Юрий Грымов: «Кино в России достигло точки невозврата»

Известный режиссер Юрий Грымов считает, что сегодня самое популярное занятие в мире – это перелистываниеЮрий Грымов ворвался в российский кинематограф стремительно и ярко в конце 1990-х. Закончив с карьерой создателя рекламных роликов и музыкальных клипов, он снял в 1998-м полнометражную картину «Муму» – она получила ряд международных фестивальных наград, а также приз министерства культуры Франции «За лучший дебют года». Через десять лет на всю страну прогремел фильм Грымова «Чужие», в котором режиссер показал, что происходит, когда американцы слишком настойчиво навязывают  демократические ценности всему миру. Фильм даже запретили к показу в США. И вот новая работа, которую режиссер представлял на днях в Петербурге, – фильм «На ощупь».– Юрий, ваш фильм соединяет разные жанры –  экшен мешается с мелодрамой, детективом, боевиком и фантастикой. Такая эклектика сознательно вами выбрана?– Я считаю, наша жизнь наполнена сплошной эклектикой – и смешно, и грустно, и фантастично. Это и было нашей задачей – зафиксировать быстро меняющуюся жизнь и некий крах иллюзий человека слепого, который прозревает и снова предпочитает уйти в свой мир. Мне хотелось найти новый угол зрения.– Вы выбрали «угол зрения» незрячего человека, чтобы показать, что общество больно?– Общество больное,  трусливое, заискивающее. Политикам позволяем делать с нами, что они хотят. – У вас так все избыточно – звук, цвет, эмоции, акценты, эффекты – это тоже для того лишь, чтобы быстрее и наотмашь пробило зрителя? – Я уверен, что в картине много именно технически классно сделанных вещей, ради которых нужно ее смотреть. Операторская работа и работа художника колоссальная. Как зрелищно мы показали разрушение автомобилей! Там нет ни грамма компьютерной графики. Это сложно, был один-единственный дубль, который готовился два месяца. То, что вы видели на экране полторы минуты, в реальности длилось полторы секунды, мы использовали страшно дорогую немецкую видеоаппаратуру. Для современного продвинутого зрителя надо делать очень качественное по картинке кино. Мы много денег потратили на звук, который записывали в Англии. Не потому, что такие пижоны, а просто надо держать уровень.  Мы испытали шок, приехав в Калугу: в лучшем кинотеатре города нет ни качественного изображения, ни звука. Когда увидели фрагменты, в ужас пришли: сначала звук идет, а уже потом губы шевелятся. Выяснилось, что кинопроектор – 1975 года, картинка на нем воспроизводится с запозданием.  Я даже не знал, что где-то  может быть так плохо. – Вы вышли в ограниченный прокат. Что это значит?– Зрителей будет мало. То есть сеансы в кинотеатрах будут редкие и, возможно, не самые удобные по времени. Это вообще сегодняшняя политика – российское кино будут все меньше и показывать, и снимать. Вы же понимаете, есть восемь студий, которым будут даваться деньги от государства, а остальные положат зубы на полку. С российским кино случилась точка невозврата. – Откуда же лично вы берете силы его снимать?– Мне это нравится. Трудно искать деньги, но находим, убеждаем. 150 миллионов человек в нашей стране говорят на русском языке, и практически каждый из них посмотрел фильм «Аватар». Все с ума посходили с этим фильмом, радуются как дети – 3D, ах боже мой! Я уже видел это 3D в 70-м году! А сейчас падает популярность кино в этом формате. И посещаемости прежней нет. Была хорошая разводка – многие директора кинотеатров по 30 тысяч евро в оборудование вложили. А теперь что? – Ваше кино является авторским или продюсерским?– Я всегда сам являюсь продюсером своих фильмов. И на самом деле разделения понятий «продюсер» и «режиссер» в России никогда не существовало. Если вспомнить Тарковского, Данелию, они, по сути, были  продюсерами, государство давало им деньги, и за все они и несли ответственность на съемочной площадке. Вот и я отвечаю  за творческий процесс и за коммерческую составляющую  в одном флаконе. Это очень трудно, но я понял, что единственный выход для того, чтобы снимать  то, что я хочу, – делать все самому. И никто не ограничивает моей свободы.– Думаю, есть все-таки обязательства перед спонсорами, которые дают деньги, – недаром появляется в фильме обложка журнала про звезд вслед за его главным редактором Андреем Малаховым.