Бернар Вербер: «Я не хочу быть королем крыс»
Культовый французский писатель живет в мире новых идей и считает, что нельзя бесконечно вспоминать о мертвых авторах и жить в тоске по прошлому
Культовый французский писатель живет в мире новых идей и считает, что нельзя бесконечно вспоминать о мертвых авторах и жить в тоске по прошломуКниги Вербера не покидают списки мировых бестселлеров. У него миллионы читателей более чем в 35 странах мира, особенно во Франции (хотя французская критика его не жалует), в Южной Корее и в России. «Россия и Корея – это две страны, которые имели опыт диктатуры, и именно поэтому сейчас они ищут что-то новое» – так объясняет сам Бернар свою популярность в этих странах. Именно в России изданы все его книги. Особым успехом пользуются трилогии «Муравьи» и «Мы, боги», дилогии «Танатонавты», «Отцы наших отцов» и другие. Его романы динамичны, словно картинки комиксов, завораживают фантастическими явлениями и философскими размышлениями. И этот коктейль, приправленный изрядной дозой юмора, бодрит неокрепшие умы. Во время недавнего визита писателя в Петербург в «Буквоеде» его, как телезвезду, встречала толпа юных поклонников. По признанию самого автора, такой феноменальный успех в России обеспечило только «сарафанное радио», никакой специальной рекламы не было. Кстати, спектакль по произведению Вербера «Наши друзья Человеки» (именно его Клод Лелюш взял за основу для своего нового фильма) с успехом идет в Москве, что стало сюрпризом для самого Вербера. Об этом он сообщил в эксклюзивном интервью корреспонденту «НВ».– Бернар, вы много пишете о любви. А есть ли у вас своя формула ее?– Определенной формулы нет. Любовь всегда авантюра, приключение, риск. Поэтому среди испытавших ее есть раненые и убитые. Но прошедший через муки любви получает бесценный опыт, и не важно, положительный или отрицательный. Новый опыт меняет не только прежние представления о любви, но и отношение человека к себе и к окружающим. Любивший всей душой становится мудрее и лучше чувствует и понимает других людей. – Вы сказали, что в ваших книгах есть духовность. Что вы подразумеваете под этим понятием?– Духовность включает три вопроса: «Кто я?», «Откуда я появился?», «Куда я иду?». То есть что случится со мной после моей смерти. А второй вопрос связан с тем, откуда появилось человечество. Раньше религии отвечали на эти вопросы. Сейчас, когда наука достаточно развита, она способна по-новому ответить на них. Разница между духовностью и религией в том, что религия дает ответы, а духовность задает вопросы. – Вы в своей книге пишете, что ваши литературные опыты начинаются с вопроса: «А что будет, «если?» Как вы думаете, кто вам отвечает? – Окружающий мир, мои сны, мое подсознание и созданные мной персонажи. Есть ответы везде. Достаточно уметь наблюдать и иметь желание выслушать ответ. Но ответы приносят и новые вопросы.– Используете ли вы эзотерические знания в своих произведениях?– Я использую все формы знаний. Причем для меня знание какого-то кухонного рецепта так же важно, как и знание каких-то земных и внеземных понятий. Для меня нет в чистом виде эзотерических знаний. Есть специализированные знания в какой-то области. Достаточно быть любопытным, и можно в интернете найти ответы на все вопросы. – Тогда для чего вы издали свою «Энциклопедию абсолютных и относительных знаний» и насколько достоверна ее информация? – Мой отбор информации очень необычный, малоизвестный. Некоторая информация эксклюзивна, но достоверна. Ею можно пользоваться. А вот рассказы и романы призваны побудить людей следовать новой дорогой. И в своих романах я обыгрываю идею будущего, которая пока никем не подтверждена.– На встрече с читателями вы признались, что читали «Ночной дозор» Лукьяненко и он отражает состояние российской фантастики на сегодняшний момент. Что вы имели в виду? – Важно возрождать научную фантастику. Авторы научной фантастики – пророки. Они смотрят в будущее. Россия должна создавать предпосылки для появления новых авторов. Мы не можем постоянно жить в ностальгии по прошлому. Мы не можем постоянно говорить о мертвых авторах. Мы не можем пользоваться идеями прошлого века. И в России появляется более динамичная фантастическая литература. – Вы говорили, что для вас было сюрпризом столько внимания к вам в нашей стране. Но зрелые люди скептически относятся к вашей литературе. В основном вы кумир 20-летних. Почему, как вы думаете? – Все, что я делаю, ново. Пожилые люди говорят: это не похоже на наши ценности. Люди, которые заранее знают, что им доставит удовольствие, не нуждаются в сюрпризах. Я могу затронуть только тех, у кого пионерский взгляд на жизнь. – Чувствуете ли вы ответственность перед молодежью? Ведь ваши идеи часто за гранью реальности, и неокрепшие умы, погружаясь в них, могут улететь далеко и не вернуться.