«Я ставлю мультики на сцене»

Хореограф Егор Дружинин занимается тем, что ему нравилось в детстве, а Киркоров и Меньшиков его не подвели

Почти 30 лет назад ленинградский школьник Егор Дружинин стал известен миллионам зрителей по фильму «Приключения Петрова и Васечкина». Популярность юного актера измерялась огромным количеством писем, которые шли и шли преимущественно от сверстников. Сегодня давно выросший Егор живет в Москве и снискал себе славу всяческую – актера, хореографа, музыкального телеведущего. В качестве хореографа Егор выступил и в спектакле «1900-й», который петербуржцы смогут увидеть сегодня и завтра в Мюзик-холле.

– Егор, у вас много ипостасей, кем вы сами себя считаете прежде всего?

– Прежде всего я человек театра, хотя действительно занимаюсь многими вещами, которые взаимосвязаны. Но люди, особенно в нашей стране, крайне настороженно относятся к тем, кто ищет себя во многих направлениях, считая их задаваками и выскочками. Я актер. В определенный момент мне стало казаться, что слово, произнесенное на сцене, заставляет меня отчаянно фальшивить. И если ты на сцене и молчишь – значит все, что тебе остается, – танцевать. А если никто не знает, что тебе танцевать, то ты придумываешь себе хореографию сам. Потом артисты, танцовщики, актеры стали просить, чтобы я им ставил спектакли. И я ставил много-много и окончательно поверил в то, что я всамделишный хореограф. Хореография стала моим ремеслом. Но нельзя танцевать вообще. И я стал рассказывать истории. Профессии хореографа и режиссера схожи. Оба – организаторы. Разница лишь в том, что хореограф организовывает движение, а режиссер – действие. Так я стал пробовать силы в театральной режиссуре и чуть-чуть в кино. А еще я рисую и сочиняю музыку… Я многолик и многорук.

– Какая атмосфера царила в вашей семье? Был ли шанс сделать не артистическую карьеру, а какую-либо еще?

– Мои родители никогда не принуждали меня идти по их стопам. Ни папа – Владислав Дружинин, актер, режиссер, мим, драматург, хореограф, – ни мама, – актриса, режиссер, педагог – не тянули меня в актерскую профессию. Когда мне было семь лет, папа спросил, хочу ли я пойти в хореографическое училище. В ответ я твердо ответил: «Нет». К тому времени балет я видел по телику пару раз. Дядьки в лосинах не произвели на меня впечатления. Мультики были куда интереснее. Я полагал, что буду журналистом... Но отложил решение проблемы до десятого класса. Вот тогда только я услышал зов сцены. Провалив экзамены в три (!) московских театральных вуза, я вернулся в родной город и спокойно поступил в ЛГИТМиК. С тех пор я твердо усвоил, что повышенная ответственность несет в себе тайную опасность. Анализируя свой жизненный путь, я прихожу к выводу, что нынче занимаюсь практически тем, что мне нравилось в детстве, мультиками. Только ставлю я их не всегда для детей и всегда не в телевизоре, а на сцене.

– Возможно, ваше приглашение на роль Васечкина заставило вас думать об актерстве как о будущей профессии? Говорят, вы выдерживали по 13–14 часов съемок в день в десять-то лет!

– Съемки в детском кино – тяжелый труд. И приключение на всю оставшуюся жизнь. Относился я к себе весьма требовательно. Всерьез, как взрослый, готовился к съемкам, обсуждал роль с режиссером и с папой, который был на картине и хореографом, и актером, и соавтором. Расстраивался, когда не получалось сыграть так, как нужно. Но эта зарождающаяся профессиональная ответственность для меня была все-таки частью большой игры. А играть в компании, которая тебе не нравится, или в каком-то чужом незнакомом дворе неинтересно. Поэтому, когда после съемок в «Васечкине» меня пригласили на пробы на «Ленфильм», я, оказавшись среди незнакомых людей в гигантской неуютной прокуренной студии, сразу расхотел играть. Больше я в кино не снимался.

