«Проблема Европы – слабое христианство»

Представитель РПЦ при европейских международных организациях протоиерей Антоний Ильин рассказал «НВ» об отношении к православию в ЕвропеПротоиерей Антоний Ильин по светскому образованию врач, кандидат богословия, в девяностые годы служил в Москве в качестве приходского священника. Под руководством нынешнего Патриарха Московского и всея Руси, а тогда митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла он входил в группу православных интеллектуалов, разрабатывающих «Основы социальной концепции РПЦ». Затем отец Антоний нес послушание в отделе внешних церковных связей Московского патриархата, возглавляя секретариат по взаимоотношению Церкви и общества. А с 2003 года отец Антоний был призван в Брюссель, где трудится и в церковном, и в светском качестве – настоятелем Свято-Никольского кафедрального храма Брюссельско-Бельгийской епархии и представляет РПЦ при Евросоюзе. Кроме того, он является европейским представителем фонда «Русский мир» – главной российской неправительственной организации, ответственной за продвижение русского языка и культуры за рубежом.

 – Отец Антоний, как получается, что Россия не входит в Евросоюз, а представительство РПЦ в обьединенной Европе существует?

 – На территории ЕС исторически находятся наши епархии, более 400 приходов, которые посещают миллионы русскоязычных верующих. Для людей очень важно слышать богослужения на своем родном языке. К тому же некоторые наши епархии имеют статус самоуправляемых церквей. Это церкви стран, входящих в ЕС. Именно поэтому нам небезразлично, какова Европа сегодня и какова она будет завтра. Сейчас согласно Лиссабонскому договору институты ЕС обязаны выстраивать регулярный системный диалог с церквями и религиозными сообществами.

 В связи с этим не так давно мы создали комитет представителей православных церквей при ЕС, двигателями которого являются Константинопольский и Московский патриархаты. Мы собираемся реагировать на законодательные, политические инициативы ЕС, а также проводить конференции по общественно-значимым проблемам, что важно, ведь конфликт с правами и достоинствами верующего человека очевиден в современной Европе. В основном в сфере биоэтики, семьи, экологии. Наша позиция: отделение религии от государства не должно означать отделения религии от общества. Секуляризм мы воспринимаем как агрессивную тоталитарную идеологию, направленную на вытеснение религиозного фактора из всех сфер общественной жизни.

– А в чем сегодня состоят сложности в общении между РПЦ и Ватиканом?

– Наши взаимоотношения были осложнены несколькими проблемами, связанными непосредственно с Россией и Украиной. В частности, тем, что названо словом «прозелитизм». Так же, как проблема у греко-католической церкви в Западной Украине, где были и драматические события, особенно в 1990-е. Мы на это тоже не можем закрывать глаза, и, пока острые углы не будут сглажены, встречи папы и патриарха не произойдет.

– Каковы сейчас ваши взаимоотношения со святейшим патриархом Кириллом? Часто ли удается с ним встречаться?

– Вообще говорить о личных отношениях с главой церкви не совсем корректно. Даже если эти отношения доверительные и основаны на духовной близости, они всегда иерархические и другими быть не могут. В этом – природа самой церкви. Конечно, оказанное мне доверие со стороны святейшего патриарха является большой честью, я всегда ощущал его и при совместной работе в Москве, и в связи с тем послушанием, которое исполняю сейчас. Я очень ценю это доверие и те редкие возможности общения и общей молитвы, когда удается бывать на его службах.

 – Какими путями коренные европейцы приходят к православной вере?

– Как правило, через личный выбор. При этом для европейца этот выбор более ответственен, чем для русского. Покойный митрополит Антоний Сурожский в Англии привел огромное количество этнических англичан к православию. Многие из них сейчас являются священниками. В Свято-Никольском храме в Брюсселе в течение 20 лет настоятелем был архиепископ Бельгийский и Брюссельский Василий Кривошеин. Именно благодаря общению с ним ряд бельгийцев приняли православие. На берегу Северного моря в монастыре нашей епархии все монахи – коренные бельгийцы. Также многие европейцы приобщаются к вере через своих русских жен и сознательно принимают православие.

