Владимир Гостюхин: «Я так и остался застенчивым ребенком»

Трудно найти в нашем театральном и киношном мире артиста, так упорно уклоняющегося от любых тусовок. Сам же Владимир Гостюхин, давая интервью, как правило, старается не углубляться в самоанализ, ограничиваясь фразой: «Я всегда стремился оставаться самим собой», после чего, лукаво улыбнувшись одними глазами, добавляет: «Хотя, конечно, вряд ли в чем-то можно быть уверенным на все сто процентов…»

– Владимир Васильевич, вы пару недель назад отпраздновали свое 65-летие. Эта цифра мало соответствует вашему внешнему виду…

– Насчет внешности у меня большие сомнения. Но в общем-то я ощущаю себя мальчишкой. До сих пор. И это, думаю, правильно. Потому что от этого силы берутся.

– А что конкретно для вас означает – ощущать себя мальчишкой?

– Ну, во-первых, я чувствую себя человеком свободным и не зависимым ни от кого и ни от чего. А, во-вторых, я как был в детстве очень застенчивым ребенком, так таким и остался. И больше всего мне бывает неловко из-за моей известности...

– Поэтому стараетесь не участвовать в светской жизни?

– Точно. Меня такие вещи отталкивают. Я лучше дома посплю денька три. Или дрова на даче попилю. Или в тренажерный зал пойду. Хотя на первом месте у меня баня и, конечно, любимая работа. Я и то и другое просто обожаю.

– Я, кстати, думал, что работу вы поставите на первое место.

– Работа – это часть моей личности. А как же иначе-то? Но, признаюсь, иногда позволяю себе лениться. И еще очень люблю поспать часов 10–12. Только это получается нечасто, я ведь практически никогда не сижу на месте, так что времени катастрофически нет.

– Еще бы! Работа в Театре-студии киноактера при «Беларусьфильме», разные антрепризы, постоянные съемки в кино – такой востребованности могут позавидовать многие ваши коллеги.

– Обольщаться не стоит, но сегодня я в самом деле могу даже позволить себе отказываться от некоторых предложений. Говорю это вам без ложной скромности…

– А бывали случаи, что вы не взялись за какую-то работу, а потом сильно об этом пожалели?

– Еще как! История такая. Я не принял предложение самого Георгия Товстоногова. Он звал меня в БДТ. А я – отказался. Понимаете?

– Вот это да! При Георгии Александровиче БДТ называли «эстетическим оазисом для интеллигенции», и это соответствовало истине. Как же вы?!

– Это сложный вопрос… Я ведь тогда только начинал свой путь в кино…

– То есть вы считаете себя в большей степени киноактером, чем театральным?

– Основная часть моей судьбы состоялась в кинематографе. Но начинал я с театра, и для меня по сей день любой выход на сцену – священнодействие. Вы не поверите, но я каждый раз волнуюсь. Прихожу в театр за два часа до начала спектакля, чтобы себя разогреть, настроиться. Я, знаете ли, традиционалист, отношу себя к школе, которую когда-то создал Константин Станиславский.

– А как вы относитесь к современному театру?

– Это вы про новомодные опусы? Нет уж… Определение «храм искусства» – для меня не пустой звук. Я действительно понимаю, что это такое, и потому люблю театр кондовый, в котором актер имеет возможность самовыразиться, а не просто скоморошествовать. А если кто-то считает, что традиционные постановки слишком просты для современного зрителя, скажу так: есть простота, а есть простотца, которая хуже воровства. Одно дело, когда режиссер выражает с помощью новых форм то, что он передумал и перечувствовал, и совсем другое – если он, извините, испражняется на виду у всех. Вот это я ни в коем случае не приветствую. Важнее всего – всегда и во всем чувствовать меру.

– Но многие ваши коллеги считают, что зрителя сегодня просто так в театр не заманишь. Надо предложить ему что-то из ряда вон выходящее.

– Бросьте вы! В том-то и беда, что сегодня всех объединяет попса, которая везде одинакова. Идти по этому пути легко, но он ведет в никуда. Есть другой путь – решиться и начать воспитывать у человека, пришедшего в театр, вкус. Но это очень тяжело, потому что направлять себя и тем более других к истинным человеческим маякам очень непросто. Да к тому же серьезного, вдумчивого зрителя сегодня, увы, совсем немного.

