О русском театре замолвите слово
Завтра отмечается Международный день театра. В канун праздника специально для «НВ» известные петербургские режиссеры, представители трех поколений, размышляют о сегодняшних проблемах, задачах, тенденциях театра в России
Завтра отмечается Международный день театра. В канун праздника специально для «НВ» известные петербургские режиссеры, представители трех поколений, размышляют о сегодняшних проблемах, задачах, тенденциях театра в России
«У театра кризис общения со зрителями»Художественный руководитель Академического Малого драматического театра – Театра Европы Лев Додин в канун Международного дня театра ответил на вопросы «НВ».
– Лев Абрамович, если жизнь – театр, то насколько важно отражение сегодняшней жизни на сцене?
– Живой театр обязательно живет сегодняшней жизнью и, естественно, отражает ее на сцене. Речь идет не только о современной пьесе, в пьесах, написанных давно – тех, что мы называем классикой (большой литературой), – обязательно дышат и дышат, может быть, еще более укрупненно и сформулированно, мотивы сегодняшней жизни. Для этого артистов даже необязательно одевать в джинсы, они могут быть и в историческом платье, и в любом другом.
– Для вас важнее перенос жизни, как она есть, в театральное пространство или моделирование особой жизни на сцене?
– А жизнь, как она есть, в театральное пространство впрямую не перенесешь – она отражается в театральном пространстве, и любой спектакль (если он действительно спектакль) – определенное видение этого мира и определенная модель, которая существует как некая новая театральная реальность.
– Что такое театральная школа в вашем представлении? Допустимо ли сегодня играть так, как в середине века двадцатого?
– Театральная школа для меня – это сложившееся и укоренившееся в душе мировоззрение, которое определяет подход человека к самому себе, к театру, к своей жизни в искусстве. Если так, как играли Иннокентий Смоктуновский и Олег Борисов, – не просто допустимо, а очень даже желательно. Я, конечно, использую как режиссер всяческие наработки театральных школ, находя новые истолкования, новые подходы и новые формулы, прежде всего системы Станиславского и, конечно, истолкование ее Михаилом Чеховым. Не пользуясь никакими терминами при этом, потому что очень хочется построить не искусственную схему, а живую, сиюминутно возникающую жизнь. Уроки Мейерхольда и Брехта тоже всегда пригождаются.
– Настоящий театр – удел интеллектуальной прослойки общества или общедоступное искусство?
– Общедоступное искусство для людей мало-мальски интеллектуальных. Их вообще гораздо больше, чем нам кажется.
– Как бы вы определили общую театральную тенденцию в мире и в России?
– Я бы сказал, что сегодня театр во всем мире переживает кризис – кризис школы, кризис культурной памяти, кризис общения со зрителями и кризис понимания зрителями. Кризисно также, мне кажется, отношение государства к театру: на него мало обращают внимания и его абсолютно недостаточно поддерживают. Я имею в виду не только Россию, но весь мир, и Европу прежде всего.
– Театр в столице и в провинции – у него разные функции?
– Думаю, что функция у всех театров одна – вызывать потрясение и давать возможность оценить, переоценить или что-то понять в своей собственной жизни каждому из тех, кто сидит в зрительном зале. В провинции, наверное, это особенно важно, потому что театр в основном один, или их не много, – и он значит еще больше, чем значит в столице.
– Жить и умереть на сцене – это про сегодняшних театральных актеров?
– Это про настоящих актеров любого времени, любых эпох, любой страны. К сожалению, про сегодняшних театральных актеров это можно сказать очень нечасто. Возвращаюсь к вопросу о кризисе театра.
– В чем вы видите основные проблемы российского театра?
– Прежде всего в недостаточной серьезности, в огромном дефиците содержательности, подлинности и живой жизни, в очень большой коммерциализации, в очень недостаточной степени поддержки театра государством, бюрократизации театральной жизни и законов, связанных с жизнью театра. Когда театр приравнивается к любому другому бюджетному учреждению, от театра в этом случае ничего не остается. Сегодня в этом смысле очень опасный момент.
– А в чем главные задачи театра? Удивлять, восхищать, воспитывать, возвышать, заставлять задуматься, переворачивать представление об обычном, развлекать, завораживать, побуждать к действию?
– Все эти понятия имеют абсолютно сиюминутное значение и выбраны очень хорошо, только важно, чтобы все они соединялись в одном спектакле, в одном театре, в одной художественной данности.
– Почему лично вы стали режиссером?
– Не знаю. Не очень помню. Наверное, хотелось строить свои миры.
