«Почему-то считается, что можно обойтись без кино»

Кинорежиссер Виктор Бутурлин уверен, что кино и сегодня является важнейшим из искусств

Он из тех «киношников», что остаются за кадром, которых на улице не узнают и не просят автографы. Но достаточно назвать некоторые из его картин – «Аплодисменты, аплодисменты», «Садовник», «Торможение в небесах», сериалы «Улицы разбитых фонарей», «Убойная сила», «Честь имею», чтобы сразу стало понятно – это Мастер. Его работы удостоились и признания коллег и критиков: главный приз кинофестиваля в Страсбурге (Франция), звание лауреата экологических фестивалей во Фрайбурге (Германия), Белграде (Сербия). Лауреат фестивалей «Золотой витязь» в Минске и Москве. Как режиссер сериала «Убойная сила» он удостоился премии «ТЭФИ».

Беседовали мы с Виктором Бутурлиным в автобусе после посещения валдайского Иверского монастыря, где оказались вместе по приглашению ассоциации благотворительных организаций «Большая медведица».

– Виктор Иванович, это наша с вами вторая совместная поездка. Предыдущая – во Введено-Оятский и Покрово-Тервенический монастыри. Что вас привлекает в таких поездках? Монастыри как памятники истории и культуры? Таинственный монашеский мир? Или вы едете из каких-то духовных побуждений? Короче говоря: для вас это в большей степени экскурсионная поездка или паломническая?

– Конечно, не только экскурсия. Но прежде чем попытаться ответить на ваши вопросы, мне хочется сказать этим замечательным людям из ассоциации благотворительных организаций «Большая медведица», я не знаю, откуда они взялись, – огромное спасибо за то, что они делают, насколько мне известно, не только для ветеранов сцены. Мы посещаем потрясающие духовные центры, но и по дороге – а до Валдая мы ехали больше пяти часов – из окна автобуса видим нашу российскую глубинку такой, какая она есть. И, признаюсь, печально ехать по такой земле, по которой мы сегодня с вами едем. Что мы видим? Разрушенные дома, брошенные фермы… Это, конечно, вводит в некоторую оторопь. О многом начинаешь задумываться… Люди уходят – бросают жилье… Куда они уходят? Зачем?

– В города, за легкой жизнью.

– В города за легкой жизнью? Может быть. А может быть, от нелегкой жизни бегут? Не знаю, не знаю… Ну а с другой стороны, те же монастыри еще 20–30 лет назад были в таком же запустении. И братия малой численностью (как я понял, в Валдайском монастыре монахов что-то около двадцати) подняла их из руин. Мы только что посетили Музей колоколов…

– Куда вы не хотели заезжать!

– Нет, я-то хотел... Кстати, я сейчас вспомнил один кинофестиваль, в Италии он проходил. Шло какое-то собрание, и вдруг нам объявляют: нас приглашает мэр города Милана, он дает самолет: «Давайте слетаем в Венецию!» И к моему удивлению, примерно у половины делегации нашлись всякие веские причины, чтобы не ехать. Говорили: «Что мы не видели в Венеции?! Ну зачем нам эта Венеция! Как? Мы на два дня задержимся, чтобы поехать в Венецию?! У нас на студии партийное собрание!..» И так далее. Ситуации, итальянская и нынешняя, внешне схожие, но кардинально различные по сути. «Мы ленивы и нелюбопытны» – это тогда. А сегодня люди просто боятся не успеть на метро – дорога-то дальняя, не каждый ветеран может позволить себе поездку на такси. Но, слава тебе господи, мы все-таки заехали в музей. Помните, как спросила удивительная женщина-экскурсовод: «Знаете, как называется то, что соединяет внешнюю часть колокола, плечи и юбочку, с внутренней, с языком? Маточник!» Мне кажется, что в подобных поездках мы соприкасаемся с маточником, постигаем суть нашей с вами страны. И появляется радостная надежда, что, несмотря на все разговоры, что нас хотят превратить в какую-то колонию, из которой будут сосать только нефть и газ, мы не превратимся в рабов по обслуживанию газопроводов и нефтепроводов. Может быть, подобные духовные центры вытянут Россию? И мне всякий раз хочется в пояс поклониться тем людям, которые заняты восстановлением России.

