У самого Белого моря

Архангельск, чуть не ставший Лесопильском, сейчас уже не может похвастаться ни доской, ни треской

Что знают в Петербурге об Архангельске? Прежде всего что он находится где-то на севере. Кто-то скажет, что это край лесопилок и рыболовства. Кто-то вспомнит выражение: «Город доски, трески и тоски», кто-то свяжет его с именем Ломоносова. К слову, 300-летний юбилей самого знаменитого помора – Михаила Ломоносова – его родина собирается бурно праздновать осенью этого года. И не беда, что не шел он пешком и не был бедняцким сыном, как любили сообщать советские книги.

Изображения великого реформатора российской науки и образования в Архангельске действительно повсюду, но к ним довольно быстро привыкаешь. К чему невозможно привыкнуть, так это к злющим местным комарам, которых здесь множество из-за обилия болот и проток дельты Северной Двины. А еще говорят, что Петербург построен на болоте… Не видали вы архангельских болот!

Понять, как устроен этот большой город, поначалу очень трудно. Только после изучения труда картографов (к счастью, план города продается здесь в любом газетном киоске) удается представить себе все мужество аборигенов, заселивших территорию, к жилью не слишком пригодную. Центр города – это только его часть. А многочисленные пригороды, растекшиеся во все стороны, находятся на островах. При этом мостов здесь мало, островитяне попадают на материк в навигацию на катере, зимой – по льду. На одном из таких островов я спросила местного жителя: «А как же вы в ледоход?» Он привычно отмахнулся от комара: «Кто работает – тот на той стороне устраивается у знакомых или родственников. Или отпуск берет и сидит дома безвылазно. Да ведь недолго – две недели от силы».

Из сухопутного общественного транспорта в Архангельске остались только автобусы. Трамвай и троллейбус «приговорили» несколько лет назад, якобы они были экономически невыгодны. Зато очень выгодными, видимо, были сочтены автобусы-пазики. Их закупили в фантастическом количестве, и они, чадя и пыхтя, носятся по улицам столицы Поморья. Надо отметить – очень часто, ждать практически не приходится. Владельцы пазиков – небольшие автотранспортные предприятия – стараются сделать из этих деревенских автобусов хоть какое-то подобие городского транспорта: вешают занавесочки, нанимают кондукторов поприличнее, впрочем, вонь старого двигателя и жесткость убитой подвески никуда не деваются.

От Белого моря до Архангельска – три десятка километров по Северной Двине. Река тут широченная, казалось бы, судоходство должно быть весьма развито. Оно и было развито – в советское время. Одних только пассажирских рейсов было столько, что построили просторное здание Морского-речного вокзала. Теперь оно поделено между торговцами ширпотребом, а нечастые рейсы, в основном на Соловки, осуществляются с другой пристани. Проблема все та же – убыточность перевозок. Да и самих судов стало намного меньше: старые списываются, новых не строят. С грузовыми перевозками чуть лучше, какие-то баржи по Двине ходят, но все равно река производит впечатление пустой. Местные говорят, что в 1970-е она просто кипела от судов и суденышек.

В городе есть памятник Петру I, который, строя Петербург, фактически разорил Архангельск, боясь, что он будет конкурировать с новым портом. Более того, в прошлом году мэр столицы Поморья Виктор Павленко хотел выпросить церетелевское творение в свой город, якобы за особые заслуги императора перед столицей Поморья. А вот архангелогородские купцы считали своей благодетельницей Екатерину II. Дескать, именно она вернула городу отнятое у него право торговли, но ей памятника нет. Впрочем, это справедливо: на самом-то деле указ о восстановлении города в правах подписал ее муж и предшественник Петр III. Ну а ему памятников не ставили и в лучшие времена.

Очень своеобразна застройка города. Прежде всего тем, что дома на фундаменте здесь не строят – болото на вечной мерзлоте принимает только сваи. Хоть дощатый барак, хоть единственный архангельский небоскреб, возведенный в свое время исключительно «для понта», – они все стоят на свайном основании. Деревянные дома время от времени падают набок, когда сваи не выдерживают. В принципе их давно надо было снести, но куда девать население этих полубараков? Ведь полгорода застроено такими зданиями и не все они были поставлены как времянки – некоторые носят даже элементы архитектурного излишества (резные балясины, лоджии, балкончики).

Например, Соломбала – самый знаменитый район Архангельска, его рыболовецкое сердце, – наполовину состоит из таких деревянных домов. За каждым на речке – лодка, ведь здесь живут почти на воде. Улицы, часто немощеные, с ветхими деревянными тротуарами, перемежаются с протоками – здесь начинается дельта Двины. Словом, не Бродвей. Но люди не выглядят унылыми и отчаявшимися. Большинство, особенно молодые, хорошо одеты, многие с детьми.

А в жаркие дни местный пляж забит отдыхающими. Пляж – это песчаная отмель между автомобильным мостом, связывающим Соломбалу с центром, и затоном, где стоят бревна для местных ЦБК. Здесь рядом два комбината. Они делают прекрасную бумагу, но в Двине купаться не рекомендуется. Впрочем, все равно купаются, потому что жить у реки и не купаться – дикость.

