Виктор Плешак: «Я стал настоящим пушкинистом»

Автор песни о «Зените» стал первым российским композитором, который написал музыку для китайского циркаЭто тот композитор, который умеет сочинять музыку, не ожидая, когда к нему снизойдет вдохновение. Садится к роялю и пишет. Главное – настроиться на определенную волну и понять, что ты хочешь отразить в музыке. Однажды за год Виктор Плешак написал восемь мюзиклов! Цифра, достойная Книги рекордов Гиннесса! Его музыкальные спектакли идут в разных театрах страны. Самые известные – «Милые грешницы», «Инкогнито из Петербурга», «Ночь перед Рождеством», «Кентервильское привидение», «Господин кот». В свое время Плешак много писал для Театра имени Ленсовета, театра «Буфф». Он автор музыкальных комедий, музыкальных сказок, симфонических пьес и эстрадных песен. Блокадники любят его знаменитую песню «Ведь мы же с тобой ленинградцы», моряки считают своим гимном «Экипаж – одна семья», футбольные болельщики распевают: «А стадион шумит: «Зенит»...» О Плешаке не забывают журналисты и музыковеды – в петербургской энциклопедии «Композиторы мира» появилась статья о династии Плешаков, а недавно в издательстве «Композитор» вышла книга Олега Сердобольского «Композитор Виктор Плешак. Эскиз портрета».

– Виктор Васильевич, как в основном вы сочиняете музыку – что душа просит или же пишете на заказ?

– Если бы я только писал музыку, какая взбредет мне в голову, то вряд ли смог прокормить семью. В основном пишу на заказ. И в этом, считаю, нет ничего постыдного или неправильного, ведь Моцарт, Верди и Чайковский тоже писали по заказу.

– Но бывает, что вы отказываетесь от каких-то предложений?

– Бывает, но очень редко. Обычно взвешиваю свои силы и – берусь! В сентябре прошлого года я получил одно из самых необычных музыкальных предложений в своей жизни. Меня пригласили в Китай, чтобы я написал музыку для цирка – для новой программы «Зеленый город», мировая премьера которой состоялась 1 января. Но тогда, осенью, я был сильно озадачен: почему выбор пал на меня, российского композитора? Неужели в Китае не хватает своих сочинителей?

– Что же было определяющим в этом выборе?

– Думаю, то, что Шанхайскому миру цирка нужна была универсальная музыка, требовались раскованность и свобода, владение разными музыкальными культурами, – они слышали мои произведения, им понравилось. До меня для этого цирка писал американский композитор, потом – японский. А я стал первым русским композитором, которому предложили написать музыку для китайского цирка. Поставили условие: надо было сочинить 70 процентов музыки американо-европейской, 15 процентов – русской и 15 процентов – китайской.

– Это было трудной задачей?

– Очень нелегко было выполнять указания режиссера, которые звучали примерно так: музыка должна быть великолепна, в музыке должен быть воздух или же музыка требуется обволакивающая, забавная. Режиссер не владел музыкальными терминами, а я плохо понимал переводчика.

– Математический расчет может сочетаться с композиторством?

– Нет, математика тут ни при чем. Сочинительство – все же больше интуиция, которая меня обычно не подводит.

– Интуиция вам подсказывает, какой у вас будет 2011 год?

– Без интуиции могу сказать, что он будет для меня юбилейным. Осенью исполняется 65. А еще год будет пушкинским. Я взялся за мюзикл «Пушкин», это будет первый биографический мюзикл в России. Идея эта пришла после того, как я посмотрел в Будапеште и в Париже мюзикл и рок-оперу «Моцарт». Почему о Моцарте пишут оперы, а о нашем национальном достоянии Пушкине – нет? И я стал настоящим пушкинистом. И моя невестка и внучка вдруг взяли и выучили целиком «Евгения Онегина». Наверное, я повлиял.

– Когда было труднее сочинять музыку – в начале пути или сейчас, когда, может быть, наступила некая творческая усталость?

– Всегда было и трудно, и интересно. Каждый день, каждый год своей творческой жизни я воспринимаю как преодоление. Будто начинаешь все время с белого листа. По большому счету не имеют значения никакие прошлые достижения. 

– Видите проблемы в музыкальной жизни нынешней России?

