«Художник должен сомневаться»

Почетный член Российской академии художеств Виктор Ямщиков считает, что творческих людей можно и нужно критиковатьЕго работы хранятся и экспонируются в художественных музеях Петербурга и Москвы, Норвегии, Франции и Китая, имеются в многочисленных частных коллекциях. Он участник престижных выставок как в России, так и за ее пределами. Дважды выставлялся в Санкт-Петербургском государственном академическом институте живописи, скульптуры и архитектуры как студент и аспирант. Открывающаяся завтра в Петербурге выставка «Очертания вдохновений» – первая «персоналка» Виктора Ямщикова в стенах учебного заведения, которое он окончил двадцать лет назад.

– Виктор Ефимович, не сомневаюсь: рисовали вы с самого детства. Но скажите, когда вы поняли, что живописью надо заниматься профессионально?

– Не знаю, что и как бы сложилось в моей жизни, если бы я не собирал марки…

– Марки?

– Ну да. В младших классах я собирал почтовые марки и немножко рисовал. Однажды шел в клуб филателистов мимо строящегося здания и увидел объявление: «Детская художественная школа, открытие в сентябре». Решил: «Буду готовиться!» Готовился все лето. В сентябре показал в художественной школе свои рисунки, и меня приняли.

– Что же вы показали?

– Меня всегда тянуло к природе, на природу. Неподалеку от нашего дома на окраине Брянска была деревенька, я шел туда и рисовал – рисовал коров, лошадок, домики. Ребята звали: «Пойдем на речку купаться!» – «Нет, я порисую».

– Вы, конечно, и в школе рисовали на всех уроках…

– Почему-то многие так думают: раз художник, значит, в школе даже на парте рисовал! Нет, в школе я занимался уроками, а вернувшись домой, занимался рисованием – серьезно, вдумчиво. Если хотелось нарисовать дерево, пытался представить, разгадать, почувствовать, какой у него характер.

– А какие у деревьев характеры? Ель, конечно, можно представить колючей, осину – трусливой. А березу?

– Больше всего мне как раз нравилось рисовать березу. Она поэтична.

– Образ, навеянный стихами, песнями, которые звучали вокруг?

– В большей степени благодаря моему художественному восприятию. Все мы чуть ли не рифмуем: береза – Россия. А дерево не человек, на границе его не остановишь. Я был в Норвегии, там тоже растут березы. Меня прежде всего вдохновляет цветовая гамма. Она может быть столь же простой и выразительной, как у березы, а может быть и яркой, броской: пальмы, желтый песок, лазурное море… Гармония. Можно под ноги глянуть: «Грязь!» А можно на восходе или на закате посмотреть на землю и восхититься: сколько цвета, какие краски! А какие отражения бывают в лужах! А если еще лист осенний упал!.. Нехудожник и не обратит внимания, не задумается над этим, мне же хочется запечатлеть, поделиться увиденным с другими.

– Итак, вы поступили в художественную школу…

– В художественной школе я начал выделяться. «Ты хорошо видишь цвет, в твоих работах он насыщенный», – отмечал педагог Виктор Васильевич Воробьев. После школы я поступил в художественное училище, дополнительно ходил в изостудию во Дворце культуры железнодорожников. Семнадцать – семнадцать! – воспитанников Воробьева поступили в Академию художеств. (Санкт-Петербургский государственный академический институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина, в просторечии Академия художеств. – Прим. ред.) И мне Виктор Васильевич сказал: «Поступай в академию. Я вижу, ты можешь поступить».

– И вы нисколько в своих возможностях не усомнились? Родители не предлагали получить более надежную профессию – плотника или токаря?

– Я не сразу после школы и в художественное училище-то поступил. Год токарем – вы угадали! – проработал. На военном заводе. Почему пошел в токари? Хотел проверить себя: смогу ли жить без искусства? Понял: не смогу.

– На одной из радиостанций есть постоянная рубрика: «Как вы заработали свой первый рубль». Как вы, Виктор Ефимович, заработали свой первый рубль как художник?

– В годы моей юности существовали выставки-продажи студенческих работ. Я выставил «Сирень», «Розы», написанные в Алупке на академической даче, еще что-то. И все три работы были проданы. Рублей по 25 каждая. А стипендия – 40.

– На что же, если не секрет, потратили денежки? На холсты, краски, кисти? Или компанией отметили удачный дебют?

– Купил материалы для работы. К тому времени у меня уже была семья, я не стал бы кутить.

