Михаил Державин: «Я не талантливый, я – даровитый!»

Этот актер перепробовал, перечувствовал и переиграл так много, что когда-нибудь на основе его биографии наверняка снимут кино. Причем зрители, скорее всего, решат, что сценарист большинство эпизодов придумал, так как такого калейдоскопа лиц, событий и ролей в жизни одного человека просто не может быть. Сам же Михаил Михайлович относится к своему прошлому, настоящему, да и будущему с завидной долей юмора, говоря: «Это моя жизнь, уважаемый. И, учитывая, сколько мне лет, сейчас ее можно вспоминать почти весело»... – Михаил Михайлович, верно говорят, будто вы абсолютно всем в жизни довольны, никогда никого не ругаете и даже не критикуете?– М-м… Странное утверждение, и характеристика, мне кажется, сомнительная… Я расскажу вам по этому поводу историю. В 1950-е годы в Театре им. Леси Украинки в Киеве чествовали старейшего актера. Начальство вручило ему орден. И как вы думаете, что он ответил?– Не иначе как: «Служу Советскому Союзу!»– А вот и нет! Он сказал: «Благодарю наше замечательное правительство и совершенно потрясающий ЦК!» По степени лучезарности восприятия действительности я в сравнении с ним – просто дитя. Но, в принципе, когда говорю: «Жизнь прекрасна!» – вовсе не кривлю душой.  – Признаюсь, я вам даже завидую быть талантливым и одновременно счастливым – большая редкость в нашем мире…– Я не талантливый! Валентин Николаевич Плучек подразделял актеров на способных, даровитых и талантливых. По его классификации я – даровитый. И я с этой оценкой полностью согласен. Тем более что можно родиться с дарованием и вырастить из него талант. А можно, наоборот, – иметь талант от природы, но пропить его, как случилось со многими моими коллегами. – А правда, что вы сказали однажды, будто сами себе завидуете?– Да! Белой завистью…– Михаил Михайлович, вы считаете себя звездой?– Слово чести, это не про меня! Вы вспомните, раньше у нас было только две звезды – Раневская и Орлова. А что теперь? Спел человек на Первом канале пять песенок под фонограмму, и вся пресса переполнена сообщениями типа: звезда такой-то провел вечер в ресторане с любимым человеком. Вам не смешно? – Вы так грустно это произнесли, а 10 минут назад утверждали, что абсолютно счастливы. Я думал, вы шутить будете, анекдоты рассказывать.– Пожалуйста, слушайте мой любимый: один человек хоронит тещу. Стоит над могилой и причитает: «Мама, мы 15 лет жили с вами душа в душу… Я не смогу забыть ни одного дня, проведенного с вами»… В это время над ним пролетает ворона и делает ему прямо на голову, извините, большу-у-ую кучу. Он посмотрел вверх и говорит: «А-а, мама, вы уже там?..»– Как раз в тему анекдот! Вас ведь называют зятем самых знаменитых тещ России, причем с каждой из них вы сумели даже после разводов сохранить прекрасные отношения. – Это объяснимо. Руфь Марковна Райкина – ее все называли Ромочкой – была женщиной замечательного таланта, прекрасной литераторшей. Я ее вспоминаю с благодарностью. Между прочим, Аркадий Исаакович сказал мне сразу после того, как мы расстались с Катей: «Миша, как приятно все начинать сначала!» А Ромочка отнеслась к событию философски. За год до смерти мы виделись в садике «Аквариум». Ромочка тогда уже потеряла речь и только махнула мне рукой: все хорошо, Миша…– И со второй тещей – Марией Васильевной Буденной – вам так же повезло? – Что мне с первой встречи врезалось в память, так это ее необыкновенно звонкий смех. Мы жили вместе, но у нас с ней никогда не было ни единого конфликта!Причем она была такой не только по отношению ко мне. Вы знаете, что первую жену Семена Михайловича перед самой войной репрессировали? Так вот, я видел, как после реабилитации Мария Васильевна поддерживала ее до конца дней! – Этого я не знал… Зато читал где-то про знаменитые буденновские помидоры.– Их солили в бочках. Вырыли еще во время войны специальный блиндаж-ледник возле дачи, под бомбоубежищем. Помню, как выпьешь рюмку водки да закусишь тещиным помидорчиком! Хорошо!..