Германию мучает «остальгия»

Через 20 лет после объединения Германии каждый 10-й восточный немец мечтает вернуть ГДР

Сотни тысяч людей на улицах, раскрашенный в цвета немецкого триколора Рейхстаг и бесконечные дебаты о проблеме мигрантов – так в Германии отмечали День немецкого единства. 3 октября 1990 года ФРГ и ГДР после 45 лет, проведенных «по разные стороны баррикад», в одночасье вновь стали одной страной. Главные торжества по этому поводу прошли в Бремене, где в минувшее воскресенье собрался весь политический бомонд страны во главе с канцлером Германии Ангелой Меркель и федеральным президентом Кристианом Вульфом.

Речь Вульфа, вступившего в должность три месяца назад, в Германии ждали с нетерпением. В своем первом большом выступлении он похвалил восточных немцев за их смелость в борьбе за свободу, которая привела к падению Берлинской стены, а годом позже – к объединению: «Я преклоняюсь перед всеми, кто боролся за свободу. Их мужество покорило весь мир. Они должны были начать свою жизнь с чистого листа. И они это сделали». Впрочем, политиков, журналистов и простых немцев больше интересовало то, как Вульф отреагирует на острые дебаты о мигрантах-мусульманах, которые не прекращаются здесь уже месяц. Президент ФРГ не обманул ожидания, но и не отошел от главной темы. Ангела Меркель позже заявила, что он по-новому растолковал смысл немецкого единства. Вульф выступил против дискриминации мигрантов, назвав себя в том числе «президентом мусульман, живущих в Германии», и призвал к толерантности: «Ценить разнообразие и закрыть трещины в обществе – это задача немецкого единства сегодня».

В Берлине торжества развернулись у Бранденбургских ворот, которые в эти дни напоминали рождественскую ярмарку с бесчисленными кафе, уличными музыкантами и глинтвейном. Вечером на площади перед Рейхстагом собрались несколько тысяч людей. После гимна и фейерверка на стенах Рейхстага показали фильм о том, как пала Берлинская стена и как решалась судьба Германии. Некоторые не сдерживали эмоций и плакали. Растрогался даже Гельмут Коль.

На фоне пышных торжеств остался незамеченным один печальный факт – несмотря на двадцатилетнюю политику интеграции восточных земель, Германия по-прежнему остается ментально расколотой страной. «Осси» и «весси» – это, по сути, два отдельных народа, у которых, несмотря на сходство, немало различий.

Рупрехт фон Вальденфейс из Гейдельберга был против объединения. На западе новые земли воспринимались как угрожающая и с трудом понимаемая страна.

– Мы с опаской смотрели на национализм, который вдруг проявился. Мы этого давно боялись, потому что в новой истории это повторилось уже дважды, – вспоминает он.

Все произошло слишком хаотично – после падения стены понадобилось всего 10 месяцев, чтобы объединить две разные Германии.

– Мне было 16 лет, хотелось во что-то верить, – говорит Рупрехт. – Это была романтика, революция. Нам на западе тоже хотелось перемен. Мы были за объединение, а не присоединение. Мы хотели вместе создать что-то новое, а не просто присоединить этот странный восточный кусок.

Первое время в новой Германии были даже разговоры о том, чтобы разработать совместную конституцию. Но потом все затихло. Для «весси» новые земли превратились в «черную дыру», куда на восстановление дорог, домов и инфраструктуры уходили их налоги. Объединение Германии за 20 лет обошлось в 1,5 биллиона евро. Западные немцы до сих пор не могут простить правительству, что в 1990-е восток «потопили деньгами».

Сейчас мало кто помнит о том, что от объединения выиграли в первую очередь западные фирмы. На рынок пришли 16 миллионов новых потребителей – население теперь уже бывшей ГДР. На тот момент у многих были неплохие счета в банках, ведь в ГДР тратить деньги было не на что. Путешествовать было нельзя, дорогих машин в ГДР не было – а это, пожалуй, главные расходы в бюджете немца. Шопинг, в который ударились «осси», в итоге привел к стремительному росту экономики страны в 1991–1993 годах.

Западные концерны активно выкупали в новых землях индустрию и землю. Не для того, чтобы развивать там производство, а по принципу «ни себе, ни людям» – отдавать лакомый кусок конкурентам не хотелось. Открывать производство на востоке было невыгодно – товары из ГДР стоили намного дороже западных, хотя и не уступали им по качеству. Западногерманские менеджеры нашли выход. Выкупив текстильную промышленность, которой славилась ГДР, ее перевезли в Турцию и Китай. Последствия приватизации оказались губительны. Предприятия закрыли, миллионы людей потеряли работу и уехали на запад. В 1990-е почти каждый второй на востоке был безработным, сейчас – каждый четвертый.

Проезжая по восточным землям, до сих пор верится с трудом, что это – благополучная Германия. Картина унылая, как в российской глубинке. В опустевших городах дешевая недвижимость, но она здесь никому не нужна – работы все равно нет. Только толпы праздношатающихся маргиналов на улицах и заброшенные фабричные цеха. Местные художники, правда, нашли им применение и используют как выставочные залы.

