Мои времена года
В последние годы осень наводит на меня черную тоску. Она приходит не первого сентября, как у всех людей, а в тот самый день, когда в метро или на улице мне встретится человек в теплой куртке. И я вижу свинцовое небо, мокрый асфальт, вереницу грязных, коптящих машин в пробке на Троицком мосту
В последние годы осень наводит на меня черную тоску. Она приходит не первого сентября, как у всех людей, а в тот самый день, когда в метро или на улице мне встретится человек в теплой куртке. И я вижу свинцовое небо, мокрый асфальт, вереницу грязных, коптящих машин в пробке на Троицком мосту. В лицо мне летит колючий ветер с запахом автомобильных выхлопов. И я опять бегу в больницу к маме, спотыкаясь, ступая в глубокие лужи, натыкаясь на прохожих и придерживая рукой вечно не застегнутый плащ. Мама всегда болеет осенью. И я знаю, что скоро она не поправится.
А потом приходит зима. И долго, упорно, изо всех своих сил она пытается прикрыть белым снегом черную грязь большого города. А люди ополчаются на нее с большими машинами, тракторами и лопатами. Я в это время дерусь с монстрами, которые выползли из медицинских справочников и набросились на мою маму. Они обрели для меня плоть, форму, запах и цвет. Я могла бы, пожалуй, нарисовать их при желании. Отныне я буду словно собачонка бегать за людьми в белых халатах, которые умеют бороться с чудовищами посредствам пилюлек и жидкостей в ампулах. Буду смотреть в их глаза, ловить каждое слово. Пойду в аптеку, затаив дыхание от волнения, будто средневековая крестьянка, которая пришла в тайную лабораторию алхимика, добуду множество коробочек с разным зельем. Это – для негодяя по имени Серопозитивный Ревматоидный Артрит, это – для злодея Токсического Гепатита, это – для злобной ведьмы Нейропатии. Я буду жить все это время с явственным, физически осязаемым ощущением, будто стою неподвижно на пути своих врагов с тяжелой дубиной в руке, широко расставив ноги и не сводя с них взгляда. Буду бояться спать или отвлечься на что-либо, поскольку злодеи только и ждут, что я отвернусь на минутку, чтобы напасть на маму и погубить ее. Ни разу за зиму я не пожалуюсь на холод, слякоть, гололед, поскольку просто не замечу их.
Затем настанет день, когда солнышко начнет помогать людям и железным машинам в битве с зимой. Снег превратится в воду и пропадет в канализации. Мир наполнится запахом пробуждающейся природы, зазвенит, набухнет, распустится зеленью. Тогда моя мама начнет приходить в себя и будет рассуждать о том, как мы сделаем ремонт и будем земледельничать в огороде. Я расслаблю руку с тяжелой дубиной, начну дышать и открою глаза.
А в один прекрасный день я пойму, что наступило лето с запахом моря, криками чаек, полупустыми вагонами метро и зеленью, мужественно заслоняющей собой каменные громады. Я уеду далеко на юг, буду смотреть, как осыпаются звезды с черного бархата неба, буду слушать плеск волн и читать про себя Мандельштама, буду счастлива просто так, от того, что светит солнце. У меня будут целых две недели в году, когда я смогу жить своей жизнью. Только бы достоять мне с моей дубиной до той поры.