«Дело надо делать, господа!»

Сегодня Олегу  Табакову – 75

УДИВИТЕЛЬНАЯ вещь: когда в конце семидесятых журналист­ские тропы однажды свели меня с Олегом Табаковым, то в разговоре вдруг выяснилось, что в годы наших детства-отрочества много было схожего. И любимые книжки почти одни и те же, и радиопередачи. А в цирке – безрукий артист Сандро Дадеш, который все делал ногами, и «чемпионат французской борьбы» с непременным негром по имени Франк Гуд. И драмкружки при дворцах пионеров. И стенгазеты «домашние» мы оба выпускали, и «театр» во дворе разыгрывали. И даже наши шеи совпадали: от 35 до 37 сантиметров... Если мысленно прикинуть: где его Саратов и где мой Иркутск, а вот надо же... Но, с другой стороны, мы принадлежим к одному поколению мальчишек военной поры (с обязательными «выступлениями» в подшефных госпиталях) и жили в одной стране, которая называлась Советским Союзом...

Впрочем, дело, наверное, все-таки не в «одном поколе­нии», ведь и ровесники, даже  родные братья, порой бывают диаметрально разными. Тут, вероятно, скорее некая схожесть душ. Скажем, среди прочего мне очень дорого, что Олег Павлович называет себя «анти-антисемитом» и поступает соответственно. Ах, если бы я встретил подобных ему в приемной комиссии МГУ, куда еще при Сталине из своей провинции, с медалью, приехал, чтобы учиться «на журналиста», но мигом получил от ворот поворот.  А у Лёлика (как его звали родные и друзья), слава Богу, на другой год (когда меня точно так же не желали видеть и под крышей ЛГУ) в учи­лище МХАТа все обстояло совсем иначе...

***

ПОСЛЕ того как на излете 50-х возник «Современник», я, чтобы туда попасть, разные «командировки» в Москву себе зачастую просто-напросто придумывал. И прямо с вокзала, даже рано утром, в поисках заветного «билетика» мчался на площадь Маяковского, где – между памятником поэту и гостиницей «Пекин» – в трехэтажном сооружении, потом снесенном, располагалось это ЧУДО. И хотя дома товстоноговским БДТ «сладостно отравлен» был уже вполне, это ефремовское детище тоже для меня быстро стало весьма необходимым. А в Питере они гастролировали обычно в ДК имени Первой Пятилетки, который, кстати, вслед за «Современником» надолго приютил «Таганку», и вообще в толстиковско-романовском «великом городе с областной судьбой» сей Дворец культуры был чем-то вроде оазиса...

Конечно, и сам Олег Ефремов, и Евгений Евстигнеев, и Игорь Кваша, и Лиля Толмачёва (перечислять можно долго) – артисты замечательные, но и совсем юный Олег Табаков уже тогда в этой компании тоже выделялся. Наверное, видел его почти во всех ролях и уж точно на всю жизнь запомнил... И Олега Савина из розовской пьесы «В поисках радости» (которая потом на кино-экране будет называться «Шумный день», причем Табаков играл и там и там), где ак­тер со своим героем обликом и пластикой совпадали абсолютно. И трех его персонажей (американского туриста, фельдше­ра и продавца прохладительных напитков) из «Никто» Эдуардо де Филиппо, когда зрителю стало ясно, что Табаков не только хорош в характерных ролях, но и способен играть их сразу несколько. И московского школьника Толика, который, не попав в институт, оказался на строительстве Ангарской ГЭС, – из «Продолжения легенды» Анатолия Кузнецова. И Славку из володинских «Пяти вечеров», хотя у нас Кирилл Лавров в этой роли понравился мне больше, и вообще Товстоногов эту пьесу, конечно же, поставил грандиозно, «с волшебством». И опять-таки сразу трех его персонажей из потрясающего «Голого короля» по Евгению Шварцу. И в сочиненной чехом Вратиславом Блажеком «Третьем желании» пятидесятилетнего хама, маляра-алкаша,  каждая фраза которого вызывала хохот зрительного зала... А ведь был еще спектакль по Василию Аксёнову «Всегда в продаже», где Табаков в очередной раз виртуозно исполнил опять-таки три роли: заведующей «торговой точкой» Клавдии Ивановны (это еще за­долго до Калягина в телефильме про «тетю»!), лектора Клавдия Ивановича и Главного интеллигента Энского измерения, сильно смахивающего на Хрущёва. В том спектакле, по сути, ставился под сомнение сам советский режим, поэтому с той поры Табакова стали непременно приглашать на приемы во все иностранные посольства...