– Вы рано женились?

– Еще до академии.

– Работая токарем, вы два раза в месяц в строго определенные дни получали зарплату – аванс и получку. Большинство художников живет по принципу: сегодня густо, а завтра пусто. Как жена относилась к подобным перспективам?

– Нормально. Оксана за меня выходила, когда я еще не был профессиональным художником. Но могу сказать: она всегда меня понимала и поддерживала, что для творческого человека очень важно. Супруга у меня молодец. Она никогда в критических ситуациях в панику не впадала, истерик не закатывала. Я вообще считаю: быть женой художника – подвиг. Кому-то кажется: выйдешь замуж за художника, будешь купаться в золоте! Труд художника очень тяжелый, жизненный пусть часто не простой. У художника бывают и удачи и неудачи, и взлеты и падения, и стрессы. Многие ломаются, спиваются, пропадают. Кто-то, чтобы жить безбедно, занимается педагогикой, кто-то дизайном. Есть такие, кто открыл свои магазины. Но! Бизнес затягивает. Человек достиг определенного благосостояния, а счастья не обрел. Судьба распорядилась так, что я не сменил профессию. И не бедствую. Хотя живу только за счет картин. Другого заработка у меня нет. На жизнь хватает, и слава Богу. Я не задаюсь целью продать все свои работы, чтобы разбогатеть. Все равно все деньги не заработаешь.

– Оксана имеет отношение к искусству?

– Нет, она преподаватель английского языка.

– Дети у вас есть?

– Двое.

– Случалось так, что детям молока не на что было купить?

– Конечно.

– И что вы в таких случаях делали?

– Занимали деньги у родственников, у друзей, и я старался заработать, чтобы поскорее рассчитаться с долгом.

– Когда вы поняли, что востребованы?

– Сдал однажды свои работы в галерею и забыл про них. Встречаю знакомую, говорит: «Тебя ищут!»

– У вас есть свой постоянный покупатель? Может быть, у кого-то уже целые коллекции ваших работ?

– Есть такие люди! У одного 46, у другого около 30 моих картин.

– Насколько я знаю, ваши работы приобретали и первые лица нашего города, России.

– Я не хотел бы называть имена, чтобы не быть неправильно понятым. Но могу сказать, что приобретали мои работы не первые лица. Первыми они становились потом.

– В определенных кругах считается, что с вашей легкой руки…

– Ситуация иногда получается трагикомическая. Прибегает человек: «Мне надо купить для… (называет имя своего начальника)» – «Что конкретно?» – «Какая разница, лишь бы ваша подпись была». В общем, как в плохом анекдоте: у того есть моя картина, у этого есть, а у этого нет.

– Художник не художник, если не выставляется. Как вы смогли пробиться в галерею Церетели?

– Зураб Константинович увидел мои работы, сказал, что они ему нравятся, что надо бы подумать о выставке. Надеюсь, это не тот случай, когда можно прикрыться большим именем.

– Бездаря в свою галерею Зураб Константинович не пустит ни за какие деньги, чтобы не подрывать свой авторитет. Скажите, Виктор, Ефимович, а что вы испытываете, читая книги отзывов?

– В книгах отзывов принято благодарить, хвалить, но я ищу слова, которые заставляют задуматься. Меня надо и покритиковать, чтобы я мог понять, куда и как дальше двигаться. Критикуйте на здоровье. Только не делайте, как некоторые художники из зависти и злобы. «Я тебе напишу такое, что мало не покажется, а то ты здесь выставился, а я не могу…» И пишут: «Это не живопись, это мазня!» Если художника не критикуют – он умер! Но и пытаться угодить всем он тоже не должен. Представьте себе, подходит человек: «Мне не нравится это…» – и художник подправляет, подходит другой: «А мне здесь не нравится…» И что получится?

– Есть работа, с которой расставаться не хочется?

– Я как-то об этом не думал… Портреты жены мне особенно дороги, с ними не хочу расставаться. Я и на выставке в Академии не планирую их показывать. Это сугубо личное.

– Выставка приурочена к вашему юбилею. 50 лет – возраст этапный. Время подведения предварительных итогов. Что можете сказать в связи с этим?

– Слава Богу, как художник я состоялся… может быть.

– Почему «может быть»? У вас и в этом есть сомнения?!

– Художник всегда должен сомневаться. Иначе надо переквалифицироваться в токари. А я, как живописец, чувствую в себе еще большой потенциал.