– Режиссер – это всегда диктатор?
– Лучше, если режиссер – общепризнанный лидер, который вызывает уважение, к которому хочется прислушиваться, в которого веришь. Тогда даже жесткие решения перестают быть диктаторскими. Театр – это особая человеческая общность, и очень важно эту общность создать и поддерживать ее живое непосредственное существование каждый день. Это довольно трудно. Когда ты перестаешь эту общность создавать, все в театре моментально ломается.
Хотелось бы крупных чувств
Андрей Прикотенко, режиссер, обладатель «Золотого софита» за лучшую режиссуру в спектакле «Эдип-царь» Софокла в 2002 году. 40 лет, выпускник СПбГАТИ (мастерская Вениамина Фильштинского), живет в Санкт-Петербурге
Мне кажется, сегодня в театре остро не хватает волнения. Важно мерить театр не количеством современных или классических пьес – не в этом соль. В театр зритель приходит волноваться. И режиссер выбирает эту профессию потому, что он хочет заражать своим волнением других. Плохо, когда после премьеры критик пишет: «Мне было приятно вспомнить…» Он не испытал ни потрясения, ни восхищения, ни взлета – у него осталось лишь приятное воспоминание. Одна зрительница рассказывала мне, что творилось после спектакля «Братья и сестры» в Малом драматическом театре. Люди не расходились, не понимая, как им жить дальше после того, что они увидели. Вот разница. А сегодня таких спектаклей-потрясений практически нет.
Мне кажется, театр в первую очередь должен возвышать человека. Мне не нравится, когда в театре мою человеческую природу уничтожают, когда указывают, что я низкое существо. Мне интересно, когда в театре, какие бы ни были сложные темы, самые страшные, самые ужасные, природа человеческая все-таки воспевается. Когда звучит гимн человеческому существу как созданию божьему: что бы он там ни натворил, всегда можно найти то, что оставит в его душе надежду.
Очень важно смешить зрителя – смех раскрывает людей, они забывают, что находятся в театре, расслабляются, становятся добрее. И в то же время театр должен заставлять ненавидеть. И в этом даже его особая миссия – выявить, обострить борьбу добра и зла… Хотелось бы от театра крупных чувств. Но этой миссии он сегодня не выполняет.
Театр попал в некие ножницы. С одной стороны, нужна миссия, самоотречение, труппа, с которой режиссер, забыв обо всем, не думая о хлебе насущном, денно и нощно будет заниматься искусством, с другой стороны, это самоотречение кем-то должно быть оплачено – государством, спонсорами, меценатами. Высокое искусство и коммерция плохо сочетаются. Независимость от всех этих вещей дает режиссеру чувство собственного достоинства, самоценность, и это очень важно.
Жить и умереть на сцене – этот лозунг для сегодняшнего театра, как ни странно, очень даже подходящий. Он прямо сейчас становится подходящим.
Стало понятно, что в России театр неистребим, с ним ничего не удастся сделать, он все равно будет жить. И мы, режиссеры, актеры должны так полюбить людей, которые живут вокруг нас, чтобы обязательно очень сильно помочь своим искусством этим людям. В этом миссия.
Не нужно умирать на сценеДмитрий Волкострелов, лауреат петербургской театральной премии для молодых «Прорыв» 2010 года за спектакль по тексту Ивана Вырыпаева «Июль». 28 лет, выпускник СПбГАТИ (мастерская Льва Додина), живет в Москве
В российском театре сегодня кризис. Театр не говорит о настоящем. Театр стал общим местом, где говорится вообще и обо всем общими словами. Разумеется, нужно говорить о вечном, но нельзя это делать, не исходя из конкретики. Современность очень интересна. И то, что театр современность не осмысляет, теряя таким образом поколение зрителей, – это большая проблема. Театр не работает с современными текстами, он этим не озабочен. Как не озабочена власть тем, какие поколения приходят ей на смену. А театр – это всегда отражение происходящего в стране.
Мне бы вообще хотелось снизить пафос слова «театр». Я не считаю его храмом, каким-то священным местом. Не надо ставить театр на пьедестал, поклоняться ему, как божеству, приносить в жертву свою жизнь, умирать на сцене. Лучше распределять правильно силы и жить подольше – интересно же посмотреть, что будет дальше. Театр, думаю, всего лишь часть жизни – даже сон отнимает большую часть жизни человека.
То, что приписывают театру, – «сейте разумное, доброе, вечное» – не работает сегодня. И вчера не работало. Весь XX век сеяли, и что? Произошли самые главные человеческие катастрофы – холокост, мировые войны и прочее, прочее. В Советском Союзе тем более этот лозунг не работал.