А еще – фильмы, много фильмов: «Шумный день», «Чистое небо», «Люди на мосту», «Испытательный срок», «Война и мир»... Работал на износ. И в двадцать девять лет – инфаркт! Как сам позже признался, на больничной койке в голову лезли мысли, похожие на те, что одолевали Андрея Болконского, когда герой романа Толстого лежал на Аустерлицком поле. Главное, что понял, выйдя из больницы: «Впредь надо заниматься только тем, что сочту интересным и нужным». С тех пор так и живет...

***

ОСОБО надо вспомнить его работу в гончаровской «Обыкновенной истории», которую мудро инсценировал Виктор Сергеевич Розов. Запомнившийся зрителю главным образом в ролях светлых мальчиков, Табаков (вернее – его персонаж) здесь по ходу спектакля из вот такого ангелоподобного романтика,  не способного защитить свою жизненную философию и свой душевный мир от обыкновенной пошлости, перерождался в некое «кувшинное рыло», в монстра, который теперь будет запросто делать карьеру да хоть на чужих костях... Об этом персонаже артист мне говорил:

– Мой Александр Адуев был, по сути, одним из идейных врагов и того же Олега Савина, который будённовской шашкой сокрушал полированную мебель, и Серёжки Львова из «Чистого неба», и Виктора Булыгина из «Людей на мосту», и Саши Егорова из «Испытательного срока»... Причём врагом последовательным, приходящим к закономерному финалу. Мой герой как бы предостерегал мальчиков-максималистов, что если их дела, их жизненные поступки не будут соответствовать их идейной программе, то итог окажется именно вот таким: некая «романтичес­кая» взволнованность, неоплаченная твоими поступками, приводит, как это ни печально, сначала к прагматизму, а потом – к полному распаду души...

А вот таким было его мнение вообще по поводу своих любимых персонажей:

– Их объединяет «бремя страстей человеческих», потому что это люди, чьи души находятся в крайних состояниях. Меня в принципе занимают именно крайние точки состояния человеческой души, а узкий диапазон привлекает мало. И в жизни лю­ди с малым диапазоном мне тоже неинтересны: знаете, есть такие – «девять десятых под водой»? Слишком уж много развелось ныне подобных «айсбергов» с неподтверждённой подводной частью...

Шли годы, он становился все старше, а проблемы, которые перед артистом возникали,  оказывались все более сложными, но вот ВЕРА оставалась прежней:

– Очень не хочется, чтобы Олегу Савину было за меня стыдно. Во всяком случае, когда стыжусь чего-либо в себе (бывает и такое), представляю судьёй и его, и моего сына, и мою дочь, и моих учеников, и моих товарищей, какими они в середине пятидесятых годов создавали «Современник»...

***

МЫ ВСТРЕТИЛИСЬ на съемках «Обломова», и наш долгий, в несколько дней, разговор то прерывался, то продолжался, когда исполнитель главной роли имел такую возможность.

К той поре Ефремов уже давно был худруком МХАТа, а Табаков уже по собственной инициативе прекратил в «Современнике» вполне успешную деятельность на посту директора. Оставаясь там на «разовых» ролях, он из трех тысяч мос­ковских школьников отобрал сорок семь, которых стал обучать актерскому мастерству. Потом лучшие пятнадцать составили студию. Вместе очистили и отремонтировали заброшенное помещение бывшего угольного склада на улице Чаплыгина, которое позднее превратится в знаменитую «Табакерку». Ну зачем, спрашивается, преуспевающему актеру была эта обуза?

