Эльдар Рязанов: «Не стало самого главного – кино»

Он не устает повторять: «Я никогда не старался сделать комедию смешной, я старался сделать ее правдивой. А если при этом еще и смешно будет – замечательно!» Может быть, именно поэтому его картины любимы зрителем.  Но начали мы свой разговор с гостем 18-го фестиваля «Виват кино России!» как со зрителем.

– Эльдар Александрович, что скажете о фильме, взявшем главный приз?– Вера Глаголева сняла очень тонкую, щемящую картину. «Одна война» уже побывала на многих фестивалях и везде отмечена высокими призами. Другой разговор, что фестивальный успех в нашей стране никак не связан с успехом фильма в прокате… Но, насколько я знаю, фильм «Одна война» вскоре будет показан по Первому каналу, и значит, миллионы людей все-таки увидят эту достойную работу. Мне также очень понравилась последняя картина Владимира Мотыля «Багровый цвет снегопада». – Над чем сейчас работаете вы?– Ударился в воспоминания. Пишу книги. Не только пишу, но и рассказываю – иногда выступаю с творческими вечерами. Недавно на таком моем вечере в двухтысячном зале Дворца имени Ленсовета был аншлаг. И это было приятно. Но я для аншлагов ничего не делаю – просто живу и все.– Сейчас мало кто соберет аншлаг на творческий вечер, этот жанр не в почете. А вы такие вечера часто проводите?– В 1980-е, когда я купил дачу, залез в долги, и чтобы расплатиться, я очень много выступал – в Харькове, Одессе, Ленинграде. Получал гонорар и отправлялся к своим кредиторам. Сейчас реже выступаю, соглашаюсь только на хорошие предложения. От идеи выступить в Петербурге я не мог отказаться – это действительно мой любимый город. Когда выхожу с вокзала на площадь Восстания, все время вспоминаю, как у меня там один из «итальянцев в России», мафиози, висел на столбе, как я поставил там памятник Льву Толстому и мои герои решили, что под львом зарыт клад… В моей кинематографической биографии много было всяких замечательных хулиганств!  – Что же получается, с кино покончено?– Почему же? В конце прошлого года вышел поэтический музыкальный фильм под названием «Музыка жизни», где я читаю свои стихи, рассказываю какие-то истории, а песни на мои стихи исполняют Гурченко, Фрейндлих, Камбурова, Басилашвили, Гафт, Караченцов. Я там автор, режиссер, артист – чтец-декламатор и рассказчик. Несмотря на все мои усилия, никак не получается найти денег на картину по прекрасной книжке бывшего ленинградца Владимира Кунина «Русские на Мариенплац». Сейчас я погрузился в еще один очень интересный проект – есть сценарий по пьесе, где действие происходит в Древней Греции. Теперь дело за малым – найти денег на картину. – Сейчас многие рванули переделывать свои старые фильмы или снимать новые в формате 3D. Вот Федор Бондарчук объявил о том, что будет снимать фильм «Сталинград» в 3D.– Будет снимать? До этого еще надо дожить. Как любил Толстой говорить: ЕБЖ – если буду жив. А я 3D не считаю новым, перспективным форматом.– Возможно ли возрождение «Кинопанорамы» с Рязановым в роли ведущего?– Думаю, нет. Нынче нет такого отношения, того интереса к нашему кино, да и кино-то нету! Самого главного не стало. Вспомните, какие раньше были фильмы, какие режиссеры – Данелия, Тарковский, Алов и Наумов, Бондарчук-старший и многие другие. Мусора тоже хватало, но были первые, настоящие картины.– Сейчас про кино на ТВ рассказывают какие-то гламурные, жеманные барышни или модные юноши, которые ничего не понимают в кинематографе…– У меня было и есть одно правило: я рассказываю только про то, что сам знаю, про что никто другой рассказать не может. Если я понимаю, что хороший киновед может рассказать так же и я ничего нового не сообщу, то никогда не возьмусь за такое. Но если могу рассказать, что было связано с моими картинами, артистами, друзьями, тогда выхожу в эфир.Что касается «Кинопанорамы», то тогда, по сути, был один телеканал, был один ведущий, который обладал свободой слова (извините, что так говорю о себе!). Когда я впервые пришел в Останкино, мне дали текст, но я сказал: «Нет, пусть хуже, пусть менее складно, но буду рассказывать своими словами». И дальше импровизировал, всякий раз не зная, куда меня занесет, о чем буду говорить. И в этом было главное достоинство. – А как же вам удавалось «импровизировать» на темы советских фильмов, где все было пронизано идеологией?