Вне зоны действия

Корреспонденты «НВ» увидели, как живут бывшие заключенные, которые после прощания с зоной оказались без крыши над головойБольшую часть своей жизни эти люди провели в тюрьме. Они потеряли все, что имели на воле: семью, работу, дом. Государство дало им крышу над головой, но жизнь здесь мало чем отличается от тюремной.

В это место, где, как принято говорить, не ступала нога журналиста, мы отправились в сопровождении правозащитников из комитета «За гражданские права» и общественной наблюдательной комиссии по контролю за соблюдением прав человека в тюрьмах. Всю пасхальную неделю они развозили подарки обитателям колоний и следственных изоляторов. Люди, к которым мы едем теперь, уже покинули места не столь отдаленные, однако тоже нуждаются в поддержке.

Городской центр адаптации для лиц, освободившихся из мест лишения свободы, а, проще говоря, общежитие для бездомных заключенных, расположен на 13-м этаже многоэтажного жилого дома в самом конце Бухарестской улицы. Вместе со вчерашними уголовниками здесь живут и обычные семьи.

Мы садимся в лифт и нажимаем кнопку 13-го этажа. Когда открываются двери подъемного устройства, перед нами возникает кованая решетка с тяжелым замком. Лифт закрывается, и мы вчетвером оказываемся на узкой площадке размером менее квадратного метра между подъемником и решеткой. Это похоже на тюремное помещение, которое арестанты называют «стакан» – тесное пространство между двумя стальными дверями. Человек, впервые оказавшийся в этой западне, испытывает ощущения не из приятных.

– Есть тут кто живой? – кричит правозащитник Борис Пантелеев, громыхая решеткой.

На шум выходит пожилой охранник и запускает нас внутрь. На стене, когда-то давно выкрашенной в бледно-желтый цвет, висят правила внутреннего распорядка, где через слово написано «запрещается». Относительно новая застекленная дверь ведет в администрацию центра, занимающую целый этаж. Слева еще один лифт, перед которым тоже стальная решетка. На нем можно спуститься вниз (тот, на котором мы приехали, идет только вверх). Словом, здесь все предусмотрено, чтобы никто без надзора и дозволения туда-сюда не шастал.

Нагруженные коробками с подарками, мы поднимаемся выше по неопрятной лестнице и оказываемся в коридоре, вдоль которого идут одинаковые двери. За ними небольшие двухкомнатные квартирки с туалетом, душевой и раковиной. Каждая рассчитана на четверых. На дверях висят таблички с именами жильцов – как на тюремных камерах, только рядом с фамилией не хватает статьи.

– Христос воскресе! Мы пришли вас поздравить, – говорит Борис Пантелеев, заходя в каждую комнату.

Нежданных гостей (мы приехали в Центр адаптации без предупреждения) все встречают радостно. Имя Бориса Пантелеева знакомо многим: известный правозащитник, член комитета по защите прав заключенных регулярно бывает в тюрьмах и пользуется уважением среди их обитателей. Вместе с куличами, крашеными яйцами и книгами он раздает всем визитки со своим телефоном: на случай, если обидят.

По облику каждой комнаты можно смело судить о характере и привычках ее обитателей. В одних рваные обои на стенах, застоявшийся запах табачного дыма и нечистый пол. В других – чистота, новые занавески взамен невзрачных казенных, косметический ремонт, скатерти и комнатные цветы. Здесь каждый обустраивает свою жизнь, как умеет. Но всех объединяет одна деталь: тщательно заправленные койки. Это – выработанная за многие годы привычка. И она отнюдь не единственная, которую обитателям этого учреждения не дают забыть. Получая койкоместо в общежитии, каждый из этих людей подписал договор, согласно которому им запрещается приходить после 11 вечера и уходить до 7 утра, запрещается приводить знакомых и близких, запрещается заходить друг к другу в комнату и общаться вне пределов специально отведенных зон. Они не могут создать семьи и завести домашних животных.

– Я как-то сварил борщ, решил угостить приятеля и зашел к нему за миской. Так они заметили, составили протокол и чуть не выставили меня отсюда! – рассказывает один из постояльцев.

– Здесь устроили тюрьму с решетками, охраной и суровым распорядком. Разница лишь в том, что отсюда можно выходить в определенное время, – комментирует Борис Пантелеев многостраничный договор, в котором более десятка пунктов, содержащих запреты. – Надо еще выяснить, имеет ли этот договор юридическую силу и не противоречит ли его содержание Конституции.

На вопрос, помогает ли центр устроиться на работу и вернуть потерянное жилье, его обитатели отвечают лишь удивленными взглядами. Хотя в свое время, в начале девяностых, он создавался для того, чтобы помогать заключенным встать на ноги и начать новую жизнь. Теперь же он превратился в общежитие, и единственное, что они могут тут получить, – это крыша над головой.

В центре есть врач-терапевт. Он приходит раз в неделю, по средам. Иногда делает обход, иногда обходится без этого. Со своими болячками обитатели центра идут в соседнюю поликлинику. Кстати, проблемы со здоровьем есть тут у каждого. Многие больны туберкулезом. Они не опасны для окружающих, однако болезнь медленно сжигает их. Люди, не имеющие достойного заработка и семьи, не могут нормально питаться. А высококалорийное питание – один из важнейших компонентов лечения туберкулеза.

– Кто из сотрудников центра вам помогает? – интересуемся мы.

– У нас очень хороший социальный работник. Она с душой к нам относится, пытается помочь, – говорит пожилой жилец Владимир.

– Да она так орет, что подходить страшно! – парирует другой.

– Неважно! Главное, что мы ей не безразличны, – продолжает настаивать самый старший обитатель общежития.

