Олег Гаркуша: «Тусовки – это не мое»
Любимец ленинградской молодежи собирает друзей на свой юбилей, играет Хармса и не задумывается о звездной болезни
Любимец ленинградской молодежи собирает друзей на свой юбилей, играет Хармса и не задумывается о звездной болезни
В День защитника Отечества – 23 февраля – известный петербургский артист Олег Гаркуша отметит еще и свой личный праздник: участнику группы «АукцЫон» исполняется 50 лет. А на следующий день – 24 февраля – он выступит на сцене ДК им. Ленсовета в праздничном концерте «АукцЫона» в свою честь.
– Олег Алексеевич, на концерте, приуроченном к вашему юбилею, судя по афише, выступят знаменитые гости…
– Да, я чуть ли не с лета начал приглашать своих друзей-артистов на выступление, чтобы они меня поздравили. Практически со всеми известными музыкантами я давно знаком и дружу лет по 15–20 и больше. На данный момент дали свое согласие принять участие Юра Шевчук, Сергей Чиграков – «Чиж» – и Диана Арбенина. К сожалению, некоторые не смогли приехать, потому что у них туры, они заняты, – это Саша Васильев и Боря Гребенщиков… Ну, может, Гребенщиков и будет: он точно пока не сказал.
– Кем вы в большей степени себя ощущаете – поэтом или музыкантом?
– Честно признаюсь: не считаю себя ни поэтом, ни музыкантом, ни шоуменом, ни артистом, ни продюсером, ни общественным деятелем. Но все, что я перечислил, я делаю.
– Но как же достичь успеха, если ни к кому себя не относишь и не ставишь перед собой конкретной цели?
– Наше время просто было несколько иное, и другие были мысли-чаяния. Мы после работы ездили на репетиции и играли для себя. Для себя в принципе это делаем и сейчас, но так получается, что тем людям, которые приходят на концерт, это тоже нужно. Так что задач мы никаких не ставили, да это и невозможно было. Если мы выступали где-то раз в месяц – это уже было счастье. А о записях, гастролях, интервью и всем остальном мы даже и не думали.
– Вас часто называют шоуменом. Как вы к этому относитесь?
– Это западное слово – шоумен. Человек, который на протяжении всего концерта периодически появляется и вроде как радует людей. Но моя задача не в этом. Я и на сцене-то появился спонтанно в 1985 году. Я особо и не думал, что когда-нибудь буду выступать перед публикой, но так получилось: вышел, что-то сказал и остался. С тех пор я на сцене что только не делаю. Но все, что делаю, мне очень нравится.
– У нас в последнее время все делают шоу: не музыку играют, не стихи читают, а готовят шоу. По-вашему, насколько вообще подобный продукт имеет отношение к искусству?
– Шоу «шове» рознь. Это может быть один певец и пятьдесят тысяч обнаженных девушек плюс спецэффекты. А шоу в понятии «аукцыоновского» плана несколько иное. Это не подробный рассказ содержания песни, а некое сопровождение, которое не отнять. Не мне, конечно, судить, но многие говорят, что, если б меня не было на сцене, они бы по-другому все воспринимали. Группа, конечно, все равно была бы хорошая, но эффект, драйв, возможно бы, изменился. Потому что, когда я на сцене, музыканты энергетически от меня подпитываются. А я от них.
– То есть вы такая батарейка?
– Наверное, батарейка.
– А вы откуда свою энергию берете?
– Ой, не знаю. Можно, конечно, красиво сказать: «От Бога». Но бывают же длительные гастроли, усталость, когда все лень, – и тогда все зависит только от силы воли. Я себе говорю: «Давай: взялся за гуж – не говори, что не дюж. Если уж ты на сцене, значит, должен работать до конца, каждый концерт».
– Это героизм прямо какой-то.
– Ну а как? По-другому нельзя.
– Как артисту быть актуальным – в исполняемых текстах, обращаемых к публике словах, в музыке, при этом оставаясь на олимпе?
– Мы такой задачи не ставили никогда. Все песни, которые поначалу Леня Федоров создавал, были написаны на мои стихи. Через некоторое время он стал больше работать с Дмитрием Озерским, потом у него пошли сольные проекты по Хлебникову, Введенскому и поэтам Серебряного века. И так далее. Тот же Федоров вообще не ставит текст во главу угла, как, например, Шевчук, Борзыкин, Кинчев. Но так гениально у него все получается, что даже любой непонятный текст вкупе с музыкой выливается в шикарное произведение.
– Много раз слышала от знакомых, что они видели, как вы идете по улице…
– Да, есть такое. Понимаете, я же изначально с того далекого славного времени никогда не задумывался о звездных болезнях, а всегда делал свое дело. И сейчас тоже. Так что наводить на себя пафос, ездить в дорогих машинах, посещать тусовки – это не мое. Мне удобнее пройтись, проехать на троллейбусе, в метро... Это меня совершенно не смущает.
