«Мы уже подошли к опасной черте»

Глава управления Федеральной миграционной службы по Санкт-Петербургу и Ленинградской области Елена Дунаева считает, что пока межэтническая ситуация в северной столице не опасная

 

Глава управления Федеральной миграционной службы по Санкт-Петербургу и Ленинградской области Елена Дунаева считает, что пока межэтническая ситуация в северной столице не опасная

– Елена Владимировна, давайте начнем от печки: сколько сегодня в Петербурге мигрантов, которые работают официально, и сколько – неофициально?

– С начала этого года по Петербургу приезжим выдано примерно 120 тысяч разрешений на работу. Плюс к тому около двух тысяч патентов. Если учесть, что разрешение на работу выдается на срок действия трудового контракта, но не более чем на  год, можно судить о том, сколько трудовых мигрантов находятся в северной столице официально. По нашим оценкам, это максимум 150 тысяч человек. А сколько так называемых незаконных мигрантов?.. За девять месяцев нынешнего года к административной ответственности за нарушение миграционного законодательства привлечены 70 тысяч иностранных граждан. Среди привлеченных не обязательно только те, кто работает без разрешения или без патента. Это могут быть и граждане, которые нарушают режим пребывания, поскольку у них закончился срок миграционного учета. Но это лишь те, кого задержали. Думаю, незадержанных гораздо больше – минимум 100 тысяч. Даже если допустить, что незаконных мигрантов столько же, сколько законных, в общей сложности получается 250–300 тысяч человек, никак не больше.

– Выходит, примерно каждый 12-й в Петербурге – иммигрант. По-моему, это очень много.

– Во всяком случае, это количество, с которым надо считаться. Учитывать при планировании экономической и социальной политики города. Иммигрантов уже нельзя игнорировать.

– А пытаются?

– Федеральная миграционная служба появилась в 2004 году, после чего и стала формироваться единая политика в области миграции, начали последовательно издаваться законы, нормативные акты… Но мигранты появлялись и раньше…

– Вернусь к численности иммигрантов. Для города с населением в 4,5 миллиона человек 300 тысяч, приехавших в считаные годы, – это много. Тем более это люди с другим языком, с другой культурой и религией. Как бы вы оценили сложившуюся в Петербурге межэтническую ситуацию – в пределах нормы, опасная, угрожающая, критическая?..

– Я бы сказала: пока не опасная. И вот почему. Как бы мы ни были недовольны наплывом мигрантов, как бы ни критиковали за это власти, остановить миграцию и обходиться без мигрантов мы не можем. К тому же численность приезжих и та ситуация, которая сложилась в городе, позволяет, на мой взгляд, считать, что пока не упущен тот момент, когда и власть, и общество могут влиять на происходящие процессы. Но мы уже подошли к определенной черте: если еще недавно в Петербурге или другом регионе России мигранты чувствовали себя иностранцами, сегодня они уже ощущают себя в родном кругу. Диаспоры выросли настолько, что позволяют приехавшим сразу попасть в свою языковую и культурную среду и жить в ней. Интегрироваться в среду коренных жителей – и мы в УФМС это видим – они не спешат. Потому что им это не нужно: есть с кем работать, общаться, проводить досуг.

– Количество начинает переходить в качество?

– Мировая, в том числе и европейская, практика показывает, что когда не происходит интеграции, иммигранты создают в обществе обособленную нишу, и в последующем межнациональные конфликты становятся неизбежными. Потому что стремление к обособлению своей культуры – это своего рода демонстрация непринятия другой культуры, которая существует рядом. Обеими сторонами, в первую очередь коренным населением, это воспринимается как неуважение, как вызов. Поэтому я и говорю, что пока межэтническая ситуация в Петербурге не опасная, но мы подошли к черте, за которой уже не сможем влиять на ситуацию. Значит, надо именно сейчас выстроить нашу политику так, чтобы не перейти черту.

– Каковы сейчас основные принципы нашей государственной политики в отношении иммигрантов?

– Прежде всего государство постоянно укрепляет законодательную базу – от квотирования рабочих мест для гастарбайтеров до контроля за тем, где работает, живет иммигрант и на каком основании он находится на территории России. Кроме того, сейчас государство переходит на более высокую ступень иммиграционной политики – к управлению миграционными потоками. Сегодня мы уже стараемся влиять на качественный состав едущих к нам работать. С 1 июля нынешнего года вступили в силу изменения Закона «О правовом положении иностранных граждан в РФ», и они направлены на то, чтобы высококвалифицированным специалистам создавался благоприятный режим и льготные условия. Но реальные результаты этих изменений появятся только в конце нынешнего, начале будущего года, не раньше.

– Как же будет определяться уровень квалификации? Если традиционно, по документам об окончании учебного заведения, – мы столкнемся с большими проблемами. У нас и в России купленных дипломов хватает.

– Нет, закон предполагает, что уровень квалификации находится в прямой зависимости от заработной платы. Хороший специалист или нет, будет судить работодатель.

– Но этого, наверное, мало.