– Ну, я считаю, зрители это могут простить –  обязательства мы, конечно, должны выполнять перед нашими партнерами. Зато журнал о звездах не просто так летает в воздухе – если вы заметили, там возникают фотопортреты Майкла Джексона и звучит его песня. Во время съемок картины пришло известие о его смерти, и я счел нужным сделать такой поклон в сторону мировой звезды.– В картине есть еще довольно спорный момент – когда в магазине идет разговор между женщиной, которая ждет ребенка, и мужчиной, который не хочет этого ребенка. Ваш недавно прозревший герой, которого играет Антон Шагин, увидев слезы на глазах женщины, приносит ей… прокладки. Не мелко ли?– Уж таковы реалии нашего времени. Главный герой, насмотревшись рекламы по телевизору, из которой узнал, что прокладки – это лучшее, что может быть для женщин, таким наивным образом пытается приободрить даму. – Все равно кажется, будто вы стараетесь ублажить зрителя. Может, его не всегда взыскательным вкусам надо как-то противодействовать, а не потакать?– Я уверен, что сегодня самое популярное в мире занятие – это перелистывание. И в отношении вашей газеты, и в отношении интернета, и кино, и даже считывания вывесок на улицах и в торговых центрах. Люди любят переключать кнопки пульта телевизора – зацепляются за названия, броские картинки, ничего с этим не поделаешь. Думаю, тут надо соблюдать золотую середину – говорить со зрителем на одном языке, но и не идти у него на поводу. Зрительское кино обязательно предусматривает жесткий сюжет, а на него уже нанизывается форма – она может быть пестрая, шокирующая, рваная, но ни в коем случае не оставляющая равнодушным. Я думаю, молодому зрителю мое кино будет понятным, оно его взволнует. Когда главному герою его папа пытается внушить, что его дедушка Брэд Питт, а бабушка Анджелина Джоли, это, я надеюсь, вызывает в зале здоровую иронию по отношению к нашим представлениям об успешной жизни и  к неумению любить наших вовсе не звездных родных и близких.  – Приступая к новой картине, вы ставите задачу сделать прорыв?– Конечно. Но этот прорыв я делаю перед самим собой. Я в себе ищу, я пытаюсь изобрести новый киноязык. И он всегда разный. Я говорил мило и трогательно в «Казусе Кукоцкого» о доле России, о женской доле, о семейственности. Мне нравится мой фильм «Чужие» своей резкостью, жесткостью. Кто осмелился бы в России, кроме меня, снять фильм про арабов, русских и американцев. Кто? Я пытаюсь найти такую тему, которую никто не берет. Просто мало кто сегодня оценивает эти попытки высказаться по-своему.  – А что же заставляет вас снимать детское кино? Вы только что сняли «Год Белого слона» по Людмиле Улицкой…– Это действительно новое для меня направление. Очень трудно было браться, переживал, но то, что получилось, обалдеете. За основу взята неопубликованная пьеса Люси Улицкой. Я занял прекрасных артистов, будет суперизображение, на всю катушку используется компьютерная графика. Это новогодняя сказка – милое, трогательное, доброе кино. Мне захотелось сделать фильм для детей еще и потому, что никто сегодня в России не снимает это кино – оно коммерчески невыгодно. Три года я бегал с темой детской картины и от государства не получил никакой помощи. И я понял, что правительство не заинтересовано в развитии современного общества. – У вас в фильме подвижная грань между романтизмом, верой в светлое и цинизмом, словно и вы сами в себе боретесь с этими чувствами… Вы больше романтик или циник?– Конечно романтик! Если бы я был циником, я бы по-прежнему занимался рекламой. И заколачивал бы бабки – разводил бы идиотов-заказчиков. А меня это достало!  В основном заказчики – это очень глупые люди, очень неинтересные, и даже среди артистов шоу-бизнеса. – У вас потому настойчиво звучат песни Леонтьева в фильме, что вы ролики с ним снимали?– Леонтьев звучит, потому что он сам по себе очень хороший, очень талантливый. И он символ 90-х, о которых сегодня не один я  ностальгирую. Было другое время, другие отношения, другие возможности. А какие сегодня возможности? Появилось огромное количество людей с высшим образованием, которые работают официантами. Я недавно прочитал статистику: каждый четвертый россиянин мечтает уехать из страны. Увы, ничего не происходит в России и в сфере культуры. Нет концепции развития, и мы до сих пор не ответили на вопрос: кто же мы? У нас нет национальной идеи.– А вы-то сами не собираетесь уехать за рубеж?– Пока есть силы, еще побарахтаюсь.