Великая Губа становится все меньше
Туристам показывают только Кижи, а остальное Заонежье тихо погибает
Туристам показывают только Кижи, а остальное Заонежье тихо погибаетНынешнее «угорелое» лето гонит туристов на Север, где они ожидают найти прохладу. Карельское Заонежье – территория между Петрозаводском и Медвежьегорском, где воды больше, чем земли, – как нельзя больше подходит для измученного жарой горожанина. Но если постараться увидеть больше, чем замечает пассажир круизного судна или обитатель турбазы, становится очень грустно. Заонежье, бывшее некогда житницей Карелии и его архитектурной жемчужиной, стремительно погибает.
На сайте музея-заповед-ника «Кижи» помимо перечисления экскурсий вокруг Преображенской – самой знаменитой деревянной церкви России – есть и упоминание о «кижском ожерелье» – деревянных часовнях на соседних островах. Они отреставрированы теми же архитекторами, которые работали и в самих Кижах, содержатся в порядке, заперты на замок и посещаются очень редко. Ибо у музея нет своего водного транспорта, а туристские теплоходы не могут подойти к этим островам – слишком мелко. Поэтому желающим пройти маршрутом «Кижское ожерелье» рекомендуется обзавестись своим транспортом – нанять катер в Петрозаводске.
Стоит это весьма дорого, более того, из Петрозаводска до архипелага надо идти два, а то и три часа открытым озером, где часто поднимается довольно коварная волна, и не все петрозаводские капитаны катеров умеют протискиваться по кижским шхерам, где порой глубины всего полтора метра.
Корреспондент «НВ» поступил нетривиально: доехал на машине до села Великая Губа – это около 100 километров от Медвежьегорска на юг по ухабистой дороге. И там за куда более низкую цену нанял катер на Кижи и все «Кижское ожерелье». Ведь здесь до знаменитого острова всего 30 минут по шхерам.
«Вам достался самый лучший катер Великой Губы!» – гордо сказал молодой крепыш, шумно подрулив к причалу. Я поверил сразу: новенький мотор «Судзуки» сиял на фоне довольно унылых плавсредств, которые болтались у берега. Сам катерок был хоть и небольшим, на пятерых пассажиров, но с крышей и мягкими сиденьями. На одно из них я немедленно упал, когда 90-сильный «Судзуки» рванул с места. Капитан сквозь рев мотора рассказывал, как накрылся его предыдущий мотор, который стоит как средней паршивости иномарка, как приходится таскать с собой кучу канистр – нужен хороший бензин, который есть только в Медвежьегорске и в Петрозаводске, а мотор «ест» 30 литров в час, как, не дай бог, можно налететь на топляк, как порой застает волна в озере, как соседский катер в недавнюю бурю на берег выбросило… Постепенно радужная на первый взгляд жизнь капитана Сереги становилась все суровее. На зиму он нанимается на судно в море, а летом у него отпуск, когда он работает на себя – отбивает стоимость нового мотора, как он выразился. Первая группа туристов может быть в 8 утра, последняя – в 8 вечера. «От последней группы сегодня уже отказался, а то жену свою почти не вижу в отпуске!» – говорит Серега.
Мимо проплывают гористые или, напротив, плоские небольшие острова. Гористые представляют собой нежилой камень. Плоские уставлены домами, причем обитаемыми: возле каждого дома сохнет белье. «Это дачники понаехали, ведь в каждой деревне одна-две бабки коренных остались, и то их стали на зиму в город забирать». Дачники на самом деле тоже коренные: для многих огромная карельская изба на острове – это дом их детства. Чужие здесь не выживают.
Катер тихо тычется в замшелые мостки, за которыми на плоском блюде острова стоит деревня. Почти у воды – часовня и дома фантастического размера: в каждом из них смело можно разместить пионерский отряд. И, что самое фантастическое, большая часть домов обитаема. С фасада могут быть заколочены все окна, но из-за угла выходит немолодая женщина с ведром: «Вы журналист? Напишите, что у нас в деревне нет электричества». Я уточняю: «Вам бурей провода порвало?» Нет, оказывается, электричества здесь не было никогда. Женщина продолжает: «А дом-то наш еще ничего, прадедов дом, кабы немного подправить – еще постоял бы». Прадедов – это еще с позапрошлого века, значит. Судя по размеру бревен, когда-то росли тут колоссальные деревья. Теперь – все больше сухие елки да молодая ольха.
Женщина пришла к озеру за водой – колодцев тут не держат, зачем, когда целая Онега рядом. «Вы еще скажите, что музею мы очень благодарны за пристань, но давно ее надо чинить». Пристань, которая местами уже сгнила, была действительно сооружена музеем-заповедником, чтобы привозить туристов к своим объектам. Часовни целыми днями заперты – у музея почти нет заказов на такие экскурсии. Жители вздыхают: конечно, часовня должна быть открыта для всех желающих, но музей считает, что местным жителям она совершенно не нужна.
Зато церковь в деревне Леликово открыта. Ее не коснулась музеефикация, и местные жители стараются сами: ремонт делают, батюшку привозят на лодке. Кстати, священник на катере для Заонежья – обычное дело. А когда-то на Кижский погост со всей округи на богослужение сплывались сотни лодок. Если семья большая, то лодка на дюжину человек – фактически баркас.
Работы здесь нет – это мрачные сведения из Великогубской администрации. Сколько-то человек устроилось в музей-заповедник, кто-то на берегу в магазине продавцом, но в основном люди работают в городах вахтовым методом. Женщины среднего возраста сплошь безработны, молодых нет – уехали. Машин тут мало, потому что мало дорог, здесь больше ценятся лодки. Пару раз в неделю приходит дряхлая «Комета», курсирующая между Петрозаводском и Великой Губой (в 70-е годы она ходила 3 раза в день). Можно наловить рыбы и насобирать грибов-ягод – за копейки примут в заготкооперацию. Коров все меньше: выручка за молоко не оправдывает содержание животного. Зато огороды есть у всех, и огурцы с кабачками там растут здоровенные. Жители жалуются на весенние заморозки. Увы, забыт напрочь старинный заонежский способ борьбы с этой бедой. Тут же под ногами габбро-долерит пополам с шунгитом – черные камни. Раньше крестьяне собирали эти камни в кучи (грудницы) на расстоянии 15–20 метров друг от друга. Весеннее солнце нагревало камни, и между ними можно было сеять рожь, сажать капусту, не боясь заморозков – ночью грудницы отдавали тепло. До сих пор на полях стоят эти грудницы, волнуя воображение «черных», которые полагают скопление камней могильниками – почти каждая куча в середине разрыта искателями сокровищ.
Так что живут тут на пособие – кто безработный, или на пенсию. Есть, правда, новенькие турбазы по островам, но устроиться туда местному нереально – там какие-то свои привозные кадры трудятся. Таких, как капитан Серега, – молодых, не сбежавших в город, зарабатывающих, – в вымирающих заонежских селах по пальцам можно пересчитать. От населения огромной некогда Великой Губы сейчас осталась тысяча человек по прописке и половина от них – по факту. И есть опасение, что великолепные заонежские деревни могут остаться только в книжках – архитекторы и художники делали прекрасные материалы по этой территории – да в музейном комплексе «Кижи». Кижский погост, без сомнения, – это шедевр, но без остального Заонежья он может остаться пустой декорацией.