В своих спектаклях я не стремлюсь обязательно подвести зрителя к катарсису, точнее, я не включаю катарсис в постановки, не думаю о том, должен он быть или нет. Если у кого-то он происходит, то и слава богу. Неподготовленный зритель уйдет с моих спектаклей через 15 минут. Потом в блогах напишут: «Бред сивой кобылы». Меня это не удручает. Для меня зритель в принципе неважен. Если я буду думать, как с ним работать, как им манипулировать, мне будет не до главных моих задач. А сам я, как зритель, также жутко не люблю, когда манипулируют моим восприятием. Когда паузами, модуляциями голоса у меня начинают вызывать смех или удивление, я чувствую себя глупо – мною играют. Мне хочется уйти из такого театра. Для меня, как режиссера, важна работа с материалом, с актерами, и тут как раз важна независимость от зрителя. Главным остается высказывание художника – что его волнует, что он говорит, каким языком.
Наверное, для кого-то сегодня важен театр-дом. Для меня – нет. С одной стороны, не хочется быть неприкаянным, удобно иметь свое место, свою постоянную группу людей, с которыми работаешь. С другой – театр-дом рано или поздно превратится в коммуналку, которая всегда со знаком минус. Важно ведь двигаться дальше. Запах кулис может быть и очень приятен, но он предполагает остановку. Запах кулис – это привычный запах, а театру нужно сегодня искать непривычный запах.
рейтинг «нв» Лучшие из лучших
Количество театров в Петербурге точно никто не подсчитывал. Официально зарегистрированных театров, включая драматические, музыкальные, театры кукол, – 92. С учетом частных инициатив, лабораторий, объединений, студенческих трупп – порядка 180. Если учесть гастролирующие театры, то в ежедневной афише Петербурга – сто наименований спектаклей. При этом классические постановки занимают 80 процентов репертуара ведущих государственных театров северной столицы, 12 процентов – современные пьесы, около 7 процентов – осовремененная классика, и примерно 0,2 процента приходится на так называемую новую драму. Петербуржцам предлагают сразу четыре варианта «Трех сестер» Чехова – спектакли идут в Молодежном театре на Фонтанке, МДТ – Театре Европы, Небольшом драматическом театре и Учебном театре на Моховой. Шекспира ставят повсеместно, но особенно отличилась Комиссаржевка – в афише театра четыре спектакля по пьесам английского классика. В числе любимых драматургов Петербурга – Николай Гоголь, Александр Островский, Теннесси Уильямс, Лев Толстой, Григорий Горин. А какие театры наиболее любимы петербуржцами? Отвечая на этот вопрос, «НВ» предлагает собственный рейтинг драматических театров.
Александринский театр (художественный руководитель Валерий Фокин)В последние годы изменилась репертуарная политика, в театре проходят международные фестивали, приглашаются на постановки западные режиссеры, привлекаются молодые зрители. Из последних нашумевших постановок – «Гамлет» Валерия Фокина, «Изотов» Андрея Могучего.
Молодежный театр на Фонтанке (художественный руководитель Семен Спивак)Зритель любит этот театр за внимательное прочтение классических текстов, за глубокое проникновение в образы, за глубину и драматизм игры, за театральную атмосферу. Рекордсмен зрительского внимания – спектакль «Касатка», на него трудно купить билеты даже спустя 10 лет со времени постановки.
Небольшой драматический театр (художественный руководитель Лев Эренбург)Театр, в который зритель приходит за потрясением, в постановках может что-то отвращать, что-то восхищать, но это всегда, как правило, событие. Таким событием стала премьера нынешнего сезона «Три сестры».
Театр на Васильевском (художественный руководитель Владимир Словохотов). Театр с интересной сценографией и режиссурой. Здесь удачно ставят и классику, и современную драму. Любимый автор – Людмила Улицкая, по ее текстам идут спектакли «Русское варенье» и «Даниэль Штайн, переводчик».
Малый драматический театр – Театр Европы (художественный руководитель Лев Додин)Театр, в котором занимаются подробным исследованием человеческой души, где зрителю приходится напряженно работать, и гораздо меньше отдыхать. Одна из знаковых постановок – «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана. БДТ им. Г.А. Товстоногова не попал в рейтинг «НВ», но за ним по-прежнему остается статус визитной карточки Санкт-Петербурга. А последняя премьера «Лето одного года» резко разделила зрителей на сторонников и противников.