Пока мы разносим гостинцы, в общей кухне постояльцы готовят себе ужин. В просторном помещении имеются только плита и стол. Эта неуютная кухня совсем не располагает к посиделкам. Приготовил, что бог тебе послал, и пошел в свою каморку. Очереди у плиты никогда не бывает. У людей, перебивающихся случайными заработками, не всегда есть деньги на продукты.

– Эти люди зависимы и беспомощны перед произволом. Их можно унижать, на них можно кричать, заставлять подчиняться правилам, которые ущемляют их права, – рассуждает Борис Пантелеев, уходя из центра. – Один рассказал мне, что в свой день рождения он выпил в кафе коньяку и пришел после 11 вечера. А охранник не пустил его, дважды ударил по печени и вызвал милицию. Его повезли в отдел, выписали штраф и продержали всю ночь. Никто не стал разбираться. Он же уголовник – а значит, виноват по определению.

Впрочем, несмотря на решетки, суровый распорядок, эти люди благодарны государству за то, что им дали крышу над головой. Лишь двое из 22 человек, живущих сейчас в центре, сказали нам, что у них есть шанс получить жилье. У остальных только два пути отсюда: на кладбище или в тюрьму. Обществу, которое в лучшем случае предпочитает не замечать этих людей, вряд ли стоит упрекать их за то, что они возвращаются на привычную стезю.

Борис Пантелеев, правозащитник, член общественной наблюдательной комиссии по контролю за обеспечением прав человека в местах лишения свободы:

– Чиновники стараются делать все так, как удобно им. Запер людей за решетками – и можно считать, что все в порядке. А на самом деле с бывшими заключенными нужно работать: помогать им трудоустроиться, встать на ноги. Только тогда общество будет застраховано от того, что они вернутся на знакомый путь. Ведь человек, у которого есть кусок хлеба и перспективы на будущее, не станет пить и воровать. Именно для этого создавался этот центр. Но сейчас в этом учреждении даже речи не идет о реальной адаптации бывших заключенных к нормальной жизни, никто не помогает им устроиться на работу и вернуть жилье. На содержание этого учреждения выделяются внушительные бюджетные средства, и большой вопрос, насколько эффективно они тратятся. Одним словом, ситуация требует вмешательства городских властей – исполнительной и законодательной, а также прокуратуры.

Анатолий Иванович – худенький, низкого роста пожилой человек. Эдакий старичок-боровичок из сказки. Глядя на этого человека, ни за что не скажешь, что он дважды «мотал срок» за убийства, провел на зоне почти 20 лет, в лагерях Мордовии. Пока он был в тюрьме, его признали мертвым, выписали из квартиры и забрали жилье.

– Когда пришел из колонии, мне сказали, что я умер. И даже бумагу показали, – рассказывает он.

Человек, которого официально нет среди живых, пытается теперь оформить документы на пенсию и зарабатывает на хлеб, продавая у метро надувные цветы.

У Сергея в комнате играет группа «Король и Шут». На столе – ноутбук, на стене – ковер. К 33 годам он успел отсидеть пять сроков, потерял жилье и «разжился» на зоне туберкулезом. Это результат работы на тюремном производстве: делали тротуарную плитку, с утра до ночи дышали цементной пылью.

Единственное, что нужно ему, чтобы встать на ноги и начать новую жизнь, – стабильная работа. Каждый день он звонит по объявлениям, ходит на биржу труда и ярмарки вакансий. Но как только служба безопасности (а она есть практически у всех) узнает, что он сидел, сразу следует отказ.

– Даже грузчиком не берут. Так в лицо и говорят: мол, ты сидел, нам такие не нужны…

Из своих 58 лет 28 Владимир Пяк провел за колючей проволокой. Шесть раз ему доводилось выслушать обвинительный приговор суда. Рассказывая свою биографию, он упоминает великого поэта:

– Меня судили в одном суде с Бродским, в один год с ним и по одной статье – «тунеядство».

Правда, после 1962 года их пути с поэтом разошлись. Нобелевской премии, эмиграции и могилы на острове Сан-Микеле у Владимира Пяка нет. Зато был «Белый лебедь» – одна из самых страшных тюрем России.

– До сих пор не понимаю, как вышел оттуда живым, – говорит он.

Второй раз его посадили в 1978 году – за мошенничество. Бывший тунеядец нашел, казалось бы, безобидных жертв: обманывал спекулянтов. Они ведь не могли пожаловаться в милицию. Но жулика все-таки выследили. Тогда газета «Смена» даже написала про него статью. Владимир до сих пор помнит имя журналистки и заголовок. Теперь рецидивист мечтает создать семью и не брать больше греха на душу. Но администрация центра не разрешает приводить сюда любимую женщину.

Александр, пожалуй, самый веселый обитатель общежития. Он умеет шутить с таким спокойным выражением лица, что все сказанное люди принимают за чистую монету.

– Я жулик международного класса. Целый год сидел в марсельской тюрьме, – рассказывает он. – Там чистота, просторная камера, никелированная посуда, и женщина раз в 17 дней. Так положено. Если нет своей, дают казенную.

После чистой и комфортабельной французской тюрьмы Александр попал в родные «Кресты», в камеру, где жили 15 человек. Нижнюю койку занимал «пахан», а на третьем ярусе сидели шесть человек. И спали по очереди.

Александр не любит рассказывать, как он потерял жилье, – это слишком грустная история. Но, даже лишенный дома, семьи, работы, близких людей, планов на будущее, этот человек не хочет унывать.

– От такой жизни можно озлобиться. А я не хочу. Я смеюсь, – говорит он.