– А что насчет третьей тещи?– С мамой Роксаночки, Седой Григорьевной, я общался часто – либо по телефону, либо по почте. У вас есть знакомые мужчины, которые бы состояли с тещей в активной переписке?– Н-нет… Вы меня так удивили, что даже захотелось сменить тему… Вот скажите, Михаил Михайлович, вы никогда не устаете от лицедейства, от актерства?– Усталых людей, которые, заплатив за билеты, пришли после работы в театр, необходимо «отоваривать» как следует! – Что, простите, делать? – Это чисто мхатовское выражение. Еще Немирович-Данченко говорил: «Зрителя надо хорошо отоваривать». – Тогда отоварьте меня, пожалуйста, парочкой фраз про вашего друга и нынешнего начальника Александра Анатольевича Ширвиндта!– Шура – худрук, а я – труппа, причем и мужской состав и, как вы, возможно, помните, – женский. – Еще бы! Ваша «дама в голубом» уже давно считается эстрадной классикой. – Вообще-то этот образ придумал еще Аркадий Исаакович Райкин. Но, знаете, иногда обидно, что нас с Шурой считают сугубо комедийными актерами. Во всяком случае, уж он-то очень серьезный человек. У Эфроса он играл Тригорина в «Чайке», Людовика в булгаковской «Кабале святош». Хотя и в юморе он тоже кое-что, конечно, смыслит… А вы знаете, что в репертуарных планах нашего театра уже долгие годы существует особый раздел – то, что придумает Ширвиндт? Эти спектакли ставятся внепланово.– Интересно, какой вы в обыденной жизни? – Импульсивный и быстрый. Могу, конечно, прикинуться тугодумом, вальяжным и медлительным, но ведь от природы не уйдешь!– Признайтесь, тайные пороки у вас есть? – Есть! Я азартен. И, представьте, еще ни разу в жизни не проиграл! Штука в том, что я испытываю азарт при распределении ролей – что-то мне достанется на этот раз? И потом с равным удовольствием играю и Тартюфа, и Скалозуба, и Епиходова.– Эх, Михаил Михайлович, опять все у вас хорошо. Но должно же быть в нашей беседе хоть что-то пикантное, остренькое?! Вот скажите: вы политизированный человек?– Чрезвычайно! Причем, слушая наших депутатов, я каждый раз думаю: Господи, какие же они все талантливые! То есть у меня невольно возникает прямая параллель с нашим театром. В политике все то же самое – лидеры, статисты, те, кто «без речей»… Разница лишь в том, что у каждой пьесы имеется известный финал, а тут постоянно ломаешь голову: чем все закончится? – Да уж, артистическими дарованиями их природа не обидела. Но, кстати, скажите, актеру с годами легче становится работать?– Знаете, незадолго до ухода Михаила Александровича Ульянова я встретил случайно его на улице. Спрашиваю: «Миш, как дела?» А он мне: «Странная со мной, понимаешь ли, происходит штука – с годами появляется все больше ответственности»…– В смысле планки, которую нельзя опускать? И вы никогда не филоните?– Случается. На съемках какой-нибудь ТВ-программы.– Странно! Ведь там же огромная аудитория и сногсшибательные гонорары!– В этом смысле вы ошибаетесь. Но без ТВ действительно по-настоящему популярным не станешь. Вот смотрите: Андрюша Миронов умер 23 года назад – разве ж это срок? Но 30 процентов нашей труппы его на сцене никогда не видели! Помнят только по телевидению да по фильмам...– Вас ведь тоже все больше знают по «Кабачку «13 стульев», чем как Бобчинского в «Ревизоре».– «Кабачок» помнит старшее поколение. И вы не представляете, как нас тогда ругали! Валентин Николаевич Плучек вообще называл нас не иначе как кабачкистами!– Восстановить его не хотелось бы?– Увы! Время неумолимо, всех его обитателей уже не соберешь. И потом – это было круто когда-то, теперь другие потребности. Тогда нам, шестидесятникам, казалось, что если мы и не перевернем мир, то хотя бы откроем Америку… А потом выяснилось, что мы всего-навсего изобретали велосипед… Давайте еще раз переменим тему?– С удовольствием, но, боюсь, у меня так и не получится раскрутить вас на какое-нибудь негативное высказывание…– А зачем? Если такие эмоции кому-то нужны по жизни, пусть смотрит программы новостей по телевизору – сплошной фильм ужасов…