«О нас вспоминают раз в году»

Только через 15 лет после катастрофы государство признало заслуги ликвидаторов, но продолжает заботиться о них лишь от случая к случаюЭтих людей иногда называют «последними героями Советского Союза». Ликвидаторы последствий чернобыльской аварии – физики-ядерщики, пожарные, строители, инженеры, простые солдаты – были первыми, кто оказался на передовой в борьбе с радиацией. Впрочем, сами чернобыльцы отмахиваются и отшучиваются, когда их называют героями. «Мы просто делали свое дело. Любой нормальный человек в нашей ситуации поступил бы так же», – говорят они без тени самолюбования. Александр Великин, председатель комиссии по законотворчеству и судебной защите Союза «Чернобыль»

– В Чернобыль я поехал добровольцем. Нет, никаких пафосных фраз о готовности отдать свою жизнь за Родину вы от меня не дождетесь. Все это высокопарная чепуха! Я пошел туда только потому, что отец меня воспитывал: «Сынок, каждый мужчина должен доказать, что он чего-то стоит». Работа на АЭС стала для меня как раз таким способом проверить, мужик я или не мужик.

В Чернобыле мы жили по-армейски. Наш полк располагался в полевом лагере, спали все в палатках. Когда я сегодня вижу по телевизору японских ликвидаторов в красивых комбинезонах и с дорогими приборами, невольно им завидую. У нас ничего такого не было! Даже марлевых повязок на всех не хватало. Правда, были армейские респираторы – но они быстро краснели из-за попадания в них радиоактивного йода. Каждому из нас выдали по старому индивидуальному дозиметру. Толку от него – ноль, но мы все равно брали их с собой. Засеки нас начальство без этих бесполезных агрегатов – моментально надавало бы по шее.

На АЭС приезжали люди отнюдь не слабохарактерные. Но, знаете, даже у крепких, бывалых мужиков сдавали нервы, когда они видели опустевшие деревни. Представьте себе обычный сельский домик, на веревке висит белье, на столе остались тарелки с недоеденной едой, в песочнице лежат детские игрушки – и вокруг ни души! От этих картин замирало сердце у всех. После них даже аварийная АЭС не производила такого гнетущего впечатления – это был гигантский муравейник, где каждый выполнял свою работу.

Среди ликвидаторов были и отказники, которые говорили: «В зону не пойду. Оставьте меня в безопасном месте на хозяйственных работах». Были и такие, что норовили стащить все, что плохо лежит, хотя их постоянно предупреждали: «Даже не пытайтесь брать что-то со станции – вам же хуже будет!» Одни хотели поживиться за чужой счет – с ними все понятно. Другие – фанаты технических примочек, завидев какой-нибудь новомодный транзистор, набивали себе полные карманы разными деталями. Потом их увозили в больницу с ожогами бедер. Впрочем, таких было немного – большинство ребят просто делали свое дело.

Отношение нашего государства к чернобыльцам – отдельная песня. В начале 1990-х годов был принят хороший закон, наделявший нас разными льготами. Но впоследствии из-за многочисленных поправок и уточнений от этих льгот остались, по сути, рожки да ножки. Сегодня ликвидаторы имеют право на внеочередное обслуживание в аптеках, внеочередное помещение в хоспис и на бесплатное получение высшего образования. Последнее, возможно, и имело смысл в начале 1990-х, а сейчас большинство чернобыльцев – люди уже, мягко говоря, немолодые. Некоторые чернобыльцы подолгу не могут выехать в санаторий – то нет мест, то еще что-то. И даже льготы, которые за нами остаются, часто приходится выбивать с боем через суды. У меня складывается ощущение, что государство вспоминает о нас лишь раз в году, по случаю очередной годовщины Чернобыля.

Виктор Коржов, почетный житель города Колпино:

– Поначалу операция по ликвидации последствий аварии шла просто изумительно – все, что требовалось, мгновенно выполнялось. Но примерно с конца 1986-го начались проволочки и согласования, и работа резко замедлилась. А так – каждый на своем месте трудился на совесть, выполняя свой долг. Работа на аварийной АЭС напоминала боевые действия. Да что там «напоминала» – это была настоящая война! В нас «стреляла» радиация, но защититься от нее мы практически никак не могли. В некоторых помещениях приходилось работать буквально на бегу, поскольку за 15 минут можно было получить годовую дозу облучения – 25 рентген. Сначала норма была – до 3 рентген в сутки, потом снизили до одного, потом до половины рентгена. Но в первые дни аварии, когда норму еще не определили, «сгорело» очень много людей.

Мы жили в чернобыльском детском саду и подкармливали приходивших к нам кошек. Это было жуткое зрелище! Представьте себе: облезлый хвост, голые бока, полное отсутствие шерсти. Она приходит и жалобно мяукает: мол, дай поесть! Кстати, именно тогда мы впервые увидели черного аиста, который стал впоследствии символом Чернобыля. Потом всех зараженных животных уничтожили – они были разносчиками радиации.

Вы знаете, мне сегодня стыдно за наше государство. Помню, как в 2009 году я пришел в органы соцзащиты во Всеволожске и мне сказали: «Все ликвидаторы, реально бывшие в Чернобыле, давно умерли!» Я возмутился: «А со мной что прикажете делать?» – «Вы – исключение!» – отвечают они. На протяжении пятнадцати лет мы для государства вообще не существовали. Только в последние годы чиновники заговорили о том, что чернобыльцы, оказывается, совершили подвиг. Особенно сильно власти засуетились к 25-летию аварии, да и то, наверное, больше из-за трагедии в Японии. Кстати, наш чернобылец Эдвард Пазухин скоро поедет на «Фукусиму-1» по приглашению японцев и будет помогать с ликвидацией тамошней аварии. Впрочем, ставить на одну доску нашу и японскую катастрофу я бы не стал. Это – явления совершенно разного порядка.