– Совсем недавно я участвовала в конференции по вопросам трудовой миграции, которую проводила Межпарламентская ассамблея стран СНГ. Речь шла о том, что граждане наших стран живут в едином безвизовом пространстве, но проблемы трудовой миграции не имеют единого законодательного регулирования. В обыденной жизни это выглядит так: приехав в Россию, человек еще не определился, где будет жить и работать, и по закону никто не может его заставить поторопиться с этим решением. Отсюда и проблемы.

– Вы сказали, что в последнее время приезжие не хотят интегрироваться в российское общество. Но, может быть, есть надежда, что дети тех, кто уже правдами и неправдами осел здесь, станут петербуржцами. Дети иммигрантов ходят в наши школы?

– Ходят. Больше того, почти все иммигранты с охотой отдают детей в школу. Значит, видят в этом жизненные перспективы для своих детей.

– А готова ли к такой отложенной ассимиляции российская сторона?

– Я бы сказала – да. В прошлом году мы вместе с прокуратурой проверяли школы Василеостровского района и выявили немало детей, чьи родители находятся у нас с нарушением миграционного законодательства. Мы обратились в комитет народного образования: зачем же директора школ берут таких детей, ведь это деньги налогоплательщиков? Нам ответили: по закону об образовании учиться должны все дети, которые пришли в школу. И по большому счету это, наверное, правильно.

– Но согласитесь, одних школ для ассимиляции недостаточно.

– Все приезжающие делятся на две категории: одна – трудовые мигранты, задача которых заработать, чтобы послать деньги домой семье, другая – готова сделать все, чтобы закрепиться здесь, получить разрешение на временное проживание и остаться. И те и  другие зачастую работают по 12 и больше часов в сутки, в тяжелейших условиях, и живут в антисанитарных условиях, причем с женами и детьми. Правительство Петербурга проводило программу обучения мигрантов, в частности открывало курсы русского языка. Но мало кто туда пришел, у них нет на занятия ни сил, ни времени.

– Трудовые мигранты как приехали, так и уедут, а вот те, кто хочет остаться… Они начинают испытывать ревность к коренным жителям, со временем ревность перерастает в ненависть. Вот это-то и опасно. Пример Франции у всех перед глазами. Значит, если мы понимаем, что не можем остановить иммиграционный поток и к тому же нуждаемся в гастарбайтерах, надо создавать им нормальные условия для работы и проживания. В своих же интересах.

– Согласна. Но в такое положение ставит приезжающих не государство, а прежде всего работодатель. Он пользуется тем, что это бедняки, готовые трудиться за копейки и ночевать в строительных вагончиках или подвалах. По сути, это эксплуатация рабов.

– И эти рабы уже сегодня нередко идут на преступления…

– Вот тут я с вами не соглашусь: слухи о высокой преступности среди иммигрантов сильно преувеличены. В большинстве эта преступность объясняется или непониманием нашей культуры, или элементарным голодом. Работы нет, и человек пытается украсть мобильник, кусок колбасы в магазине. Вот сейчас подступает зима: будут кражи ботинок, шапок из гипермаркетов, ближе к весне эта эпидемия спадет.

– И все-таки не надо во всем винить работодателя. Задача бизнеса – получать прибыль, а заботиться об иммигрантах – задача государства.

– Именно всего государства. На уровне Петербурга, одного субъекта Федерации, проблему не решить. Надо четко сформулировать, чего мы хотим от иммигрантов и чего – от работодателей. Надо следить и контролировать весь путь каждого приезжающего от вокзала или аэропорта до места работы и проживания, включая такие аспекты, как курсы обязательного обучения языку и основам нашей культуры. Кроме того, необходимо потребовать и от работодателя, чтобы он соблюдал определенные нормы оплаты и условий труда. Кое-что именно в Петербурге в этом направлении уже начали делать. Появилась идея создания городских доходных домов, в которых иммигранты могли бы снимать жилье по невысоким ценам.

– Но эта идея сразу вызвала негативную реакцию со стороны горожан, в том числе некоторых депутатов Законодательного собрания. Говорят: почему приезжие должны получать такие льготы, когда коренные петербуржцы вынуждены снимать жилье и по очень высоким ценам? Другая претензия – не породит ли это районы-гарлемы?

– Я готова ответить критикам. Во-первых, петербуржцы снимают квартиры или комнаты, а тут речь идет о доходных домах, в которых иммигранты будут снимать койки, как когда-то снимали студенты у бабушек. Но в этих домах будут соблюдаться элементарные санитарные требования. Во-вторых, компактное проживание иммигрантов будет касаться не районов или кварталов, а лишь отдельных домов. Это позволит контролировать там порядок и к тому же проводить занятия, лекции, знакомящие с Петербургом, российским законодательством, помогающие освоить русский язык… Это облегчит задачу не только властям, но и диаспорам.

– Елена Владимировна, представьте себе, что вам поручили составить прогноз развития межнациональных отношений в России, скажем, на ближайшие пять лет. Какой сценарий вы выберете – негативный, нейтральный или положительный?

– Если  на пять лет – нейтральный. Потому что еще не успеет показать себя новая система иммиграционной политики, о которой мы с вами говорили. Но если на дальнейшую перспективу, уверена: сценарий будет положительный. Мы все – и государство, и общество – просто обязаны этого добиться.

– Считайте, что я поймал вас на слове! Через пять лет встретимся и проверим.

 

Эта страница использует технологию cookies для google analytics.