– К сожалению, далеко не все поля окажутся засаженными и засеянными. Какую картошку вы покупаете в магазине? Египетскую? Израильскую?

– Нет, нет, нет! У меня в Ярославле теща живет. Там у людей зарплаты по 5 тысяч, по 7, и они понимают, что если не будут сажать картошку, другие овощи, все, что у них там растет, а растет очень многое, – то не выживут. Ну и нам перепадает с ихнего, так сказать, стола тоже – и картошка, и кое-что другое.

– Я не знаю вашего отношения к Станиславу Говорухину…

– У меня хорошие отношения с ним.

– Я к тому, что Говорухин на изломе советской власти снял документальный фильм «Так жить нельзя!». Вам никогда не хотелось на время отлучиться от игрового кино и снять документальное?

– А вы знаете, я сделал пару документальных картин на злободневные темы. В фильме «Смутное время» я размышляю о смутных временах в России в 1612, 1917 и 1991 годах. И еще есть у меня документальная лента, которая довольно шумно прошла в Европе и имела несколько наград разного калибра – «Ядерное танго», – об испытании ядерного оружия в России. И та и другая картины были показаны по центральным каналам. Но я режиссер игрового кино. Не так давно я закончил художественную телевизионную многосерийную картину «Жить сначала» – рабочее название «История зэчки». Трагическая история о том, как молоденькая девушка вместо консерватории в 1946 году попадает в сталинский лагерь. А причину, как вы понимаете, в России всегда можно найти. Имея уникальные вокальные данные, она, как наша великая Русланова, поет там – и для зэков, и для начальства, – испытывая всю мерзость и ужас лагерной жизни. Картина прошла уже во многих странах, и, как мне говорят, с успехом. Купил ее и наш Первый канал.

– Виктор Иванович, говорят, вы открыли для российского кинематографа такого замечательного артиста, как Константин Хабенский…

– Ну что вы! Мы, те режиссеры, что снимали сигнальные серии «Улиц разбитых фонарей» и «Убойной силы», а это Саша Рогожкин, Володя Бортко, Слава Сорокин, хотели собрать таких артистов, чтобы все ребята были разные и в то же время как одна сплоченная команда.

Когда начали снимать «Убойную силу», Кости еще не было. Проект Первого канала. Естественно, нам прислали московских артистов, от которых под разными предлогами мы отказались. В роли Игоря Плахова был совсем другой актер, а мы хотели своих, питерских. «Кого вы предлагаете?» – «А вот этого!..» Я видел его в «Калигуле» в Театре Ленсовета. Свое веское слово за Костю сказал и оператор – Юрий Шайгарданов.

– Андрюшу Федорцова – Васю Рогова, – насколько я знаю, нашли у Балабанова в первом «Брате»…

– Андрюшу Федорцова мы вообще нашли на рынке! Он в то время как актер нигде ничего не делал. Когда я его спросил: «Где ты сейчас?» – он честно сказал: «Да я вот пришел с рынка, продавал там…» То ли птиц, то ли корм для птиц продавал Андрюша. Сейчас это уже неважно! Все они теперь – легенда.

– Вас интересовало мнение прародителя всей этой компании – писателя Андрея Кивинова?

– Конечно! Прислушивались. И знаете, что получилось? Шла подготовительная работа, и был какой-то сабантуйчик, и, когда вошел человек, с которого Кивинов писал Дукалиса, мы обалдели: одно с Сережей Селиным лицо! Это невероятно!

– Ваша «Зэчка» уже живет своей жизнью. Поэтому закономерный вопрос: над чем сейчас работаете?

– Не поверите, но хочется снять историю о святом.

– ?!

– При слове «святой» сразу представляется: монах, клобук, посох. Нет, это должен быть простой солдат.

– Что-то вроде «Баллады о солдате» Чухрая?

– Может быть, может быть.

– Есть деньги – можно снимать. А денег нет…

– Деньги есть! Денег полно! Просто, к сожалению… Даже в начале советской власти некий господин, лысый и с бородкой, говорил, что кино…

– Важнейшее из искусств?

– Ну да. А сейчас почему-то считается, что можно обойтись и без кино. Может быть, компьютер отменил кино? В чем я очень сомневаюсь. Вот на этом я и хочу поставить точку в нашем разговоре.