«Крик и пение несовместимы!»
Итальянская певица Рената Скотто уверена, что Россия по-прежнему остается кладовой больших, сильных голосов
В Петербург, который она называет одним из самых любимых городов мира, Рената Скотто приехала, чтобы вместе с другими членами жюри оценить выступление солистов-вокалистов на Международном конкурсе имени П.И. Чайковского.
– Синьора Скотто, вы не в первый раз приезжаете в Петербург, вам доводилось работать в жюри конкурсов Образцовой и конкурса имени Римского-Корсакова. Вам нравится здесь?
– Конечно, мне нравится Петербург: как может быть иначе? Такие красивые здания, дворцы, всемирно известные музеи, Мариинский театр. Иногда мне кажется, что я в Италии: многие палаццо так похожи на итальянские…
– Это потому, что в Петербурге работали итальянские архитекторы, точнее, архитекторы из швейцарского кантона Тичино, это почти что Италия. Чувствуете ли вы эмоциональную связь с городом? И шире – с русской культурой?
– Безусловно. Быть может, вы не знаете, но я приобщилась к русской культуре очень давно: к ее музыке, литературе. Я бы хотела читать по-русски, как я читаю на других языках. Хотелось бы изучать русский язык. В Петербурге культура обступает вас со всех сторон, здесь всё – культура, это совершенно особенный город. А музыка – о мой Бог! Божественные моменты моей жизни связаны с русской оперой. Да-да, я пела во многих русских операх, но в итальянских оперных театрах. Вот почему мне так близка русская музыка: Римский-Корсаков, Глинка. Глинка – мой любимый композитор. Думаю, по таланту, по значению он сравним с Россини. Я люблю и Мусоргского, это великий композитор. И конечно, Чайковского: его «Пиковая дама» – величайшая романтическая опера. Мне доводилось петь Антониду в «Иване Сусанине» на сцене «Ла Скала». Так что я приобщилась к русской культуре, будучи совсем молоденькой девушкой. Русские женщины – очень сильные, современные. Но, между прочим, когда я, по роли, надевала сарафан, мне все говорили, что в сарафане я очень похожа на русскую. Может быть, потому, что у меня голубые глаза и светлые волосы.
– Не только: ваши черты лица – определенно русской лепки: круглый, чуть вздернутый нос, высокие скулы… Действительно похоже…
– Я пела и в «Пиковой даме» в начале карьеры, в юном возрасте. Лиза – очень драматическая, сложная партия. Приходилось мне петь и Февронию в «Невидимом граде Китеже» – это было в Римской опере. Так что мои связи с русской музыкой – давние и крепкие. Потом, когда я переехала в Америку, я стала петь все партии на языке оригинала, как там принято. Я слушала русских певцов в русских операх на сцене Метрополитен-оперы и сама пела в спектаклях вместе с ними.
– Помнится, 8 лет назад, в нашем первом интервью, вы заметили, что у русских певцов – большие, сильные голоса, но обычно они плохо обработаны. Затем, спустя 4 года, вы снова приехали в Петербург, уже на другой конкурс. Тогда вы отметили, что ситуация понемногу выправляется: русские певцы стали петь грамотнее, с большим пониманием стиля.
– Разумеется, эволюция русских певцов в лучшую сторону очевидна. Но так оно и должно быть: сама страна очень изменилась за последние десятилетия. Россия вписалась в мировое сообщество. Однако я бывала в России еще в самом начале моей карьеры, в советские времена. Правда, тогда я приезжала в Москву. 10 лет н азад я вновь посетила Москву по приглашению Любови Казарновской, давала там мастер-классы. И я утверждаю: Россия по-прежнему остается кладовой, хранилищем больших, сильных голосов. Теоретически с вокалистами в России все обстоит благополучно. Но практически русские певцы имеют тенденцию кричать со всей мочи и поют часто вне стиля. Это проблема хорошего вкуса: его нужно воспитывать, культивировать. Теперь, когда Россия интегрировалась в оперный мир, открыла, так сказать, двери, русские певцы могут получать больше информации о своих коллегах, слушать больше, сравнивать, как поют на Западе.
Еще раз повторю: русские певцы меняются к лучшему. Но я все-таки хотела бы пожелать им большей элегантности и чувства стиля. Когда ко мне, в академию «Санта-Чечилия» в Риме, приезжают русские певцы, они истошно кричат, думая, что это хорошо. Я им говорю: «Это крик, а не пение!» У русских певцов – проблемы с пиано, им трудно петь тихо. Так что общая тенденция – кричать очень громко – остается. И ее нужно преодолевать.
– Вы не задумывались о том, почему русские певцы так кричат? Быть может, причина кроется не только в недостатках русской вокальной школы, но и в социокультурной ситуации в целом? В России воспринимают жизнь как борьбу и преодоление. Быть может, поэтому нашим певцам трудно петь легко, свободно, не зажимая диафрагму, не форсируя звук?
– Я думаю, такое ощущение живет прежде всего в их педагогах, людях старшего поколения. Мне трудно представить, что подобное чувствуют молодые певцы, которые выросли уже в новой России. Действительно, многие мои русские студенты говорят мне: «Мой педагог велит мне петь громче!» Мне не очень понятны намерения их педагогов, но я твердо знаю: крик и пение несовместимы. Нужно просто открыть уши и понять, что значит хороший вкус и стильное пение.