Владимир Кехман: «Театр к бизнесу не имеет отношения»

С приходом бизнесмена Владимира Кехмана в бывший МАЛЕГОТ этот театр стал одним из постоянных объектов дискуссий. Кто-то рад уже тому, что театр буквально ожил, а кто-то возмущается методами работы нового руководителя. Так или иначе, за последнее время на сцене блестяще отреставрированного театра неоднократно выступали с гастролями замечательные артисты, а сам коллектив подготовил не одну шумную премьеру. Еще одна новая постановка будет представлена публике уже на днях. О ней и о многом другом корреспонденту «НВ» рассказал Владимир КЕХМАН, который, кстати, сегодня отмечает день рождения.– Владимир Абрамович, сейчас ведется работа над оперой «Иудейка» французского композитора Жака-Франсуа Галеви...– Да, это наша ближайшая оперная премьера. Этот год у нас объявлен годом оперы. В начале сезона прошла премьера «Русалки», она стала первой в театре для нового музыкального руководителя Петера Феранеца. Сейчас идут репетиции оперы «Иудейка», и я надеюсь, что мы закроем сезон оперой «Бал-маскарад». Получится три оперные премьеры – как мы и планировали.– Насколько я успела понять, «Иудейка» – это своя постановка, не привозная?– Да, привозных постановок мы больше не планируем. Возможно, мы будем делать что-то совместно с какими-то театрами, но больше не станем что-либо покупать, как это было в начале пути. Цель тех постановок была только одна – быстро привлечь публику в театр. Потому что на балете в принципе была всегда неплохая заполняемость, а с оперой в этом смысле были проблемы. Я благодарен Елене Образцовой, которая использовала свой авторитет и дала нам возможность убрать некачественные постановки, заменив их теми самыми «быстрыми» проектами, которые позволили нам мгновенно открыть для публики новое лицо Михайловского театра.– Можно сказать, что театр вступает в новый этап развития собственной продукции?– Этот этап уже наступил. Подтверждение тому – факт, что первое культурное событие в рамках Года Франции в России и России во Франции на территории России происходит именно в Михайловском театре. Я имею в виду оперу «Иудейка», на премьеру которой съезжается огромное количество гостей. Надеюсь, это будет по-настоящему крупным событием всероссийского масштаба.– Если обратиться к постановке этой оперы, поговаривают, что на сцену выедет танк...– Это неправда. Дело в том, что мы в принципе изменили концепцию наших постановок. Как репертуарный театр мы не можем себе позволить постановки, которые два дня собираются и два дня разбираются. В музыкальном театре в первую очередь важна именно музыкальная составляющая спектакля. Когда мы вели переговоры с режиссером, поставили условия, чтобы опера была транспортабельна, чтобы она могла динамично разбираться-собираться и чтобы режиссер уделил внимание именно музыкальной составляющей и работе с хором, с солистами, актерской игре. Огромные декорации, танки и прочее в таком роде свидетельствует о режиссерском засилии. Действительно, для сегодняшнего музыкального театра это характерно.– Тем не менее в Мариинском театре при сохранении определенного уровня музыкального исполнения линия поиска режиссерских смыслов продолжается. В одном из своих интервью вы сказали, что у вас с Мариинским театром «разные стратегии развития» – вы это имели в виду?– Мариинский театр – это театр одного человека. Наверное, так и должно быть, когда и генеральный директор, и художественный руководитель – одно лицо. Но если мы возьмем Венскую оперу, Мюнхенскую оперу, «Ла Скала», «Ла Фениче» – это все театры интенданта, который имеет право приглашать работать в театр разных хореографов и дирижеров. Чтобы театр отличался не вкусом одного человека, а именно наличием всей палитры, которая ориентирована в первую очередь на зрителя. В любом случае маэстро Валерий Гергиев, как большой художник, имеет право на то, что он сегодня делает. Он его заслужил, возглавляя театр 22 года. А мы должны иметь свою стратегию, тактику и философию. Михайловский театр не является туристическим местом, мы не хотим на этом зарабатывать – мы хотим, чтобы наши петербуржцы знали, что это их дом и что именно им здесь будет очень комфортно. И репертуар подбираем соответственно: я не исключаю, что огромное количество будущих проектов мы вообще будем делать на русском языке.