Евгений Дятлов: «На телевидении свобода ограничивается форматом»
Известному артисту хочется найти свое место в интернете
Известному артисту хочется найти свое место в интернете Когда видишь его в роли Шервинского в спектакле «Дни Турбиных», который идет в Молодежном театре (и, кстати, в той же роли он снимается в экранизации «Белой гвардии» Сергея Снежкина), или когда видишь Евгения с бабочкой на концертной площадке, где он исполняет романсы, песни из кинофильмов, казачьи песни, Евгений Дятлов устойчиво ассоциируется с прошлым, возможно даже дореволюционным. А между тем он не прочь уйти в виртуальный мир, чтобы свободно поговорить о том, что его волнует. – Евгений, я тут вычитала, что современный продвинутый пользователь интернета сидит в Сети около 100 часов в неделю. А в неделе всего-то 168 часов…– Ну нет, конечно, мне некогда этим заниматься. Но кое-что читаю. Мне нравятся блоги Гришковца, Славы Сэ, который пишет под ником pesen_net. – А вы не хотите завести свой блог? – Неплохо было бы. Мне хотелось бы по разным людям походить – начиная от бомжа и заканчивая, до кого доберусь, – и сделать с ними интервью. Интернет хорош тем, что в отличие от газет и телевидения в нем нет ограничений. Никто ведь не скажет: «Это не в нашем формате». Такая свобода дорого стоит.– И о чем бы вы хотели спросить этих людей? – О том, о чем спрашиваю самого себя. О взаимоотношениях мужчин и женщин, о детях, о политике, о 10 заповедях. Что для человека является самым ценным, без чего он – не он? Вот он скажет, например: я не могу без папы-мамы. Но проходит время, и, увы, нет родителей, и где тогда он? И без кого этот человек – никто? А если у него это заберут, его жахнет головой об стену, он напьется, уйдет в себя, и все – мы его потеряем, и он сам себя потеряет, и его долго надо приводить в норму? Надо выстраивать иерархию ценностей…– В которой главное – «эго».– Да. Плохо это или хорошо – неизвестно. Мне интересно, в частности, узнать, что срабатывает, когда человек отказывается от себя в пользу коллективного сознания. Почему он не осознает, что перестал быть собой, что он отупел, и им просто-напросто управляют. – Но ведь, в конце концов, кто-то рождается лидером, а кто-то подчиненным.– Ну да, Рональдо забивает в девятку, а я, хоть тренируйся, не сумею это сделать. Но у меня есть и моя «девятка». – А вы не хотели бы вести подобный диалог на телевидении?– Можно было бы попробовать. Но мне не нравится, что на телевидении свобода ограничивается форматом. Чем хорош интернет – в нем нет цензуры, денег, начальников или формата, из-за которого не можешь задать какой-нибудь вопрос. А я хочу дойти до того, чтобы задавать вопросы, которые в общем-то неудобно задавать. Порой даже самому себе. Например, вопросы, связанные с жизнедеятельностью организма или с психическими отклонениями. – Вот вы сказали о беседах с бомжами. А как насчет брезгливости?– Если вы поставите чувство брезгливости в вашей иерархии ценностей на 30-е место, вы отдадите себе отчет: я продержусь. Хотя вчера это чувство было в вас очень развито. Но нельзя сидеть в однажды сложившейся формуле и лелеять мысль, что вы «ах, сохраняете свои ценности». Надо быть более мобильным, подлаживаться под ситуации, и тогда вас врасплох не застанет гунн, который разрушит ваши ценности в одну секунду, как много сотен лет назад он спалил Рим.– Вы, наверное, конформист? И вы скорее приспособитесь к обстоятельствам, нежели полезете на баррикады…– Наверное, да, я – конформист. Хотя, что значит «конформист»… Вот если человек считает, что ему нужно сохранить свою жизнь ради единственной дочери, и он не сможет себя уговорить рисковать ради других детей, – я пойму его. Как бы я поступил в такой ситуации – не знаю. Может быть, пошел бы умирать ради других детей. А может быть, и я не смог бы так поступить. Это надо понимать и принимать, а не презирать человека только потому, что он не пошел с другими рисковыми ребятами рисовать «болт» на мосту. Это не приводит к взаимопониманию.