– Да, я сознаю свою ответственность. Поскольку уверен: то, о чем я говорю, побудит молодых людей жить лучшей жизнью. И я очень обращаю внимание на то, что передаю им в качестве декларируемых ценностей. Одна из идей – не замыкаться в себе. Не хотеть делать так, как делают другие. И пользоваться своим отличием от других.– Говорят, у вас сложные отношения с французской критикой, почему? – Она любит только реалистичную автобиографию. Во Франции нет официальной традиции фантастической литературы. Жюль Верн в свое время тоже был плохо воспринят критиками. Они считали его литературу странной. Хотя он был любим народом и широко читаем. Даже такого известного автора, как Пьер Буль, создавшего «Планету обезьян», критика не считала серьезным писателем. Во Франции существует идея, что только американцы способны создавать научно-фантастические произведения. Официальная литературная система Франции – тоталитарная и номенклатурная. Мне кажется, что даже советские люди имели более широкий кругозор и взгляд на вещи, чем сейчас члены Литературной академии Франции. У нас нет никого, кто бы рискнул высказать свое мнение вразрез официальному. В результате французскую литературу плохо воспринимают за рубежом. Я лишь исключение.– По вашей книге «Наши друзья Человеки» был поставлен фильм Клода Лелюша, но шумного успеха во Франции он не имел. Хотя, казалось бы, любой проект с двумя такими знаменитыми именами обречен на успех.– Прокат фильмов во Франции строится лишь на звездных актерских именах. А кто режиссер, автор сценария или продюсер, не имеет значения. Поэтому демонстрация нашего фильма во Франции проходила в ограниченном количестве залов. Соответственно, было мало публики и продаж за рубеж. Но некоторые люди, которые видели фильм, полюбили его и создали интернет-сообщества, в которых начали обсуждение. Фильм обрел вторую жизнь, когда вышел на DVD и видео. И здесь он занял первые позиции. Значит, публика хочет его смотреть. – Вы говорили: Коэльо – модный автор. Но сами не хотите быть модным. Почему?– Наилучший литературный критик – время. Плохие книги забываются. Быть в моде означает рано или поздно из нее выйти. Пресса часто концентрируется на одном авторе. А потом забывает о нем и перекидывается на другого. То же произошло и с Коэльо. Вначале говорили, что его «Алхимик» – прекрасная книга. Потом он сделал вторую, третью. И стали говорить, что он не интересен. И теперь во Франции Коэльо никто не читает. Со мной таких случаев не происходило. Никто из журналистов не рекомендовал меня прочитать. Однако люди меня читают. И это главное. – Но в России вы модный молодежный автор. – Во Франции есть выражение – «король крыс». К примеру, все любили Саркози. А через какое-то время его стали ненавидеть. Такова система французских массмедиа. Вначале человека превозносят до небес. А потом бросают вниз. Поэтому лучше держаться от этого подальше. Я не хочу быть королем крыс. А в России я чувствую себя автором, которого читают люди.– Но идеи устаревают. Автора, выразившего их, забывают. Остается магия языка. Насколько тщательно вы работаете с языком?– Я более заинтересован в лаборатории идей, чем в лаборатории отработки языка. Моя главная задача: быть простым и понятным, а претенциозность в изложении мне не нужна. Поэтому я не нравлюсь критике и нравлюсь молодежи. – Кстати, «вкусная литература» отличается хорошим языком. Именно язык дает многолетний интерес к произведению, даже если его идеи устарели.– Не согласен. Свою манеру писать я бы сравнил с приготовлением суши. В них не добавляется ничего, что могло бы скрыть вкус чистой рыбы, ее качество и свежесть. А лежалую рыбу приходится много обжаривать в соусе. И люди говорят: о, это отличное блюдо! Над ним много поработали. На самом деле это всего лишь тухлая рыба. Я предпочитаю простые, свежие продукты, не требующие ни тепловой обработки, ни соуса. И когда вы перечитываете мою книгу, вы скажете: «какая хорошая рыбка», а не «какой хороший соус».