– Вы говорили, что хотите закончить свое служение театру гастролями на сцене «Метрополитен»…– Все делаю для того, чтобы это удалось. К сожалению, та активность, которую сегодня осуществляет Михайловский театр, не радует многих наших коллег. Поэтому это очень тонкий политический вопрос. Традиционно в «Метрополитен» обычно из российских театров выступают Мариинский и Большой, поэтому достаточно тяжело на сегодняшний день делать какие-либо прогнозы. Но я думаю, что мы решим этот вопрос.– В качестве одной из важных дат для театра вы назвали юбилей Мариса Янсонса – какие планы в этом отношении, сохранились ли они?– Мы находимся в очень теплых отношениях, Марис Арвидович очень много делает сейчас для театра, я ему невероятно благодарен. Мы попытаемся встроиться в его планы и надеемся что-то сделать вместе с ним. Но конкретики пока нет – все-таки это 2013 год. Точно могу сказать, что в том же году мы будем праздновать 200-летие Верди, 200-летие Вагнера, и я надеюсь, что Марис Янсонс, дай Бог ему здоровья, поучаствует в торжествах. И конечно же, отметит свое 70-летие. Ну и, конечно, в 2013 году будет отмечаться 180-летие театра.– Вы сказали, что он вам помогает. Можно уточнить, чем?– В первую очередь советами. Все, что вы видите сейчас на сцене, все наши планы – в их обсуждении он принимает активное участие. Во вторую очередь по его рекомендации к нам пришел Петер (Феранец. – Прим. ред.), и по его рекомендации с нами работает наш драматург Петер Блаха. – Можно узнать, защитили ли вы свою дипломную работу «Стратегия развития Михайловского театра», которую вы, уже будучи директором, писали в Театральной академии?– Конечно. Я окончил академию, сдал госэкзамены и защитил диплом на «отлично». Мне было приятно защищать дипломную работу, на защите чувствовалась эмоциально-творческая атмосфера. Очень благодарен педагогам, научному руководителю, с которым мы продуктивно работали. – Получается, что линию развития Михайловского театра намечали в Театральной академии?– Практически да.– Вы не скрываете, что вы в Михайловском театре не навсегда. А о том, кто может прийти после вас, – вы задумывались?– Это достаточно сложный вопрос. Я считаю, что сегодня форма хозяйствования больших государственных театров в корне неправильная. Сегодня нет (во всяком случае, в России) такого количества дирижеров, режиссеров, хореографов, балетмейстеров, педагогов, певцов, да и просто выпускников хореографических и музыкальных школ, училищ, консерваторий, чтобы на должном уровне поддерживать высокий статус академического театра. Я думаю, что система, которая была в дореволюционной России – а именно Дирекция императорских театров, – это единственно правильная форма, в которой могут существовать большие академические театры. Большие – я имею в виду с коллективом больше пятисот человек. Только эта форма существования позволит им развиваться на территории Российской Федерации на таком уровне, чтобы достойно представлять Россию как страну высокой культуры.В 90-е годы открылись границы – и постепенно российские певцы и дирижеры стали так востребованы в мире, что оставаться в России им стало не очень интересно. Но если поменять структуру взаимодействия и скоординировать бюджеты театров, многое может измениться. Да, среди музыкальных театров есть два лидера, на которых мы все можем равняться, но это не означает, что лидер должен получать бюджет в десять раз больше, чем любой другой театр. Это нарушение основных принципов конкуренции! Сегодня большая часть ресурсов делится между двумя театрами, дальше идет следующий уровень – столичные театры в Петербурге и Москве, а дальше – пропасть!Кроме того, может быть нарушена преемственность, которая у нас еще осталась, – мы недавно обсуждали это на общественном совете, где я поднял этот вопрос перед министром: у нас средний возраст педагогов в балетных школах – больше 50 лет. Это несерьезно! Если ситуацию принципиально не менять, то мы потеряем то конкурентное преимущество, которое у нас существует.