Константин Лопушанский: «Зритель отвыкает от нашего кино»
Известный режиссер написал сценарий о духовном наследнике Че Гевары, который борется со злом в современной России
Известный режиссер написал сценарий о духовном наследнике Че Гевары, который борется со злом в современной России
Для мастера, известного своими эсхатологическими картинами «Письма мертвого человека», «Посетитель музея», «Гадкие лебеди», создание произведения искусства – всегда откровение. Даже если это история о кубинском команданте.
– Константин Сергеевич, сейчас все больше появляется разнообразных ниш, где свои фильмы показывают непрофессиональные режиссеры (пример – молодежный киногород «Метрополис» в рамках II Санкт-Петербургского международного кинофорума). И при этом увеличивается количество киношкол. Это закономерно?
– Такие мероприятия, как «Метрополис», показывают, что есть талантливые любители. И это замечательно. Однако в смысле образования любительский подход продуктивен лишь на первом этапе, когда человек стремится понять, нужно ему вообще этим заниматься или нет. Поняв это, он обязательно должен пройти все-таки профессиональное обучение. Не важно где – во ВГИКе, в Санкт-Петербургском университете кино и телевидения или на Высших кинокурсах.
– Или в Высшей школе кинематографического мастерства, которую вы создали на базе питерского Института культурных программ и которая откроет свои двери уже этой осенью?
– Нет. Это будет своего рода творческая аспирантура для молодых режиссеров, начинающих работать в киноиндустрии и желающих повысить свой профессиональный уровень в соответствии с мировыми критериями современного кинематографа. Среди главных направлений обучения – изучение современной международной практики кинопроцесса, его норм и стандартов, юридических тонкостей; занятия с педагогом-продюсером. В итоге наши выпускники смогут смело представлять свои отточенные проекты на любом европейском конкуре и разговаривать на одном языке с любым продюсером или представителем кинофонда.
– Александр Сокуров недавно заметил, что очень важно не только научить молодых людей профессии кинематографиста, но и заложить в них способность сопротивляться, бороться за свои идеи…
– И это верно. Если художник обладает энергией, убеждением, он обязательно пробьет барьер. Могу привести пример из собственной практики. После фильма «Соло», который получил массу премий в 1980 году, я четыре года не мог вообще запуститься с новой картиной. Жил в абсолютной нищете. Наконец, запустился. И с чем? С фильмом об атомной катастрофе. Фильмом, где нет ни хороших русских, ни плохих американцев, где откровенно религиозный финал. Можете себе это представить в 1984 году, при существующей тогда цензуре? И все же это каким-то чудом произошло. Правда, я прибег к помощи академика Евгения Велихова, который возглавлял тогда Комитет советских ученых против ядерной войны. Велихов написал в Госкино гневное письмо – мол, вы такие тупые, молодой человек все правильно предлагает, почему запрещаете?! Помогло мне и то, что в главной роли снимался у меня Ролан Быков, очень мощный человек, с которым властям трудно было бороться. Однако, несмотря на то что удалось запуститься, фильм угрожали закрыть практически каждый день. В таких условиях я и снимал целый год. Когда все-таки окончательно решили закрыть картину, за меня заступились Семен Аранович, Алексей Герман, а с этими людьми вообще бороться редактуре было невозможно в силу их авторитета. А там уже к власти пришел Горбачев, началась перестройка. И фильм оказался востребованным. «Письма мертвого человека» получили широкий резонанс во всем мире.
В результате я с полнометражным своим дебютом, вместо того чтобы быть закрытым, оказался в Каннах. Помню, должен идти по красной дорожке, а переводчик меня спрашивает: «А бабочка, Константин, у вас есть?» «Бабочка? Какая бабочка?» Меня хватают за руку, и в шесть вечера мы бегом отправляемся на набережную Круазетт покупать бабочку. Стоила она как кусок золота – все деньги, что у меня были с собой, потратил на нее.
К чему я это все рассказываю – важно, чтобы было очень мощное желание добиться своего. Это главное для режиссера, всегда, при любых обстоятельствах. А те, кто считал, что время, дескать, такое, надо уступить – так до сих пор и уступают. Тарковский хорошо сказал: искусство мстит. Стоит один раз предать его, оно отомстит обязательно.
– Заместитель генерального директора ТНТ Александр Дулерайн нарисовал портрет нашего режиссера, как он видится в общественном сознании, – «не очень удачливый, не очень хорошо одетый человек». Из-за непрестижности профессии в нее не идут умные, амбициозные люди.