 – А с примерами дискриминации христиан в Европе вам приходилось сталкиваться?

– В Бельгии в плане религиозной терпимости достаточно благоприятная ситуация, здесь существует концепция признанных государством конфессий. Если ваш ребенок захочет учить православие в государственной школе, то бельгийское государство обязано предоставить ему православного преподавателя Закона Божия. А вот примеров дискриминации в информационном плане – множество. Возьмем хотя бы историю с распятиями – когда в ноябре 2009 года Страсбургский суд постановил снять распятия со стен итальянских школ. Тут вопросов много. Можно понять жесткость полемики по поводу запрета никаба, хиджаба и прочих головных уборов в связи с новым законодательством ряда стран ЕС. С одной стороны, платок вряд ли настолько не позволяет идентифицировать личность. С другой – когда от личности остаются лишь щелки для глаз, возникает вопрос, насколько это правомерно.

– Смогут ли, по-вашему, подобные меры решить проблему притока иммигрантов?

– Проблема иммигрантов не в их притоке и оттоке. Пока глобальный Север и Юг находятся в неравных условиях, естественно, народ будет перетекать туда, где лучше. Проблема – в интеграции этих людей. Когда Европа говорит, что все иммигранты должны принять общие ценности, это вызывает много вопросов. Потому что люди, приезжающие со своими религиозными убеждениями, вдруг сталкиваются с проблемой: принимая так называемые общие ценности, по сути, они вынуждены отказаться от своих нравственных норм и традиций. А ведь эти «общие ценности» уже даже не являются христианскими. Звучит парадоксально, но проблема Европы – это слабое христианство. Для рядового мусульманина было бы гораздо лучше, если бы Европа была христианской, нежели такой безбожной постхристианской, какова она сейчас.

– На ваш взгляд, не слишком ли занижен сегодняшний имидж России в Европе? И может ли РПЦ в дипломатическом плане как-то влиять на его улучшение?

 – Отвечу философски: надо не казаться, а быть. Чтобы у России был хороший имидж, надо реально заниматься своими собственными проблемами и меняться изнутри. Но это только часть реальности. Другая ее часть в том, что, по Пушкину, «Европа по отношению к России была всегда столь же невежественна, сколь и неблагодарна». Мы живем в эпоху информационных технологий, поэтому России необходимо иметь то, что в общепринятой лексике называется soft power – мягкая сила. Но я бы никогда не назвал РПЦ «мягкой силой» России – это было бы цинично и неправильно.

 Православная цивилизация была первична по отношению к нынешней российской государственности, а не наоборот. Хотя, конечно, церковь способствует улучшению имиджа России. Посмотрите, какие очереди были на выставку «Святая Русь» в Лувре в течение нескольких месяцев! А что касается «мягкой силы» – продвижения влияния через культуру и язык – по линии нашего фонда «Русский мир» всего за два года работы мы открыли 54 русских центра во всем мире и поддержали более полутора тысяч проектов в рамках грантовой программы, связанных с русским языком и культурой.

– Вы даже предложили признать русский язык одним из официальных языков Евросоюза.

– Да, и это был очень здоровый пиар-ход, хотя за ним стоит не сотрясание воздуха, а вполне определенная реальность. В России иногда представляется, что это задача государства или самого Евросоюза. На самом деле механизм принятия решений совершенно другой – он идет снизу вверх, с регионального уровня. Есть понятие региональных и меньшинственных языков. Но этот механизм заработает только тогда, когда наши русскоязычные общины будут политически активны, когда русские депутаты будут в законодательных собраниях Европы – на муниципальном, региональном, национальном уровнях. Наша диаспора, к сожалению, внутренне не консолидирована, а попытки консолидировать ее бюрократическим путем ни к чему не приводят. Консолидация достигается тогда, когда строится реальное сетевое сообщество, основанное на общих интересах и глубоких взаимных связях. Это, в свою очередь, приведет и к сплочению диаспоры и поможет сохранить ее идентичность, которая невозможна без приобщения к духовным корням.