– Как говорили основоположники Художественного театра: «Студия – это  нарождающаяся жизнь!» Вы заметили, что семьи, в которых есть дети,  как правило, счастливее тех семей, где детей нет?  Дети – здоровье семьи,  прежде всего –  духовное здоровье. Значит, и студия – процесс естественный, жизненный. А интереснее жизни трудно что-либо придумать...

Так его студия постепенно превращалась в знаменитый театр – да, из грязного подвала Олег Павлович вылепил, может, самый человеческий уголок новой театральной Москвы! К тому же, еще в 1983-м перейдя по приглашению Ефремова во МХАТ, Табаков стал там ярчайшим премьером. Вспоминаю, как хороши были его Сальери – в «Амадее», Со­рин – в «Чайке», Фамусов – в «Горе от ума», Бутон – в «Кабале святош», а в «Обыкновенной истории» весьма «повзрослевший» исполнитель на этот раз предстал уже Адуевым-старшим...

***

НЫНЕ он руководит аж двумя коллективами, причем принял МХАТ (из названия которого мигом выбросил академическое «А») в плачевном состоянии и именовал себя «кризисным управляющим, генералом из ведомства Сергея Шойгу». Теперь в тех сте­нах добрые перемены: кроме Основной и Малой сцен есть еще и Новая; почти всегда – аншлаги; у актеров – самый высокий в столице заработок... В свое время успел и ректором школы-студии МХАТ поработать; и за океаном, в Бостонском университете, театральную студию Russian-American Performing Arts Center (которую сами американцы называют «школой Станиславского») основать; и немалое количество спектаклей (у нас и «за бугром») поставить; и стать весьма полезным в президиуме Совета по культуре и искусству при президенте Российской Федерации... Список его киногероев приближается к двумстам, и большинство из них нам памятно, ну а интонацию его мультяшного  жуликоватого Кота Матроскина познала и разучила вся страна. Он – «народный СССР», лауреат Госпремий СССР и РФ, а еще удостоен множества профессиональных званий, премий и наград. Ордена у него не только «наши», но и зарубежные...

Он – сверхуспешный, и это хорошо. Но лично мне иногда претит его, ну что ли, нескрываемое самодовольство, с которым порой откровенничает на телеэкране.  Не только – про дела театральные, но и внутрисемейные: мол, мне –  семьдесят, а жена – молоденькая и дети маленькие, могу!.. А еще – бесконечная демонстрация своего чревоугодничества. Апофеозом этого стало его 60-летие на мхатовской сцене: пожалуй, целых три часа, внемля поздравлениям, герой торжества за огромным пиршественным столом без остановки, на глазах всего Оте-чества (все это показало ТВ), смачно поглощал яства. Да, тут и устроителям действа, и самому юбиляру чувство меры отказало напрочь...

***

И ВСЁ ЖЕ этот воистину Артист, непревзойденный лицедей прежде всего –  Богом избранный  т р у д я г а!  Спокоен, потому что всегда востребован:

– У меня была соседка Марья Николаевна. Сидела с маленьким Антоном Табаковым. А когда он пошёл в школу, слегла. Но встала – потому что моя первая супруга, Людмила Ивановна, родила девочку Сашу и с ней нужно было нянчиться. А потом Марья Николаевна отвела в школу Сашу Табакову – и умерла. Мы живём, пока востребованы...

Он убежден:

– Мужчине, который не в состоянии прокормить жену и детей, надо в паспорте писать: «Пол – средний»...

В наше время, когда со всех сторон – нытье насчет «кризиса», он продолжает вовсю вкалывать:

– Я становлюсь банальным, но повторяю вслед за моим отрицательным героем из пьесы Чехова: «Дело надо делать, господа!» Этот принцип исповедую и, когда что-то удаётся, знаю, что и этот отрезок времени прожит не зря...

И он снова и снова  д е л а е т   д е л о…