«Приговорен здесь жить и помогать»

Народный артист Александр Розенбаум рассказал «НВ», почему подает милостыню на улице, зачем вступил в партию и отчего никогда не уедет из РоссииБеспрецедентное событие произошло 30–31 июля в Петербурге – во Фрунзенском районе проходил песенный марафон, который был посвящен предстоящему в сентябре этого года 60-летию поэта и певца Александра Розенбаума. В течение 15 часов – с одиннадцати утра до двух ночи – на сцену выходили молодые, в основном самодеятельные исполнители, и пели песни, написанные Розенбаумом. 225 песен! Идея зародилась в интернете на форуме «Мы живы», полтора года потребовалось, чтобы отобрать достойных участников. Они съехались из разных городов и стран России, Украины, Казахстана, Израиля и безостановочно сменяли друг друга. Говорят, этот факт будет занесен в Книгу рекордов России. Марафон стал сюрпризом для певца.

– Александр Яковлевич, идея марафона не показалась вам искусственной?

– Я стараюсь не давать оценок. Мне рассказали об акции моих поклонников, я проникся тем, что им это важно, интересно. Предоставил зал. И зашел часа на полтора засвидетельствовать свое почтение. Послушал, посмотрел – приличный уровень исполнения, очень интересные ребята, и это было приятно. Такая увлеченность вызывает уважение. И благодарность.

– Вы сами что-то исполнили на этом концерте?

– Спел три новые песни. Они были встречены очень тепло. Меня поразил один пожилой мужчина, который просидел на этом концерте пять часов кряду. Он сказал, что таких бы концертов побольше.

– А вы не устали от поклонников?

– Тот, кто говорит, что устал от поклонников, – или врет, или сумасшедший. Артист для того и существует, чтобы радовать свою публику.

– Был случай, когда вы спасли женщину сразу после пресс-конференции, на которой журналист спросил, броситесь ли спасать, как бывший врач, нуждающегося в помощи человека. Это правда?

– Правда. Это нормально – не раздумывая, оказывать помощь. Я – врач «скорой помощи». А люди имеют обыкновение болеть, травмироваться, рожать. Если у беременной женщины схватки, я же не буду сидеть сложа руки. Если бы я не пошел в артисты, я бы остался работать в неотложке. Не в больнице. Работа врача «скорой помощи» и участкового терапевта – это призвание. Засасывает, кстати, как наркотик. А «скорая помощь» – особенно. Ты встречаешься не только с больными, но и с их окружением. И становишься хорошим психологом. Пример: умирает человек. Я прибегаю на 15-й этаж, а мне говорят: «Вытирайте ноги». Что это? Либо там никто не умирает, либо умирает злейший враг. Когда умирают близкие – какие вытирания ног?

– Если к вам подойдет на улице грязный, опустившийся человек – вы тоже ему будете помогать?

– Конечно! Нет, ну, смотря как он подойдет и что будет говорить. Ко мне недавно подошел человек и сказал, что он освободился из тюрьмы и ему нужно доехать до Выборга, а у него нет денег. Может, он меня даже и не узнал... Я дал денег, но попросил, чтобы он их не на выпивку потратил. Он пообещал, и я ему поверил. Недавно музыкантам в подворотне подал – если я не подам, то кто же мне подаст?

– Когда вам лучше всего пишется?

– Как правило, работаю ночью. А вообще круглосуточно.

– Ситуация в стране не самая лучшая сейчас. Сложно говорить правду?

– Правду говорить всегда было сложно. Но раньше наказание за правду было другим. Сажали в психушки, в тюрьмы, а крайний вариант – высылали из страны. И меня допрашивали в 1980-х люди из госбезопасности. Но в те годы ты протестовал против какого-то «изма». Сегодня, борясь за правду, ты лезешь в карман конкретного человека. Если говоришь, что надо снять перетяжки с Невского проспекта, ты задеваешь интересы людей, которые за это получают большие деньги. В тюрьму сегодня реже сажают, но зато могут из мести одному человеку свалить самолет со 150 пассажирами. Сегодня человеческая жизнь еще менее ценна, чем в советские времена. В произведении ты можешь легко сказать правду. Но если она задевает конкретные интересы конкретных людей, это становится опасным. А пишу я сейчас о том, что меня волнует, задевает, – о стариках, о молодых, о памяти, о предательстве, о забвении, о власти, которая цинична...

– Вы вступили в партию «Единая Россия». Зачем вам это?

– Я пошел сознательно туда в 2000 году – чтобы помочь Владимиру Путину. Я прекрасно понимал, зачем меня туда пригласили.

– А если бы вас сейчас позвали в другую партию?

– Я никуда больше не пойду, завязываю со всеми партиями.