Рупрехт не считает, что «осси» кто-то ущемляет. Какое-то время он жил в Баварии, где немцы из ГДР были дешевой рабочей силой. Он помнит: восточным немцам самим было неудобно, что они с востока. Они чувствовали себя «не в своей тарелке» и из-за этого была очень напряженная атмосфера.

– В головах и у «осси», и у «весси» все еще живы старые стереотипы, из-за которых люди были и остаются чужими друг другу. Родственники моей жены, которая сама с востока, давали понять, что я не свой, – говорит Рупрехт.

– Для меня и людей моего поколения все сначала показалось благополучным. Все противное от старой системы было разрушено – бюрократия, репрессии… – вспоминает 36-летний Андреас Хайнце.

Он вырос в русско-немецкой семье в Восточном Берлине. Его родители были шестидесятниками, Андреас до сих пор помнит разговоры на кухне об искусстве и то, как интеллигенты того времени ругали власть. Но эйфория, которая захлестнула Германию после падения стены, длилась недолго. Уже через месяц радость сменилась хаосом и завистью с обеих сторон. Например, восточные немцы могли бесплатно ездить на транспорте в Западный Берлин, и западные не понимали, почему им не дают таких льгот. А восточные видели, как богато живут «весси», и боялись, что у них этого не будет никогда. Андреас рассказывает, что тогда еще надеялись – будет третий путь, что-то вроде реформированного социализма. Но это была иллюзия. Он быстро разочаровался в новой стране, хотя никогда не был «очарован идеей большой Германии». Еще раньше Андреас разочаровался в людях – когда в первый раз приехал в Западный Берлин и увидел, как соотечественники из ГДР дерутся из-за последней бесплатной банки кока-колы, которую раздавали с грузовика. А на обратном пути в восточную часть из-за давки на перроне упал на рельсы ребенок и его переехал поезд.

– Люди просто с ума сходили, они уже не были похожи на людей, – вспоминает он.

От своего пособия по безработице в 700 евро Андреас, культуролог по образованию, отказался. Из принципа – эти выплаты, по его мнению, унижают человеческое достоинство. Сейчас Андреас работает киномехаником в русских кинотеатрах «Крокодил» и «Вавилон». Он помнит, что после объединения западные немцы свысока смотрели на восточных.

– Они не брали в расчет то, что мы тоже люди, со своими профессиями и знаниями. Историки и журналисты, выросшие в капитализме, ненавидели социализм и очень эмоционально осуждали ГДР, – вспоминает Андреас. – В 1992 году в «Шпигеле» появилась статья, в которой историки открыто говорили: кем бы ни был человек – врачом, инженером или академиком, – он не имеет ценности для общества, потому что жил в социализме.

«Осси» до сих пор считают людьми второго сорта, говорят восточные немцы. У «весси» есть даже такая шутка: «По тебе и не скажешь, что ты с востока». «Осси» хвалят за трудолюбие, но «своими» они все равно не стали – в представлении западного немца восточные соотечественники остаются наивными, простыми, недостаточно циничными и эгоистичными. Неравенство между востоком и западом страны по-прежнему огромное. В новых землях меньше зарабатывают, там в несколько раз больше безработных, а ситуация с раковыми заболеваниями и вовсе небо и земля.

– В управленческой элите – в военной сфере, экономике и юстиции – восточных немцев совсем немного, а то и вообще нет. Руководящий персонал восточногерманских земель – на 70 процентов западные немцы, в то время как на западе топ-менеджмент родом из ГДР составляет всего 5 процентов, – приводит пример профессор Университета им. Александра Гумбольдта, культуролог Дитрих Мюльберг.

Социологи говорят, что эта восточная идентичность – это не просто земляческое «мы», как у баварцев или саксов. По мнению доктора Франка Коха из Центра социологических исследований Берлина и Бранденбурга, восточные немцы сами не хотят интегрироваться.

– Ностальгия по гэдээровскому прошлому – «остальгия» – началась потому, что на востоке слишком много ждали от объединения, а получили слишком мало, – считает Кох.

Из нескольких миллионов молодых людей, которые в поисках работы уехали с начала 1990-х на запад, примерно треть вернулась в Восточную Германию – многие не смогли там сделать карьеру и найти свой дом. И хотя «осси» получают хорошие пенсии и пособия, сегодня каждый пятый житель новых федеральных земель считает, что их нынешний уровень жизни хуже, чем был 20 лет назад. Удивительно, но восточные немцы не ругают социализм, а с ГДР большинство связывают хорошие воспоминания. В ГДР они не боялись «завтра». С новыми приоритетами – деньгами и рыночными отношениями, которые не дают никаких гарантий, – они не могут смириться до сих пор.

Дистанцию «осси» по отношению к ФРГ можно увидеть и по результатам прошлогодних выборов в бундестаг. Если взять вместе число тех, кто ни за кого не проголосовал, и тех, кто выбрал протестную партию левых (наследники коммунистической партии ГДР), 65 процентов из них из Восточной Германии.