– Никогда не приходилось доказывать, что вы – это вы?
– Бывало. Даже паспорт показывал одной девушке, которая ну никак не верила. И даже когда я показал ей паспорт, она своим друзьям сказала: «Ну все равно это не он».
– Не доводилось пожинать плоды своей славы? Некоторые артисты рассказывают, что милиционеры их отпускали…
– Не припоминаю, нет, наверное. Несколько лет назад было: милиционер меня забрал. Я спрашиваю: «За что?» Он говорит: «Сейчас покажу». Повел меня к другому милиционеру: «Видишь, кого я к тебе привел?» И все. Я оставил им автографы и ушел.
– Вы к кино имеете самое непосредственное отношение: и как актер, и как бывший киномеханик в ныне закрытом кинотеатре «Титан». Сейчас «Колизей» закрывают. Жалеть будете?
– Печально, не знал. Культовый кинотеатр, жалко. Нельзя этого делать. Ой, сейчас время такое – не знаю, как сказать! Люди, имеющие деньги, как короли! Все что угодно могут купить. Не думая о том, что «Колизей» – это святое место. Или про ДК имени Ленсовета я еще слышал, что якобы его уже купили и хотят рынок сделать. Все так банально и непонятно…
– В чем была прелесть работы киномехаником? Или не было никакой прелести?
– Была. Мне очень нравилось работать киномехаником, я почти десять лет им проработал. Было приятно: хорошо показал кино, зрители довольны, никто не кричит: «Сапожник!» А если еще и кино хорошее – так вообще! Уйма хорошего настроения! Замечательная работа, я потом жалел, что ушел из кинотеатра. Мы работали посменно: один работал – другой отдыхал. Я там сочинял, писал тексты, и тусовки были достаточно сильные, и из «Сайгона» люди приходили, и музыканты приходили, и журналисты приходили. Там много кого было!
– Наверное, тогда вы и полюбили кино и захотели сами сниматься…
– Я не то чтобы люблю – мне интересно сниматься в тех фильмах, в которых мне нравятся предложенные роли. Хотя они не всегда главные, а, как правило, эпизодические. На моем счету роли в 14 кинофильмах, и я горжусь тем, что снимался у Германа, Огородникова, Татарского, Сиверса, Волошина и у многих режиссеров – не пустышек, скажем так. Это очень здорово. Последний фильм, в котором я снимался в ноябре, – по Ивану Бунину. Называется «Суходол». Выйдет к весне или к осени. Я там играю русского мужика. Режиссер меня нашла по картотеке. Так получилось, что она знала обо мне, но очень долго искала человека на эту роль. А потом забрела в картотеку и выбрала меня.
– Не как звезду, а как типаж?
– Да. Она прекрасно знала мое творчество, но как-то у нее мысли пригласить меня не возникало. А как она увидела в картотеке мои фотографии – сразу поняла, что ей нужен я.
– Вас еще приглашали сыграть Хармса в фильме «Дау», сыграли?
– Да. Фильм, кстати, еще снимается. Но у меня там роль совсем секундная: я иду по улице, встречаю Ландау, мы с ним танцуем странный танец – и все, расходимся.
– Как-то у вас все буднично. Персонажи-то непростые, особенно Хармс. По какой улице хоть шли?
– По Фонтанке, напротив Летнего сада.
– И что же это за танец?
– Я не знаю, мне сказал режиссер: «Сделай импровизированный танец». Ну, сделал. И все.
– Возвращаясь к музыке: слышала, что вы хотите создать фонд помощи молодым музыкантам. Ищете помещения, репетиционные аудитории. Зачем он? Ведь раньше фондов не было, а музыканты были.
– Раньше был рок-клуб, в помещениях которого музыканты репетировали. Сейчас есть, конечно, репетиционные базы – но, как правило, они платные. А вот центров, где были бы и репетиционные базы, и студии, и музей, и сами концерты проходили, – такого нет. Я на протяжении практически десяти лет занимаюсь тем, что разговариваю с чиновниками. И в принципе процесс идет, они предлагают помещения. Но, к сожалению, предлагают маленькие, что меня не устраивает, и, как правило, в жилых домах. А нужно отдельно стоящее здание, в центре, и достаточно большое – от 200 метров и больше. И с Валентиной Ивановной Матвиенко я разговаривал, и она сказала «да». Но чиновники у нас небыстрые, и поэтому все медленно решается. Может, хоть в связи с юбилеем Валентина Ивановна сделает мне такой прекрасный подарок. Я был бы очень рад.
– Как вы считаете, о чем сейчас стоит петь и говорить музыкантам?
– Наверное, о том, что друг к другу надо относиться терпимее, быть добродушным и отзывчивым человеком. И тогда публика будет внимать этим словам. Вероятнее всего.