Мы поднимали и вопрос насчет необходимости изменения в законодательстве положений о работниках культуры. Он не может быть одинаковым и для работника театра, и для работника библиотеки. У них же разные условия. Я слышал, как на общественном совете обсуждалось решение постепенно переводить библиотеки в электронную версию. Человеческий фактор будет все меньше и меньше влиять на ситуацию. А театр, музыкальный и драматический, – это только человеческий фактор, и, соответственно, должно быть какое-то обновление творческих коллективов. С нынешним законом о культуре никакого обновления не может быть. У нас театры превратились в собесы. Я, конечно, понимаю, что во многом проблема упирается в то, что артисты не могут получать другие специальности – это надо изменить. Как на Западе, где в 45 лет ты автоматически уходишь из балета, в 55 – из оперы. Если ты по-прежнему в хорошей форме – отлично, с тобой подпишут контракт. Но в зависимости от каждого конкретного случая. И люди понимают, что им нужно задуматься о том, что они будут делать после этого возраста. Есть целая система переквалификации – это очень серьезный вопрос, который требует вмешательства государства. С другой стороны, должна быть кардинально реформирована система пенсионного обеспечения людей творческих профессий.– Та форма, которая используется в вашем театре в нынешний момент – частно-государственное партнерство, – насколько она оправдана в принципе? Например, вы, придя в театр «со стороны», стали учиться, познавать – а как другие бизнесмены?– Я вам честно скажу: это не вопрос бизнеса. Театр к бизнесу не имеет никакого отношения, и не должен иметь. Если вы спросите меня, есть ли какие-то бизнесмены, которые хотят возглавить театр, я отвечу: «Нет, я не знаю никого». Порекомендовал ли я кому-то этим заниматься? – Нет. Это крайне неблагодарная работа. Проблема в том, что в театрах советский опыт пытаются переносить в новую, современную Россию. И это плохо. Советский Союз был закрыт, и мы могли без проблем держать внутри страны огромное количество талантливых людей, которые никуда не могли уехать. Высшей ступенью было попасть в Мариинский и Большой театры – этим пользовалось и государство, и сами театры. На сегодняшний день это иллюзия, будто хорошо, что два театра в России имеют высокий статус и высокий уровень. У нас есть пять оркестров высочайшего уровня – а в Америке их десятки. Изменение культурной политики – это ключевой момент. Это всегда происходит медленно, болезненно, потому что у нас неправильное отношение к культуре. Люди, которые работают в этой сфере, все время только просят, а сами стараются ничего не дать. Потому что считают (и это тоже проблема, которая пришла к нам из Советского Союза), что все обязаны финансировать культуру. Это очень раздражает всех руководителей: финансирование идет, а мощных культурных событий не происходит. Так быть не должно. Условно три-четыре человека стараются – и все.Любое положительное изменение в форме хозяйствования положительно скажется на стратегическом развитии. Никогда человек, который имеет пожизненный контракт, не пустит к себе в коллектив кого-то нового, чтобы не потерять этот контракт. Это обыкновенная философия любого художника. Почему на Западе каждые пять лет сменяется интендант – неважно, какой бы величины он ни был? Потому что это позволяет развиваться каждому конкретному учреждению. Я считаю, что в творческом процессе привлечение нового – это важнейший элемент, ибо за пять лет взгляды «замыливаются». Сегодня мы конкурируем и с кино, и с любым развлечением в принципе. Со мной многие не соглашаются, но я убежден, что музыкальный театр является одним из эле-ментов, с одной стороны, воспитания, с другой стороны – развлечения, а с третьей – это все-таки передовая, где можно позиционировать российское искусство как одно из выдающихся конкурентных преимуществ нашей страны.