчас на всем экономят и считают, что взгляд профессионала со стороны – это лишнее, советский атавизм. Считается, что во всем прекрасно разбираются продюсер и режиссер. Отчасти и поэтому наше кино пребывает сегодня в таком ужасающем виде.