Раньше кроме двух ЦБК здесь работало 25 лесозаводов. Так даже называются поселки на островах: Второй лесозавод. Двадцать третий лесозавод… Кстати, в 1920-е годы Архангельск хотели лишить его славного имени, посчитав его «поповским», ведь город пошел от монастыря Михаила Архангела. Хотели назвать Лесопильском, по другим данным – Красным Лесопильщиком. К счастью, переименование порта, работавшего с иностранцами, переиздание карт и лоций слишком дорого обошлось бы – и оставили как есть.

Новодвинская крепость у нас ассоциируется прежде всего с многосерийным фильмом «Россия молодая», где молодой Петр I строит укрепление в дельте Двины. И в фильме, и в первоисточнике – романе Юрия Германа – допущено множество исторических неточностей.

Во всяком случае, старший научный сотрудник Архангельского областного краеведческого музея и главный редактор исторического журнала «Архангельская старина» Игорь Гостев неоднократно доказывал в своих публикациях, где и как были неправы писатель и режиссер. Но причину ошибок он прекрасно понимает: долгое время материалы о крепости были не столько засекречены, сколько просто малодоступны. Например, рассказы о том, что при строительстве Новодвинки были страшные тотальные эпидемии и крепость чуть ли не на костях стоит, – это ложь, в год умирало не более 50 человек из нескольких тысяч.

К более поздним байкам относится «тюремная». Действительно, в крепости после ухода Антанты устроили колонию: там были и беспризорники, и взрослые. Со временем колония обросла не только множеством построек, но и целым поселком, который носит издевательское название Конвейер. Это идея эпохи первых лагерей Беломорканала: поставить на конвейер перековку антисоветских элементов. Элементы, живя в лагере, трудились: шили ватники, ботинки, рукавицы, а в 1970-е годы даже аэросани делали. Но тюрьмы как таковой в Новодвинке никогда не было.

Сейчас колония ушла из крепости, оставив после себя фактически одни руины. Все, что могло обрушиться, упало. Более-менее стоит периметр стен с воротами да более поздние казематы равелинов. Музей, которому передали объект, отчаянными усилиями пытается проводить реставрацию, но работы усложняются не только хроническим безденежьем. Ведь крепость находится на острове, и подвоз людей и стройматериалов сюда возможен только по воде. Кстати, среди добровольных помощников реставраторов и экскурсоводов (музей ухитряется водить сюда экскурсии!) – студенты Северного (Арктического) федерального университета С(А)ФУ. Сейчас разрабатывается программа помощи, которую предоставит С(А)ФУ музею относительно крепости: здесь нужны и деньги, и стройматериалы, и люди, и даже проект развития музейного объекта.

В 12 километрах к югу от Архангельска находится знаменитый музей деревянного зодчества «Малые Корелы». Если сложить вместе карельские Кижи, вологодское Семенково и новгородские Витославлицы, они составят лишь половину этого комплекса – такой он огромный.

На холмах, покрытых лесом и лужайками, собрано несколько сотен объектов настоящего сельского быта – от лесных охотничьих амбарушек до крупных церквей. Все постройки по географическому принципу поделены на сектора, которые разделены лесом и полем. Сразу видны отличия мезенцев от пинежцев, каргопольцев от двинцев. Постройки поставлены улицей, чтобы можно было себе представить настоящую историческую деревню.

Поражает обилие детей среди посетителей: все окрестные летние лагеря приводят своих питомцев в музей. К каждой группе приставляют экскурсовода, который не только рассказывает – он еще и прибаутками сыплет, и песни поет, и хоровод заводит. Можно кататься на «гигантских шагах», можно рассматривать старинные лавки и повети, можно просто скакать на лужайке: здесь все настолько свободно, не тесно, что помещаются практически все желающие, а персонал музея ни на кого не кричит. Более того, если вас одолевают комары, служители – включая местного полицейского! – брызнут на вас репеллентом. По словам сотрудников музея, это делается для того, чтобы осмотр экспозиции был не мучением, а наслаждением.

Как в каждом приличном городе, в Архангельске исстари варили пиво. В начале XX века предприниматель Альберт Сурков построил в историческом центре города новый пивоваренный завод, который хоть и в полуразрушенном виде, но уцелел до нашего времени.

Проблема в том, что предприятие, закрывшееся в 1980-х годах, сейчас оказалось бесхозным. Последний арендатор отказался от разрушающегося здания, но успел завести субарендаторов, которые выезжать не хотят. Сейчас идет тяжба, возможно, комплекс снова перейдет в ведение города и мэрия изыщет деньги на ремонт.

Ведь производственных зданий такого романтического вида в Архангельске больше нет. А уж легенд вокруг сколько! И про несчастную любовь хозяина, отчего пиво стало горчить, и про злых конкурентов, подмешавших в пиво какую-то дрянь, вызвавшую массовую диарею среди добропорядочных архангелогородцев. А еще говорят, что в главном корпусе, похожем на замок, даже привидение можно встретить!