– Профессия уважаемая, другое дело, что она действительно не прибыльна. Для этого нужен прокат. Невозможно выпускать вкуснейшие конфеты и не иметь ни одного магазина для их продажи. В России кинотеатры ориентированы на голливудскую продукцию. Американцы счастливы – их продукция расписана по кинотеатрам на год вперед. Как нам втиснуться в этот бизнес, логика которого очень проста в своем цинизме: за деньги можно все. Они стоят между нами и зрителем, как люди, владеющие этой системой, на которой они зарабатывают деньги. Доходит дело даже до того, что кинотеатры говорят: «Платите нам, чтобы мы вас показывали». Нормально? И чем дальше эта ситуация развивается, тем нам становится хуже – зритель попросту отвыкает от нашего кино.
– Понятно, в России авторское кино не окупается. А ведь при грамотном позиционировании, реальном доступе на широкий экран такое кино вполне способно собрать более миллиона долларов. На Западе арт-хаус идет в некотором количестве специализированных залов, где оно, конечно, не моментально, как коммерческое кино, но верно окупается.
– В том-то и дело. Год назад в небольшом кинотеатре в центре Брюсселя проходила ретроспектива моих фильмов. Организаторы ее оплатили мне как режиссеру дорогу, заказали во Франции копии фильмов – им важно было, чтобы зрители могли общаться вживую с автором фильма. Меня приятно удивило, что кинотеатр готов тратить деньги на организацию ретроспективы с иностранным режиссером.
– Кшиштоф Занусси, который будет вести мастер-класс в вашей школе, как раз сетовал на то, что сегодня многие режиссеры не способны передать метафизику или, как он говорит, «тайну мира».
– Безусловно, к этому надо иметь чутье, талант, чтобы видеть более глубокие внутренние связи. Но сейчас время такое, когда интеллектуальный уровень, вернее сказать, уровень метафизического мышления в обществе довольно низок. Но не думаю, что все так трагично. Я знаю достаточно много мыслящих молодых людей.
– Слышала, вы приступаете к съемкам нового фильма…
– Идея этого фильма – он называется «Роль» – возникла еще в 80-х годах. Но только сейчас наконец появилась возможность ее реализовать. Госкино из 250 сценариев отобрало пять, которым будет оказана финансовая поддержка. В их числе оказался и наш проект. Продюсер фильма Андрей Сигле. Но пока я больше ничего не могу рассказать о проекте.
– Я так понимаю, это не история про Че Гевару, которую вы прежде хотели снять.
– Нет. Я написал сценарий, о котором вы говорите, не для себя. Я хотел его отдать другому режиссеру. Может быть, даже кому-то из своих учеников. Сейчас сценарий находится у одного московского продюсера, судьба его пока мне не ясна.
– Почему вас заинтересовала фигура пламенного команданте?
– Он легендарная личность. Своего рода Робин Гуд прошлого века. И при всех его наивно марксистских взглядах он является культовой фигурой в буржуазной Европе. Почему? Потому, что у многих людей находит отклик обостренное чувство справедливости, которое ему было свойственно, его благородство, его жертвенность. Не забывайте, что в той же Боливии, где Че сдали властям местные крестьяне, ему поклоняются сейчас как святому, к месту его гибели совершают паломничество.
Но на самом деле история, которую я написал, вовсе не про самого революционера. Я представил ситуацию, в которой духовный наследник Че Гевары, его воспитанник, назовем это так, появился бы в современной России и столкнулся со злом нашего времени. Злом современным. Тут меня привлекал не только сам герой – современный Дон Кихот, новый Робин Гуд, но и то, чему он противостоит.
– Вы считаете, что легитимность такого персонажа актуальна?
– Почему бы и нет? «Брат» Балабанова тоже своего рода Робин Гуд. Все-таки это герой высоких идеалов, хотя бы в общечеловеческом смысле. Это всегда привлекательно.
– Но вам не кажется, что сегодня важнее дать героя в протестантском понимании созидателя, а не романтика – вечного разрушителя?
– Кино – это многообразное поле. Как говорит китайская мудрость: «Пусть растут все цветы». Пусть один автор формирует героя, который созидает. Кто-то – про лирического героя будет рассказывать, а мне интереснее романтик. Даже такой, как Че Гевара.
– Вам всегда были близки герои, существующие вопреки?
– Возможно. Об этом хорошо написал в предисловии к моей книге (сборник сценариев «Русская симфония». – Прим. ред.) Дмитрий Быков. Написал о том, что мой сквозной персонаж, по его мнению, – отважный одиночка, стоик, который противостоит злу. Он понимает, что проигрывает в борьбе, но остается верен своему идеалу до конца. Не знаю, так ли это на самом деле, но мне понравилась эта мысль Быкова.