Голь музеями хитра

Порой на голом энтузиазме создаются очень интересные экспозиции – в этом убедились корреспонденты «Н» советское время каждый райцентр обязан был иметь краеведческий музей, который представлял историко-культурную жизнь всего района. К сожалению, часто такой музей работал очень формально: немного археологии, чуть-чуть дореволюционной истории – с упором на то, как стонали трудящиеся массы под игом эксплуататоров. Все остальные экспозиции были посвящены становлению колхозного строя, войне, строительству сначала социализма, потом коммунизма. Материал был везде практически одинаков: прялки, бороны, пионерские галстуки, макеты партизанских землянок и портреты передовиков. И подача этого материала была беспросветно рутинной: никакие музейные новации не касались районного краеведения, а основными посетителями там были местные школьники да шефы из областного центра. К счастью, нынче есть альтернатива этому безобразию – маленькие музеи в маленьких городках, а то и деревнях Северо-Запада России, где посетителю будет обязательно интересно.

Когда-то деревня Климово в Бокситогорском районе была большой и зажиточной. С тех пор там остались многоквартирные дома и школа. В домах тех теперь все меньше желающих жить, а в школе – все меньше детей. Только один объект в поселке не уменьшается, а увеличивается – это школьный музей. Зовут его по привычке краеведческим, хотя он посвящен прежде всего дореволюционной истории здешних краев. Советское же прошлое не коснулось его экспозиции… По словам директора школы Елены Ватагиной, начал собирать музей ныне покойный учитель истории. А школьники с азартом ему помогали. Остается загадкой, как они добыли – причем бесплатно! – все то богатство, которое представлено в музейном помещении. Дети с учителем обошли окрестные деревни, выпросили у хозяев раритеты, обещая их сдать в музей. И не обманули: предметы действительно попали в музей, а директор Ватагина теперь говорит так: – Пока я тут работаю, ни один предмет отсюда налево не уйдет! Хотя Бокситогорский районный музей уже настойчиво просит отдать коллекцию: мол, вы на отшибе, а нам пригодится. Может, и на отшибе, но у музея посетители есть, а главное – его школьные хранители знают, как предметами-экспонатами следует пользоваться, и могут это продемонстрировать.

В маленьком вологодском райцентре Белозерске пять музеев, хотя почти нет проезжих улиц. Четыре музея вполне обычных, но в пятом туристы забывают о времени и не хотят оттуда уходить. В одной из старых церквей прижилось культурное учреждение, где можно научиться добывать огонь трением, изготавливать каменные топоры и кремневые ножи. Всем этим заведует Михаил Иванович Верещагин.

Директор музея шутит, что ушел с речного флота, не пережив успеха фильма «Белое солнце пустыни». Ему, ходившему по Волго-Балту, у каждой пристани кричали знакомые: «Верещагин, уходи с баркаса!» И хотя это был не баркас, а самоходная баржа, Михал Иваныч решил все-таки последовать совету.

Еще до пенсии он серьезно занимался самообразованием, поэтому возглавить музей ему ничего не стоило. Как человек технический, дотошно относящийся к материалу, он решил проверить, можно ли самому сделать каменный топор, которых на берегу озера к тому времени он нашел уже множество. Ведь по Белому озеру люди жили с древнейших времен. Научился делать топоры, ножики из кремня, а потом и огонь стал добывать с помощью архаичного приспособ-ления. Обо всем этом вычитал из книг и проконсультировался у археологов. Теперь любознательные туристы перенимают опыт старого речника.

– Только не сильно дымите! – кричит Михал Иваныч. – А то сработает пожарная сигнализация, сколько раз уже было!

В Невельском краеведческом музее посетителей мало, хотя он официальный и государственный. Зато у его главного конкурента – Музея сельского пейзажа – дела идут гораздо лучше. Хотя нет никакого финансирования, кроме частных пожертвований, и находится он в деревне Канашово, куда еще дорогу вызнать надо, потому что названия этого нет на картах. И все-таки туда едут люди. Почему? Потому что там интересно.

Основатель, хозяин и практически единственный вдохновитель музея в деревне – географ на пенсии, местный уроженец Александр Желамский. «Очаг культуры» расположен в брошенном здании «очага просвещения» – канашовскую школу, существовавшую с дореволюционных времен, несколько лет назад закрыли за отсутствием учеников.

Желамский ухитряется успешно полемизировать с самим Рерихом, находя его позицию небезупречной, представлять здешние роды и семьи на протяжении веков, демонстрировать недюжинные геологические и ботанические познания. Старый географ полагает, что раскрашенная по отметкам высот карта может быть самостоятельным пейзажем, рассказывающим о местности не меньше, чем специальные исследования территории.