– С вами сложно не согласиться, но один очень неглупый человек недавно объяснил мне, что привить обществу хороший вкус невозможно.

– Почему это?! Воспитывать человека – в традиции нашей культуры, а зритель – всегда ведомый, его нужно научить отличать хорошее от плохого, а не просто вбивать ему в мозги, что, мол, это обязательно нужно посмотреть!

– Верно, но назойливая реклама все-таки относится больше не к театру, а к кино.

– Это вообще моя головная боль… Наш кинозритель, увы, сильно испорчен, он не привык тянуться к духовному кино с высоким смыслом. И тут проблема еще глубже, ее корни не столько в режиссуре или драматургии, сколько в производстве. Если раньше режиссер мог снимать фильм полтора года, то сейчас ему дают на все про все полтора месяца. Да как же можно за такой срок усвоить весь объем материала и проработать все характеры?!

– К тому же сегодня многие жалуются на то, что кинопроизводство и прокат существуют абсолютно отдельно друг от друга…

– Этим вопросом должно заниматься государство! Кинематограф – искусство державное! Пока государство не начнет по-настоящему ему помогать, музыку будут заказывать деньги. Правда, есть и другой вариант – так называемое элитарное кино не для всех.

– Судя по вашему тону, вы к нему относитесь отрицательно?

– Я считаю, что кино надо делать для людей, которые ищут ответы на вечные вопросы бытия. То есть продолжать историю советского кинематографа. Все остальное – шелуха и шуршание. Яркие конфетные обертки, не более того!

– Вы ностальгируете по СССР?

– Всегда смело говорю: я советский человек! Да, я, как большинство из нас, видел, что социалистическая система прогнила насквозь, и мне по-человечески было очень тяжко это осознавать. Но одновременно я был свидетелем успехов нашего народа, его труда, его созидательных сил. Для меня «Родина», «родная страна» – это не пустые слова, и я с удовольствием вспоминаю многое из того, что у нас тогда было. Ну да ладно. Это разговор серьезный, долгий и тяжелый… В любом пласте истории были свои надрывы, так что давайте не будем уподобляться многим и начинать препарировать наше прошлое. У каждого из нас есть возможность, честно делая свое дело, отстаивать Добро, Красоту, Честь и Свободу Отечества. И я, как актер, мне кажется, все-таки нахожу в этом процессе свою нишу. Во всяком случае, имею отношение к кинолентам, которые несут в себе именно то, о чем я сказал.

– Владимир Васильевич, есть у вас самая любимая роль?

– А как же! В картине «Старшина». Я этот фильм с годами все больше и больше люблю и пересматриваю его время от времени. Ну и «Восхождение», конечно, Ларисы Шепитько, царство ей небесное, так рано от нас ушла…

– Оба фильма, безусловно, выдающиеся. Но они сняты в конце 1970-х. Неужели нет ни одной из современных работ, которая была бы вам так же дорога?

– Почему же нет? Традиции нашего кинематографа, наших великих режиссеров никуда не уходят. Вот, например, картина «Око за око» по повести Лавренева «Седьмой спутник», которую снял Геннадий Иванович Полока. Я сыграл в нем красного комиссара, одну из главных ролей. Или, скажем, белорусский фильм «Волки» Александра Колбышева по одноименной повести Александра Чекменева, который признан лучшим фильмом фестиваля у вас в Гатчине. Да я и своего Федора Ивановича в «Дальнобойщиках» тоже люблю. Он – настоящий мужик, который умеет преодолевать многое, даже если ему по-настоящему страшно. Да и весь съемочный ансамбль – как на подбор, и диалоги талантливые, и драматургия толково выстроена.

– В общем да, но, не обижайтесь, кое-какие эпизоды показались мне не слишком правдоподобными…

– Совсем нет! Некоторые истории в сериале имеют под собой абсолютно реальную основу. И, скажу я вам, в реальной-то жизни и не такое бывает…