Встреча с литературным героем

Было лето 1969 года. Город Ковель на Волыни праздновал 25-летие освобождения. На торжество собрали героев, партизан, военачальников. Вспоминали, как пять месяцев шли бои за город, окруженный тремя линиями оборонительных сооружений. Эммануил Казакевич, сегодня известный только как автор повести «Звезда» (да и то благодаря недавно снятому одноименному фильму), посвятил Ковелю тех дней стихотворение «5 июля 1944 года»: «Весь выжжен, взрыт, весь взорван и распорот, / Зияющий и страшный, как провал, / Открылся предо мною этот город, / Который путь к Варшаве прикрывал».

Казакевич умер еще в 1962-м, иначе наверняка приехал бы на торжества. Ведь он командовал разведкой в 76-й стрелковой дивизии, которая освобождала город. И именно здесь, в лесах под Ковелем, происходили события, описанные им в «Звезде».

И конечно, приехали бы, доведись им остаться в живых, два Героя Советского Союза – летчик Виктор Подколоднов и штурман Владимир Смирнов. 9 июля 1944-го им предстояло найти танки противника. По агентурным сведениям, сюда был переброшен целый танковый корпус. Но в бой он не вводился. Где же танки? В полк воздушной разведки позвонил сам командующий 1-м Белорусским фронтом. Полетели самые опытные Герои Советского Союза. Лучшие из лучших, они были так молоды!

Их сопровождали истребители прикрытия. Но после того как появились фокке-вульфы, воздушный бой ушел в сторону и самолет-разведчик остался один. Когда заметили новую группу вражеских истребителей, подобравшихся со стороны солнца, пришлось принимать неравный бой. Разведчикам удалось сбить два самолета, прежде чем вспыхнул их Пе-2. В оставшиеся мгновения разведчики передавали открытым текстом координаторы обнаруженных танков. А потом грянул взрыв…

До войны Владимир Смирнов работал на ленинградской фабрике № 2 «Пролетарская Победа». В его семье все были обув­щиками. Для газеты «Скороходовский рабочий» я писала документальную повесть о воздушных разведчиках. Как автора меня и пригласили в Ковель. Мать Володи, 75-летняя Прасковья Никифоровна, еще в Ленинграде дала мне письмо, которое под ее диктовку написал внук, и попросила:

– Отвези Володе.

В Ковеле я прочитала это письмо старшеклассникам, отряду красных следопытов имени Владимира Смирнова, – и передала в школьный музей. Вот это письмо:

«Дорогой мой сыночек Володенька! Великая утрата, горькая скорбь в материнском сердце. Пришел несчастный день 9 июля, и оборвалась твоя красивая юная жизнь. Вовочка, дорогой мой, родной сыночек! Тебе было только 24 года! Было хорошее время, когда мы жили все вместе, но война отняла и Толю, и тебя. Ты честно и правдиво прожил свою жизнь. Спасибо тебе за это.

Дорогой мой, родной сыночек, по здоровью не могу приехать к тебе. Прости меня. Твоя мама».

Для матери даже через четверть века сын был жив…

Так судьба реальных героев переплеталась с судьбами моих литературных героев. И не только моих. Там, в Ковеле, среди гостей, ослеплявших блеском золотых звезд, выделялся своей скромной обычностью мужчина средних лет. Ни наград, ни орденских колодок не было на его будничном пиджаке. Он молчал и сосредоточенно слушал других.

– Где вы воевали? – не удержалась я от вопроса.

Он ответил коротко, по-военному:

– Командовал отдельной разведротой 76-й стрелковой дивизии.

– Так вы должны были знать Казакевича?

Николай Кириллович Ткаченко встрепенулся. Конечно, Казакевича он хорошо знал. Я засыпала его вопросами, и он рассказал то, о чем я никогда не слышала. Про талант разведчика. Про интуицию – часть этого таланта. Про отношение к рядовым разведчикам. Казакевич подолгу беседовал с каждой группой, уходящей в тыл врага. Он знал, чего остерегаться и в каком именно месте можно предполагать особую опасность. Сам он тоже ходил во вражеский тыл, хотя командир дивизии берег начинающего писателя и не пускал его.

Ткаченко вспоминал о друзьях, погибших под Ковелем. Читал ли он книги Казакевича? Конечно. Есть у него «Звезда» с надписью: «Моему другу, разведчику Ткаченко Николаю Кирилловичу. Воспоминания о былом».

– Узнавали потом в «Звезде» кого-нибудь из однополчан?

– Узнавал. Например, полковника Выдригана в Сербиченко. Начальника штаба Таева – в Галиеве. Старшего сержанта Полякова. Марченко даже остался в повести под своей фамилией.

– А Травкин?

Он помолчал.

– Да, все наши говорили, что очень много схожего.

– С кем?

– Со мной, – ответил он просто.

В литературе о войне Травкин, пожалуй, самый яркий, целеустремленный, юношески чистый характер, впитавший лучшие черты молодого военного поколения. Не надо было близко знать Ткаченко, чтобы угадать в нем травкинскую естественность, скромность, сдержанное достоинство.

В литературе события происходят не обязательно так, как в жизни, но я все же спросила, точно ли описал Казакевич тот рейд.

– Да, все было именно так. Мы узнали то, что должны были узнать, но вернулись не все. Был убит Марченко. Старший сержант Поляков убит. Алиев тоже.

Войну Николай Ткаченко закончил на Одере. Был тяжело ранен в голову. На момент нашего знакомства заведовал автопарком в Новой Одессе, что в Николаевской области. О нем как-то писала местная газета. Это когда за неимением в городе саперов он взорвал, рискуя жизнью, оставшуюся от войны авиабомбу. Но о его военном прошлом в Новой Одессе почти никто не знал. Просто он никому не рассказывал.