– Я бы хотел, чтобы музыка в России играла большую роль, чем она играет сейчас. Мы очень многое потеряли, начиная с 80-х годов, в том же самодеятельном движении. Когда я еще был студентом Консерватории, меня постоянно вовлекали в какие-то коллективы – хоры, ансамбли. Миллионы людей через такие коллективы проходили. Сейчас ничего подобного нет. В Японии каждый человек на каком-то инструменте играет. А у нас все утрачено.

– Вы хотите сказать, что музыкальная культура может быть национальной идеей?

– Почему бы нет? Если сотни, тысячи людей в одном порыве поют – это то, что объединяет, что воспитывает, облагораживает. Я видел это на стадионе в Париже, когда 8000 человек пели мелодии Моцарта, да, осовремененного – но Моцарта! А в нашем народе музыка ведь испокон веков звучала. Крестьяне в деревнях постоянно пели. Церковная музыка – отдельный пласт культуры. Я только что побывал на концерте в зале Капеллы, где под руководством Владислава Чернушенко хор прекрасно исполнял русские народные песни, и это вызывало такой неподдельный интерес у публики. Но если опросить людей на улице, особенно молодежь, знает ли кто-то хотя бы одну русскую народную песню, скорее всего, лишь один из ста ответит положительно. Мне кажется, сегодня надо прививать людям любовь к хорошему музыкальному искусству, должны быть программы и в детских садах, в школах, техникумах, вузах.

– Вам не кажется, что на улицах, площадях, в магазинах Петербурга могло бы звучать музыки больше, чем сейчас?

– Музыки действительно не хватает. Хотя есть музыкальные фонтаны – у Финляндского вокзала, на Московском проспекте, был прекрасный фонтан на Стрелке Васильевского острова. Мне кажется, в Петербурге сама архитектура музыкальна. Меня коробит, когда в парке моего любимого Павловска вдруг начинает громко звучать музыка низкого пошиба, разрушая поэтичный облик этих мест. Не забуду, как на островах в Адриатике я слушал замечательную музыку мандолины: ветерок, море, солнце – как это было к месту! Но вообще я за то, чтобы музыка была написана специально, и надо заказывать композиторам такую музыку. Нужна городская программа, чтобы 220 членов Союза композиторов можно было задействовать с пользой для общества, для воспитания новых поколений.

– Города могут подсказывать свою музыку?

– Конечно! Париж – очень музыкальный, очень чувственный, эротичный, и музыка соответственная рождается. В Америке для меня самый музыкальный город – Нью-Йорк. Когда я попадаю на Бродвей, мне кажется, я уже начинаю сочинять мюзикл. Оттуда я привез много мелодий, музыкальных фраз, не все они использованы – многое ждет своего часа. Да вообще у каждого города своя музыкальная индивидуальность. И когда я открыл это, я понял, что могу осуществить любой свой замысел, соединить разные музыкальные культуры. У Гершвина есть музыкальное сочинение «Американец в Париже», так почему бы не сделать музыкальную поэму «Русские в Шанхае»? Александр Вертинский жил в Шанхае, Олег Лундстрем, и вообще там была довольно развита русская диаспора до Второй мировой войны. Когда я был в европейской части Шанхая, я почувствовал эту русскую музыку.

– Россия подходит для мюзиклов?

– Нет, мы не страна для мюзиклов. У нас нет среднего класса. И то, что мы называем мюзиклами, это не всегда мюзикл в том понимании, в котором он воспринимается на Западе. Там это больше даже не искусство, а индустрия, целая система – продуманная, безотказно работающая. Но с точки зрения творчества у нас огромное количество людей, которые могут создавать прекрасные музыкальные произведения. Если даже Китай сейчас заявляет о себе во всех областях искусства, то уж мы-то не хуже. Но нас, деятелей искусства, да и людей всех бросили на произвол судьбы. Более того, нам внушают, что мы теперь плетемся в хвосте, а раньше мы думали, что мы впереди всех. Общество устало от ощущения проигрыша. А теперь – там проиграли, тут недотянули. Это угнетает и не способствует подъему патриотизма.

– За кого вы особенно переживаете?

– За тех, кто тоже, как я, выбрал путь индивидуального творчества. Детям моим трудно на этом пути. Мои сыновья Алексей и Сергей тоже выбрали композиторство. Выбрали сознательно. Они этим живут, увлечены своим делом. Мой старший сын сказал, что самое большое наслаждение в жизни он испытывает, когда сочиняет музыку. И я горжусь этим.