Татьяна Конюхова: «Я обожала всех своих партнеров!»
Театральная судьба выдающейся киноактрисы не сложилась из-за предательства
Театральная судьба выдающейся киноактрисы не сложилась из-за предательстваВ оскароносной картине «Москва слезам не верит» она появляется в кадре буквально на несколько секунд, чтобы пройти по звездной фестивальной лестнице. Провинциальные девчонки смотрят на нее с восторгом, а героиня Ирины Муравьевой восклицает: «Конюхова! Обожаю!..» А между тем, когда после окончания десятилетки, в далеком 1949-м, она собралась поступать во ВГИК, мать горько улыбнулась: «Куда тебе в калашный ряд!..» А отец утешил и обнадежил: «Ничего, дочка, провалишься, вернешься домой, выучишься на бухгалтера...» Режиссеру фильма Владимиру Меньшову нужно было показать кумира 1950–1960-х годов, актрису с непростой судьбой.
«Слава – это скоропортящийся продукт. Она поднимает до небес, но оттуда легко грохнуться и разбиться вдребезги…» – сказала народная артистка России Татьяна Конюхова во время презентации документального проекта «Бабье лето».
– Татьяна Георгиевна, что для вас значит приглашение в этот необычный проект?
– Ну, во-первых, очень приятно уже то, что молодое поколение, а создатели «Бабьего лета» – молодые люди, относится с уважением к нашей истории. Мы – и Лариса Лужина, и Ада Роговцева, и Светлана Светличная, и Евгения Уралова – все те, кого вы сейчас видите, и не только они, но и другие героини проекта – уже часть истории нашей великой страны – страны, которая пережила очень много тяжелых периодов. И сейчас, в один из нелегких моментов нашей жизни, встречаются такие молодые люди с нежной душой, как Сережа Майоров, как Аслан Ахмадов, Люба Камырина, которые с любовью и признательностью относятся к тому, что мы сделали для нашего государства. Лично я отдала 52 года жизни радио, телевидению, театру и, конечно же, кино. С него началась моя творческая жизнь. И теперь продолжаю служить актерской профессии – преподаю на кафедре режиссуры и мастерства актера в МГУКИ (Московский государственный университет культуры и искусств. – Прим. ред.). Горжусь тем, что выпустила курс. Шесть лет я вела ребят, и все они получили отличные оценки. А ведь они из той молодежи современной, которая не читает ни Чехова, ни Тургенева, ни Гоголя. Все шесть лет я приобщала их к нашей величайшей культуре. Это помимо постижения актерского мастерства.
– Вам не кажется, что сегодня какой-то всплеск любви к актерам советской эпохи? Как вы думаете, чем это может быть вызвано?
– А это ностальгия!
– Ностальгия? У молодых людей?!
– Нет, ностальгия по нормальной жизни. Посмотрите, как хлещет кровь с экранов, как беспощадно изничтожают люди друг друга. Жестокость уже приобрела маразматические формы. Нормальный человек не может наслаждаться зрелищем убийства себе подобных. Я не говорю о религии – все мы прекрасно знаем 10 заповедей, первая из которых – «Не убий». А у нас сейчас убивают походя, от нечего делать возьмут и измордуют человека. Лет двадцать, я считаю, сознательно развращали, растлевали молодежь. Но, слава тебе Господи, все проходит. И мои студенты на первых порах были очень неуклюжи, где-то невоспитанны. Не скажу – аморальны, во всяком случае, морали в них было не так уж много. Но они хотели быть артистами. Правда, думали, что артист – это пришел, увидел, победил! А оказалось, что актерская профессия – сложнейшая. И начинается она с воспитания. Знаете, как сказала моя ученица? Не в университете, а в школе с продленным днем. Я семь лет преподавала в школе…
– Когда?
– После, так сказать, величайшего переворота в нашей стране. Там, в школе, у меня были детишки от 6 до 9 лет. И однажды я задала вопрос: чем мы с вами тут занимаемся, что дают вам наши встречи? И одна девочка шести лет сказала: «Татьяна Георгиевна, мы питаем душу».
– А ваши студенты, когда вы с ними впервые встретились, понимали, кто такая Татьяна Конюхова?
– Конечно, меня же им представили: народная артистка России… Но потом, когда они пришли домой и сказали своим мамам, бабушкам, кто у них будет преподавать мастерство, они были просто ошарашены.