– Сначала я один вел «Кинопанораму», а потом стало двое ведущих. Причем это была моя инициатива – позвать второго! Таким образом решалась проблема, когда в «Кинопанораме» нужно было рассказать об очередной советской номенклатурной картине, о том, что мне не нравилось. Один, два раза можно было отказаться от рассказов о таких «шедеврах», но долго бы я не протянул, меня бы потом убрали. И тогда я сказал: «Ребята, мне трудно, я зашиваюсь. Знаете, как на автобусе два сменных водителя, так вот давайте и мы возьмем еще одного». И мне дико повезло: сами телевизионщики пригласили Даля Орлова, бывшего главного редактора Госкино. Мы были настолько разные, что изначально все то, что не нравилось мне, нравилось ему, и наоборот. Он не хотел рекламировать мой фильм «Гараж», потому что это было по тем временам остро и смело, а вот про фильм Матвеева о советских людях Даль Орлов рассказывал с удовольствием. И у нас с ним были дивные отношения! У нас ни разу не возникло никакого конфликта: у него своя манная каша, у меня своя – гречневая…  – Эльдар Александрович,  вы стихи про любовь до сих пор пишете?– Сейчас редко, но пишу. – У вас есть такая книга «Поговорим о странностях любви» – любовные истории Герцена, Пастернака, Горького, Огарева, Грина… А как вам самому удалось избежать романов с молоденькими актрисами, бурных романов и любовных историй?– Я просто женился на таких женщинах, что не испытывал нужды еще и в романах. Хотя однажды я от первой жены ушел налево, но ушел навсегда. К второй жене. Она, к сожалению, умерла, у нас был замечательный роман, любовь и все такое прочее. Но Бог ко мне хорошо относится, и через полгода после смерти второй жены я нашел третью (Эмма Абайдуллина, киновед, работает редактором на картинах мужа. – Прим. авт.).Не то что искал – просто так случилось. Я потом читал в какой-то книжке, что если мужчина был счастлив в браке, то очень быстро женится снова, потому что ему кажется, что будет так же хорошо. А если был несчастлив, то или совсем не женится, или до последнего оттягивает этот момент, боясь повторения. Мне было очень хорошо, и я очень скоро женился. К удивлению всех друзей и своему собственному…– Как в столь солидном возрасте сохранить ясность ума, желание шутить, удивляться жизни, много работать?– Я думаю, что у меня это от родителей. И конечно, от профессии. Моим первым учителем в режиссуре был Григорий Михайлович Козинцев, он брал меня во ВГИК. На первом занятии он сказал нам замечательную фразу: «Режиссуре научить нельзя. И я вас этому учить не буду. Я вас буду учить думать. И если вы осилите это, то до всего остального дойдете сами». Очень мудрая мысль! – Но какое это имеет отношение к вашей нынешней ясности ума?– А я вам объясню… Когда мы учились во ВГИКе, Козинцев жил в Ленинграде, а в Москву приезжал несколько раз в учебном году на два-три дня. Когда он вел с нами занятия, все остальные предметы снимались, и мы занимались только режиссурой. Потом он уезжал, и мы дальше ковырялись сами… А другие мастера за месяц до экзаменов садились вместе со студентами, помогали, а часто вместо них что-то делали. Естественно, у таких студентов показы были шикарные, на них ломился весь институт. А на наши показы никто не приходил, у нас были бездарные показы. Но они были самостоятельными. И когда началась самостоятельная жизнь, то ребята именно с нашего курса состоялись. Мне же повезло, что Козинцев меня принял, когда мне было шестнадцать с половиной (!) лет. Он меня принял условно… Ну, отношения с Козинцевым – это особый разговор.– Эльдар Александрович, извините, но при чем здесь ваша долголетняя работоспособость и ясность ума?– Притом, что я с раннего возраста и по сей день все время нахожусь в тренаже. Не снижая планки. Однажды я заметил такую вещь. Снял какой-то эпизод и что-то не так сделал, не доделал, но решил: «Да это мелочь, никто все равно не обратит внимания!» А потом смотрю: это же главная моя ошибка! Я потом мучился, этот фильм смотреть не мог, все думал: «Боже мой, как же я это не переснял сразу!» И уже потом, если у меня когда-нибудь заводилась мысль, что тут что-то не то, я распутывал и либо вырезал, либо переснимал.