– Вы работали со многими звездами на проекте «Танцы со звездами». Они вблизи такие, каких мы видим на экране? Филипп Киркоров, оказывается, ваш любимец… Вы сказали о нем, что он очень чистоплотный. Как это понять?

– За все время, что мы работали с Филиппом, он ни разу не подвел меня. Филипп грамотный и порядочный продюсер. Ни он сам, ни люди из его команды ни разу не позволили себе исчезнуть во время переговоров со мной, как это принято сплошь и рядом. Филипп, человек эмоциональный и импульсивный, тем не менее в роли продюсера мюзикла «Чикаго» ни разу не позволил себе грубости или резкости. И всегда заботился об актерах. Нам ни разу не задержали зарплату, несмотря на то что финансовых проблем у спектакля было множество.

– «Чикаго» – конкурентоспособный продукт, если сравнивать его с бродвейскими постановками? Вы жили несколько лет в Америке и можете говорить об этом не голословно.

– Мы ни с кем не соревнуемся. Как жанр именно мюзикл сформировался очень давно в Америке и в Англии. Но музыкальный театр как таковой в России возник еще до того, как в Америке появились первые театральные любительские кружки. Цель у американцев – заработать денег. Поэтому у них мюзикл, начиная с первой написанной ноты и заканчивая постановочными технологиями и билетными продажами, сложный, но известный механизм. А у нас мюзикл еще пока организм живой и развивающийся. И слава Богу.

– Хотелось бы вам и дальше работать в Америке?

– Я был бы не прочь поработать в США, но только в своем нынешнем качестве хореографа-режиссера или в любом из этих двух качеств по отдельности.

В свое время Америка подарила мне ремесло, научила быть самостоятельным, поваляла меня по-всякому, побила, но… я стал только тверже. Без Америки я бы не стал тем, кто я есть. Там остались мои верные друзья. Но жить в Америке или в любой другой стране, не занимаясь любимым делом, я никогда не смогу. Потому что именно дело сформировывает и твой жизненный уклад, и круг людей, с которыми ты общаешься.

Один мой знакомый неожиданно заявил: «Ты не живешь в Америке, потому что ты там попросту не пригодился». Я не стал отвечать на обидные слова, но подумал: «Можно потратить целую жизнь в чужой стране, стараясь быть полезным, стараясь пригодиться в профессии, которую знаешь и любишь, навязывая себя, доказывая себе и другим, что ты чего-то стоишь, но так и не добиться результата. То же самое может произойти с тобой и дома. Моя судьба была появиться на свет на углу Чернышевского и Фурштатской. Значит, зачем-то это было нужно».

– Вы выступили как постановщик спектакля «1900-й» с Олегом Меньшиковым. Актер много движется – это его природа? Или с ним много пришлось работать?

– Любой хореограф, если он адекватный человек, не поедет в Тулу со своим самоваром. Если идея спектакля принадлежит его будущему исполнителю, как в случае с «1900-м», то считай, что ты имеешь дело с автором. А с автором нельзя спорить. Инициатива принадлежит ему. Его можно лишь услышать, понять и дополнить. Если в результате вашего общего сговора вы пришли к решению, что актер должен выполнять сложнейшие танцевальные па, то надо засучить рукава и действовать. При этом надо всегда идти за актером, особенно если его танцевальные способности, как в случае с Меньшиковым, очевидны. Нам пришлось достаточно поработать, но ни дискомфорта, ни напряжения, кроме физического, эта работа не вызывала. И главный показатель меньшиковской танцевальности – еще ни разу со дня премьеры за все время эксплуатации спектакля мне не пришлось чистить хореографию. Дело не в моей феноменальной лени… Просто Олег точно помнит и исполняет все, что мы с ним придумали. Ура!

– Чем вам был интересен материал «1900-го»?

 Для меня в книжке главным было лишь одно – тонкая ниточка человеческой души может задрожать, рождая гениальные звуки, лишь в одном-единственном на земле месте. И это место – корабль из дерева и железа, бороздящий просторы Мирового океана. Как это перенести на сцену, для меня тайна. И хотя Меньшикову это удалось, я все равно не понимаю, как он это делает.