А еще Желамский гордится тем, что происходит из «панцирных бояр» – сословия, родственного казачеству, но с польско-белорусскими корнями. «Панцирный боярин» должен был иметь вооружение (вплоть до лат!), коня и быть готовым выступить в составе регулярной армии в случае войны. А в экспозиции его музея, собранного по крупицам им самим, друзьями и добровольными помощниками, есть редкостная вещь. Как она точно называется, Желамский не знает, но этот трехрогий кованый шип – убийца кавалерии. Если разбросать на дороге такие шипы, никакая конница не пройдет. В музейных собраниях такие экспонаты практически не встречаются.

Псковский райцентр Себеж недалеко от двух границ – латвийской и белорусской. Поэтому поток граждан через него движется приличный. Но мало кто из проезжих знает о существовании здесь музея, в котором нашли приют и каменные кресты с окрестных средневековых могильников, и самые настоящие идолы. По этим истуканам сильно скучают в Псковском музее-заповеднике, да себежский директор не отдает.

Музей, у которого нет даже приличной вывески, возглавляет ученый-этнограф Алексей Петренко, который перебрался в маленький городок сначала на жительство, а потом и музеем занялся. Он лично обшарил весь Себежский район в поисках достопримечательностей, поставил их на учет, а те, которые достались ему от прежнего директора музея, бережет пуще глаза. Вот в Пскове ни одного настоящего идола нет, в Новгороде – всего один, да и то за уши притянутый, а у Петренко – их несколько! Историю каждого директор музея знает назубок, но желающих попользоваться магической силой истуканов предостерегает:

– Просить надо уметь, а то получите не то, что просите, а то, что хотите подсознательно!

Однако самые отважные все-таки втихаря поклоняются идолам и в знак признательности оставляют вокруг экспонатов монетки. По словам Петренко, самая распространенная просьба – о детях, потому что себежские идолы якобы отвечают за демографию. Самое забавное, что некоторые туристы возвращаются в Себеж с благодарностью и с… детьми! Вольно, невольно, а идолы помогли.

Карельский город Сортавала до отделения Финляндии в 1918 году назывался Сердоболь, поскольку был изначально русским – основанным как форпост Новгородской республики на берегу Ладожского озера. Поэтому и сорт гранита, которым во множестве отделан Петербург, называется сердобольским. Неверно представлять себе Северное Приладожье сплошь дикой землей, где между скал растут лишь елки да сосны, а над болотами висит марево от багульника. Здесь местами рудничных рабочих и ремесленников было больше, чем крестьян.

Добывали в здешних краях не только гранит, но и мрамор, и руду. Причем железную руду брали и из каменоломен и черпали огромными совками со дна озер – так называемая болотная руда.

Совочек тот поднять под силу лишь крепким мужикам, да и то со специальными приспособлениями. Да и другие инструменты, которые использовали в старину здешние рудокопы, горняки и кузнецы, рассчитаны на огромную физическую силу. Сохраняются эти раритеты в Музее Северного Приладожья, а добыты они по всей округе. Например, часть буквально выкопана в Рогосельге – заброшенных гематитовых рудниках в Пряжинском районе. Достать что-то из этих копей очень сложно, даже опасно, поскольку ходы там полузаваленные, трехъярусные штреки отчасти подтоплены. Но музейные сталкеры привезли оттуда даже фрагмент рельсовой узкоколейки, по которой когда-то толкали вагонетки с рудой.

В Олонце есть хороший музей, даже не просто краеведческий, он называется «Национальный музей карелов-ливвиков». Ливвики – это юго-восточные, то есть олонецкие, карелы. Сюда валом валят посетители, даже от финнов отбою нет. Но когда гости насладятся лицезрением макетов, прялок, вышивок, наслушаются про ливвиковские верования и купеческие традиции, они вдруг узнают, что в городке есть еще одно культурное заведение, хранящее предметы прошлого. Это музей советского быта, притулившийся в тихо разрушающемся купеческом особняке в центре города.

Его начали собирать достаточно случайно – в доме пустовали комнаты, и люди стали складывать туда то, что было жалко выбросить, но совершенно некуда девать. Например, старая школьная форма, октябрятский значок, лыжи «Карелия», негнущиеся детские валенки, радиоприемники, школьные учебники – то, что составляло быт любого провинциального северного города. Одна из хранительниц этого трогательного собрания, ткачиха Ирина Куттуева (она занимается возрождением народных промыслов), рассказывает, что туристы всегда с любопытством разглядывают старые вещи. Одни говорят: «О, у меня дома такая же радиола пылится, жалко выбросить!», другие обещают в следующий приезд притащить что-нибудь из дому (и порой действительно притаскивают), а третьи – это финны – просто таращат глаза в изумлении и просят перевести смысл лозунгов, развешанных по стенам.

В Олонце, кстати, популярна такая история. Когда в начале 1990-х в магазинах было шаром покати, а финны уже начали сюда ездить, целая группа экскурсантов из любопытства зашла в постсоветский универмаг. Оттуда финны вышли, таща каждый под мышкой… пластмассового красного коня на колесиках – детскую игрушку. То, что в Олонце уже давно никто не покупал. Одно время такой конь был в музее, но потом его выпросили туристы.