Раневскую переиграть было нельзя!
В августе исполнится 115 лет со дня рождения Фаины Георгиевны Раневской, которая вошла в десятку самых выдающихся актрис ХХ века. Однако уже 1 апреля в Большом зале Филармонии пройдет литературно-музыкальный вечер «Посвящение Фаине Раневской» Марины Неёловой и Елены Камбуровой. Накануне концерта Елена Антоновна поделилась своими воспоминаниями о Раневской с корреспондентом «НВ»
В августе исполнится 115 лет со дня рождения Фаины Георгиевны Раневской, которая вошла в десятку самых выдающихся актрис ХХ века. Однако уже 1 апреля в Большом зале Филармонии пройдет литературно-музыкальный вечер «Посвящение Фаине Раневской» Марины Неёловой и Елены Камбуровой. Накануне концерта Елена Антоновна поделилась своими воспоминаниями о Раневской с корреспондентом «НВ».
– Фаина Георгиевна была уникальной личностью. Второй такой актрисы я не знаю – ни в мировом кинематографе, ни на нашей сцене. Бесконечно жаль, что в кино она воплотила лишь одну главную роль (в фильме «Мечта». – Прим. ред.), а основная ее кинематография состоит из эпизодов. Но какие это были эпизоды – вспомните «Подкидыша», «Александр Пархоменко», «Весну», «Золушку», «Свадьбу»! Вот как говорят, зверей и детей нельзя переиграть, так нельзя было переиграть и Раневскую.
Она была непостижимой вершиной-одиночкой. Я провела рядом с ней последние ее четыре года, но она никогда не рассказывала о своей семье (близкие эмигрировали в 1917 году. – Прим. ред.). Я не знала, как она переживала разлуку. Знала лишь, что из эмиграции вернулась ее родная сестра – Изабелла Георгиевна Аллеен долгое время жила в Париже, потом вышла замуж, переехала в Турцию, овдовев, нашла свою знаменитую сестру. Но ее я уже не застала. Фаина Георгиевна была свидетелем страшной эпохи 1930-х годов. Но и об этом она не рассказывала – что-то ей мешало. И, увы, не оставила воспоминаний о том, что ей пришлось пережить в годы своей молодости. Потому что написать неправду или не всю правду было глубоко противно ее натуре.
Не довелось нам поговорить и о вере, так что я даже не знаю, верующей ли она была. Но главное другое – она была очень милосердна. Да, конечно, Раневская безо всякой дипломатии могла сказать человеку все, что она о нем думает. Однажды мне довелось присутствовать при сцене, когда Раневская, как она сама любила говорить, была страшна в гневе. Одна художница из лучших побуждений пришла к Раневской и подарила ей ужасающий портрет. Нельзя сказать, что Фаина Георгиевна была красавицей, но художница нарисовала ее так уродливо – в странном синем цвете, с огромным носом. Можете себе представить, в каких словах Раневская «оценила» талант художницы! Но резкость ее высказываний, это удивительное переплетение иронии и цинизма, на самом деле была лишь защитой от жестокого и несправедливого мира.
Она ко многим очень по-доброму относилась. Вот вам пример – я. Кто я ей была? Однажды она услышала по радио, как я читаю стихи, и написала письмо с самыми высокими словами. Для меня прочитать их было абсолютным счастьем! Но мне даже в голову не пришло познакомиться с ней тогда. А когда спустя время мы с Фаиной Георгиевной познакомились, она мне сказала: «Запомните, я вас благословляю!»
Она болела душой за всех беззащитных. Она была убеждена, что милосердие должно распространяться не только на детей, стариков, инвалидов, но и на совершенно беззащитные существа – кошек, собак, воробьев, голубей, для которых у нее на подоконниках всегда лежали пакеты с пшеном.
Кстати, благодаря ее обожаемой собаке по имени Мальчик стала возможна, если так можно сказать, наша дружба. Мальчик мало к кому благоволил, а меня принял. Раневская, увидев мое отношение к нему, сказала, что я могу приходить к ней всегда… Но Фаина Георгиевна любила и людей, жалела их. Я знаю, что она ежемесячно отсылала деньги пожилым актрисам. Однажды они написали ей, что когда-то вместе начинали, и посетовали, что не хватает на жизнь. Раневская уже плохо помнила этих актрис, но все равно исправно высылала им деньги. Она и меня вечно спрашивала: «Не одолжить ли вам денег?» У нее была потребность делиться, она дарила книги, пластинки, вещи. Однажды подарила мне удивительной красоты платье. В свое время это платье ей презентовала Алиса Коонен (прима Камерного театра Таирова. – Прим. ред.). Оно было сшито специально для представительских встреч в Париже, куда Камерный театр уезжал на гастроли. Фаина Георгиевна платье не носила, почему-то разрезала его по шву, так оно у нее и лежало. В таком же виде оно перешло ко мне. Это мой самый главный талисман от Фаины Георгиевны.
А еще она подарила мне романс «Наглядитесь на меня», который я исполню на вечере «Посвящение...». Когда-то этот романс напел Раневской Василий Иванович Качалов, а ему, в свою очередь, цыганка Настя. Фаина Георгиевна была убеждена, что этот романс слушал Пушкин. Так протянулась ниточка к боготворимому нами поэту.
Раневская была, что называется, непарный человек. Очень часто она говорила о ком-то, кто, по ее мнению, просто существует: «не мыслящий». Раневская предпочитала перечитывать Пушкина, чем тратить время на разговоры с неинтересными, не мыслящими людьми. Был, конечно, период в ее жизни, когда рядом с Раневской были друзья – Качалов, Ахматова, Цветаева... Но они уходили, и она оказалась обреченной на одиночество, которое особенно остро ощущала летом, когда театр уезжал на гастроли или все разъезжались в отпуск, а Раневская оставалась в пыльной Москве. У великой актрисы не было даже дачи! А многие почему-то были уверены, что Раневская баснословно богата. Но когда Фаины Георгиевны не стало, оказалось, что у нее на счету всего-то и было 342 рубля. Она не только очень много дарила, безвозвратно одалживала – Фаина Георгиевну вечно обманывали домработницы, без которых она была совершенно беспомощна в быту. Она писала: «Куда эти чертовы деньги деваются, вы мне не можете сказать? Разбегаются, как тараканы, с чудовищной быстротой!»
Фаина Георгиевна не очень любила праздники. Очевидно, потому, что когда тень одиночества кружит над человеком, праздники – еще один повод почувствовать это. И я счастлива, что последние три встречи Нового года я была рядом с ней. Никакой красиво убранной елки, богатого стола – ничего этого не было, все очень скромно. Но эти встречи – незабываемы. Особенно самый последний ее Новый год. Я помню, как она, чувствуя себя очень слабой, прилегла и попросила меня почитать что-то из Пушкина. А за несколько минут до боя курантов, возвещающего о наступлении 1984 года, уснула. Я сидела рядом и представляла: начало века, Таганрог, большой ярко освещенный дом, елка и маленькая Фаина, мечтающая стать актрисой…
…Сразу после ухода Фаины Георгиевны я периодически участвовала в вечерах, посвященных ее памяти, – в Театре имени Моссовета, в Доме актера. Самое ценное в них было то, что люди приходили провести вечер в обществе с Фаиной Георгиевной, ведь устные рассказы обладают удивительной способностью рождать неосязаемое присутствие здесь и сейчас человека, о котором вспоминают. Так и сочинился наш вечер «Посвящение...», в котором мы стремимся воссоздать тот мир, в котором жила Фаина Раневская.