– А как вам тема, касающаяся проблем вашего поколения? Кстати, какие его особенности вы бы выделили?– Инфантильность. Я говорю не о ярких представителях нашего поколения вроде Юрия Шевчука, а о своем собственном окружении. Мы так или иначе – мальчики, которые способны разве что на какое-то детское хулиганство либо несформированное мнение, продиктованное какой-то группой, которая точно так же не вдается в анализ происходящего вокруг. Вот как ребенок известного отца никак не может преодолеть его влияние, так и мы живем под влиянием поколения Высоцкого, Окуджавы, Евтушенко, Даниэля, Синявского, Венички Ерофеева. Они были хулиганами, но при этом взрослую продукцию выдавали. Они делали танки, а мы сейчас делаем игрушки.– Ну, может, тогда нужны были танки, а сегодня игрушки?– Проблема в том, что многие уже и не видят, что делают игрушки. Они радуются: «О-о, я такую штуку гениальную придумал!» Не знаю, может, поколению Высоцкого мощный заряд дало военное поколение отцов, у них было желание что-то пробить, сделать круче. А сейчас все какое-то пустяковое. Может, все человечество переходит в какую-то новую фазу? И большую роль здесь играет техногенность. И скорость, с которой все вокруг меняется. Вы только прикиньте – на наших глазах появился и умер маленький «зверек» под названием видеомагнитофон. Мы не успели до конца в него въехать, как его уже не стало. Наши мозги не успевают принять эту скорость.– И что же делать?– Наверное, все-таки держаться корней.– Ну да, недаром кто-то уже уходит в дауншифтеры. – Да-да. Хотя здесь тоже все непросто. С одной стороны, легко могут возникнуть активные группы, которые начнут крушить все молотками, переоденутся в какие-нибудь средневековые платья, начнут коз доить под лозунгом «назад к природе». А с другой стороны, сбегая из большого мира, они оказываются вне социального контекста. А как только они попадают в жесткую реальность, понимают, что проблемы-то остались: они по-прежнему боятся окружающего мира. Все это может привести к тому, что будут обалденно работающие приборы и обалденно разложившийся как креативная единица человек.– И как тогда примирить реальность с идеальным?– Никуда не сбегая, пытаться понять самого себя. Причем не ожидать чуда – это в нашей природе «чтобы было как в сказке», а работать над собой. Вот как ребенок не появится, пока мама не отходит с ним 9 месяцев, так и здесь. Начинать познавать, что я есть такое. И стремление к познанию надо воспитывать. Почему мы не покажем историю человека, которому все это стало невмоготу, и он копейка к копейке в себе разбирается? Показали этот процесс – он ведь завораживает. Так же как когда ты наблюдаешь в микроскоп таинственную жизнь микроорганизмов или когда показывают, как сперматозоид оплодотворяет яйцеклетку. Поверьте, дыхание замирает, ведь на твоих глазах зарождается жизнь. И вот надо так же скрупулезно, а не стремительно, как в «Формуле-1», пытаться разобраться в себе. А значит, и в других людях. – Не знаю, мне кажется, в нашей ментальности нет такой любви к психоанализу.– Наоборот. Если рассматривать наших писателей под этим углом – Достоевского, Гоголя, Тургенева, Толстого, Чехова, – они с разных сторон, но все – об этой сложности человеческой. Только это не должно быть самоцелью и самоублажением: «Смотрите, какие мы тонкие! А те, что не читают, – гопота. Поэтому они нам не друзья». Ведь у нас так все и делится – на «своих» и «чужих». А на самом деле эта литература должна быть первоначальным импульсом к тому, чтобы начать смотреть друг на друга...– Вам точно надо иметь блог и находить единомышленников!– Так я же не страдаю от «невыговоренности», и у меня нет ни к кому претензий. Просто хочется послушать, как другие отвечают на те же вопросы.