– Вам никогда не хотелось уехать из страны?

– Нет, я слишком с этим народом – нашим, российским, советским сроднился. У меня были мысли уехать по окончании института. Но меня закрутило, я слишком угнездился в эту жизнь.

– Знаю, вы с трудной молодежью общаетесь…

– Да, в Колпино есть колония для подростков, давно, правда, там не был. Не поедешь же просто так – здрасте! Учреждение режимное, все заранее надо согласовывать. Я совершенно сознательно туда ездил, концерты давал, по душам беседовал. И был более чем в 50 зонах – от женской до особой. Везде сидят люди. Сидят долго, и потому там идет своя жизнь: свадьбы, дни рождения, свои радости, развлечения, горе, трагедии. Ты видишь, как женщины за колючей проволокой стараются быть красивыми и из новогодних игрушек делают блестки для век. Но я никогда не пойду к насильникам, особенно к насильникам малолетних. Они для меня не существуют. Я ярый сторонник смертной казни для них.

– Вас строго воспитывали? И какой вы сам отец, дед?

– Отец мог меня ремешком наказать, но не сильно, так, для порядка. Я дочь свою, конечно, пальцем не тронул – она же слабый пол. А с внуками у меня вообще очень уважительные отношения. Старший, которому 11, на концерты мои ходит, и младший, которому 7, знает, что его дедушка – артист. Но я никак не посягаю на их увлечения.

– Внуки чему-то учат?

– Конечно! Меня все люди учат. Надо учиться до гробовой доски. Я очень люблю наблюдать за кулисами за молодыми артистами – как они общаются, о чем говорят. Тоже у них чему-то учусь.

– Чего не прощаете?

– Хамства, жлобства. Серости воинствующей.

– А тихая серость не раздражает? Мужчины сегодня многие, уж простите, такие трусливые, серые.

– У меня есть четверостишие по этому поводу: «Мужчины говорят: нас стало меньше, / По пальцам можно всех пересчитать. / Ну что, мы умираем раньше женщин, / Но женщин надо тоже поискать». Но вообще чувство собственного недостоинства, раболепия, серости – это с генетикой, уверен, связано. А с генетикой сложно бороться. Плюс нестабильность в обществе.

– Вам наверняка приходится идти на компромиссы, иначе ведь как прожить?

– Я не иду на компромиссы, которые противоречат моим убеждениям. Вы не очень часто видите меня в каких-то развлекательных шоу. Потому что мне это не нужно.

– Хотя вас могут упрекнуть в том, что вы с властью договорились.

– Я буду договариваться с любой властью, которая обеспечит реальное улучшение климата, экономического, духовного, которая будет реально помогать людям. В этом случае я буду договариваться. И хотел бы, чтобы все знали об этом. Не потому, что мне нужна огласка и я хочу получить лишний червонец или какие-нибудь наклепки на грудь. А потому, что мне хочется, чтобы вы, я, другие люди жили в этой стране лучше. А если власть мне будет диктовать то, с чем я не согласен, я не буду договариваться с ней ни за какие коврижки. И подписывая какие-то документы, например в поддержку строительства здания «Охта-центра» на правом берегу Невы, я делаю это не потому, что мне власть что-то посулила, а именно из своих убеждений. Я и сейчас уверен, что надо было строить здание «Газпрома», потому что думаю о людях, которые будут жить там через пятьдесят лет. И о том, что правый берег мог получить колоссальное развитие, включая сегодняшние рабочие места. Меня не убеждают доводы левых ребят о культурном наследии, которое будет нарушено. Я в трех поколениях питерец, я также люблю свой город. И я одним из первых вознегодовал, когда Cтрелку Васильевского острова загородил этот убийственный фонтан на Неве.

– Есть у вас надежда, что в нашей стране когда-нибудь станет лучше?

– Когда говорят, что вот те, кто окончат Кембриджский или Оксфордский университеты, смогут изменить жизнь в России, я не верю. Потому что опять же дело в генетике. Это про наших людей поговорка: «Пусть моя корова сдохнет, лишь бы твоя не отелилась». Красного петуха барину всю историю крестьяне подбрасывали. Дело не в революции. Да, людей многих уничтожили, интеллигенцию извели, из страны выперли. Но не это было решающим.

– И все равно вы любите русских людей?

– Да. Приговорен здесь жить, и сочувствовать, и помогать. В какой-нибудь Германии было бы скучно, не было бы пищи для творчества.

– Вы счастливы?

– Моя личная жизнь – за скобками. А с точки зрения данности на этой планете – больше счастлив, чем нет. Иногда я грущу, как всякий нормальный человек. Иногда вспоминаю маму, брата, которых уже нет.