– Кино принесло вам всенародную славу и любовь. А вот с театром у вас большого романа не получилось. Вы в Малом, кажется, начинали…
– Господь с вами! Я не начинала – в Малый театр я пришла абсолютно профессиональной артисткой, к тому же популярной. Поэтому меня и пригласили. Но там случилась история, и я поняла, что я не прощаю предательства.
В глаза – одно говорили, миловали, целовали, а за глаза, когда случилось одно недоразумение… Казалось бы, по духу близкий тебе человек вдруг предает на глазах у всех. Я такое пережить не могла. Предательство – это страшно. Можно изменить свое отношение к этому человеку, но делать хорошую мину при плохой игре я не могла. Но я люблю театр. Театр – это живое, а не синтетическое искусство.
– В Театре-студии киноактера была другая обстановка?
– Да, там не было конкуренции. Наоборот, мы туда «затягивали» друг друга. Вот, допустим, Вячеслав Семенович Спесивцев начал ставить «Бесов» по роману Федора Михайловича Достоевского. И я, прочитав еще и еще роман, позвонила Володе Ивашову (я Варвару Петровну Ставрогину играла, а он – Николая Всеволодовича Ставрогина): «А почему Света (Светлана Светличная, жена Владимира Ивашова. – Прим. ред.) не приходит? Неужели ей не интересно?» – «Да вот, она хандрит, у нее сейчас не складывается…» Ну, был у Светочки перерыв в работе. У каждого актера кино, особенно у женщины, перерывы в съемках бывают. И в такие моменты выручал театр. В «Бесах» Света сыграла Марью Тимофеевну Лебядкину, хромоножку, и это была, может быть, ее самая яркая театральная роль.
– Что случилось с Театром-студией киноактера?
– Ничего не случилось. Как обычно: пытались захватить здание, выгоняли нас, актеров. Я ушла. Навсегда.
– Это случилось в начале 90-х…
– Да-да. Два года длилась борьба. Там на театр-студию лапу наложил новоиспеченный… еще не олигарх, но уже стремящийся к этому званию человек. Ему театр как таковой не был нужен. И много-много лет актеры терпели его. Он их унижал, оскорблял… Посадили в тюрьму этого мужика. Пришли новые люди. Но это уже не тот театр. Во-первых, нет никакой связи поколений. А я ведь застала могикан – Бориса Андреева, Николая Крючкова, Марка Бернеса, Марину Ладынину. А какой это был козырь для нас в загранпоездках! Там артисты снялись и разбежались по собственным вилам. А у нас был свой дом. Мы каждый день встречались, репетировали, играли…
– Но ведь, по большому счету, в кино и у нас так было и есть – как за границей…
– Да, да, пришел, отыграл свою роль и – адью! Хороший ты человек, плохой ты человек – не очень-то и важно. Главное, чтобы партнер был профессиональный. Хорошо, конечно, если он еще приличный, благородный человек, умница, собеседник интересный. Мне везло на партнеров – доставались именно такие. И могу сказать, что я всех-всех своих партнеров – абсолютно без исключения – обожала, любила. Но никаких романов у меня с ними не было. Я всегда смеюсь, когда они меня встречают, старенькие, дряхленькие, смотрят на меня: «Тань, а ты вот нисколечко не изменилась! Я тебя даже сразу не узнал…»
– Татьяна Георгиевна, приближается День Победы… Вам выпало военное детство?
– Конечно, мне было почти 10 лет, когда началась война. Мы тогда жили в Узбекистане в городе Ката-Кургане Самаркандской области. В феврале 1942-го отец ушел на фронт, и мы остались втроем с мамой и маленькой сестренкой. Самое сильное и тяжкое впечатление на меня произвели эвакуированные люди, было много раненых. Зрелище не для слабонервных. Страшно стало, когда полшколы у нас вдруг отобрали и переоборудовали под госпиталь. Но еще страшнее было, когда появились первые сообщения о погибших на фронте. Потом – очереди за хлебом. Но люди при всех трудностях были добрые, сочувствовали, помогали друг другу. Мы, школьники, собирали посылки, потому что нам очень хотелось помочь солдатам. Однажды я принесла из дома шерстяные носки и приложила записку «Дорогому бойцу от Тани Конюховой». А День Победы я встретила на больничной койке – с аппендицитом.
– Отец вернулся с войны?
– Да, у него еще были три брата. Двое погибли на фронте, а еще один вернулся контуженым и вскоре умер. Так что папа оказался единственным уцелевшим, хотя тоже дважды побывал в госпитале за время войны. Он воевал на Ленинградском фронте, а закончил войну под Кенигсбергом.