Юрий Шевчук: «Таких, как я, снимать в кино не нужно»

Лидер группы ДДТ сыграл крестьянского атамана в новом фильме Андрея Смирнова

На вопрос «Что такое осень?» ныне Юрий Юлианович отвечает: «Репетиции, работа, съемки, гастроли!» Осень 2011 года для Юрия Юлиановича выдалась урожайной. Только что вышел двойной альбом «Иначе», где обновленный состав группы ДДТ представил 28 новых треков. На днях в Белгороде и Орле стартовал гастрольный тур с масштабной программой «Иначе» (16 ноября будет показана в СКК «Петербургский»). А на этой неделе в российский прокат выходит фильм Андрей Смирнова «Жила-была одна баба» про трагическую историю русского крестьянства начала XX века, в котором Шевчук сыграл небольшую, но яркую роль мятежного атамана Тамбовского восстания.

– Юрий, вы не так часто снимаетесь в кино. Почему согласились сыграть и спеть в фильме «Жила-была одна баба»?

– С Андреем Сергеевичем Смирновым мы старые добрые знакомые. К 100-летию Государственной думы Смирнов сделал документально-художественный фильм «Свобода по-русски» об истории российской демократии, где я выступил в роли ведущего. Картина получилась достойная, но ни один телеканал ее не взял – стеной встали. И вот новый фильм «Жила-была одна баба». Сценарий выстрадал и написал сам режиссер. Был снят материал на шесть часов. Андрей Сергеевич сократил киноверсию до двух с половиной, потому что шесть часов никто не выдержит. Люди ведь уже разучились смотреть серьезные вещи, к сожалению, привыкли к блокбастерам, а тут кино очень серьезное.

Я считаю, у нас есть три режиссера, которые могут поработать с историей, с историческим процессом, с человеком в истории, они мыслят глобально и широко. Это Герман, Сокуров и Смирнов. Это очень мощные и серьезные художники. Андрей Сергеевич почти двадцать лет писал сценарий, работал в пыльных архивах НКВД, КГБ, поднял огромный пласт нашей истории – крупнейшее крестьянское восстание в России и в мире, наверное, когда 200 тысяч мужиков взялись за лопаты и винтовки и бились за землю и свободу.

Но это не батальное полотно, а душевная картина, где история показана глазами простой русской крестьянки Варвары, которую прекрасно сыграла молодая актриса Дарья Екамасова. Даша играет русскую женщину, бабу, она как Россия – она жаждет любви. Ее там обижают, насилуют, каждый человек пытается унизить, растоптать, но она все равно выживает, сохраняет в себе человечность и трепетную женскую душу, способную любить так же, как наша с вами Родина. Как бы ее ни унижали и ни долбили со всех сторон, она остается Россией…

– Ваша роль столь же глубока и содержательна?

– Да о чем вы говорите! Я вообще там ничего толком не сыграл. Но для той сцены, где мой атаман поет песню и скачет на коне, было собрано 60 лошадей из России, Украины, Казахстана. Два дня тренировались, потом три дня снимались. А затем еще отдельно снимался эпизод митинга на площади, где мой герой залезает на телегу и произносит страстный монолог: «Не выпустим оружию из наших мозолистых крестьянских рук, пока не выведем всех до одного куманистов, нахалов с русской земли! Долой ехидного змея Лениня и его палачей!» В итоге в фильме я проскакал на коне полторы секунды, остальное Андрей Сергеевич вырезал, и слава Богу! Потому что считаю, что таких, как я, снимать в кино не нужно.

– Интересно почему же?!

– Потому что у меня рожа такая, потертая уже, всем известная. И хотя я там без очков, с наганом, шашкой, все равно на себя похож, все одно – «что такое осень» (смеется). Таких, как я, видят на экране, а думают о чем-то другом, не о сюжете картины.

– На премьере зал взорвался аплодисментами, когда вы в кадре появились – с шашкой и песней!

– Именно поэтому я предлагал Андрею Сергеевичу вообще меня вырезать, говорил, что не нужно нашего брата снимать в кино. Снимайте Дашу – она молодая, талантливая!

– А что за песня звучит в вашем исполнении?

– «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне!» Замечательная песня. Это был хит воинов-интернационалистов начала XX века. Потому что тогда много русских ребят воевало на стороне буров в англо-бурской войне в Южной Африке (Южно-Африканская Республика тогда называлась Республика Трансвааль. – Прим. авт.), и они сражались доблестно за свободу, за идею. Во всех кабаках воины, которые пришли из Африки после этой войны, заказывали эту песню. В этой песне главный герой теряет детей, сыновей, хозяйство, но приобретает свободу. Эта песня была самой популярной до 1905 года, а потом уже пошел «Варяг».

– Вы легко управились с конем?

– Были приключения, конечно. Один раз с тачанки свалился. Когда произносил: «Долой ехидного змея Лениня и куманистов!», лошадь мою понесло, и я сломал палец. Причем каждый раз, когда я начинал что-то плохое говорить про Ленина, лошадь шарахалась. Мы ее в конце концов просто привязали, но и это плохо помогло.

– В этом фильме сложнейший период в жизни России показан предельно честно? Или опять с креном, только не в сторону красных, а в сторону восставших крестьян?

– Сейчас одни историки и политтехнологи начинают украшать царскую Россию, делать из нее нечто сусальное, с золотыми куполами, с романтичным одухотворенным народом. А другие начинают воспевать советскую власть, что, мол, большевики были как херувимы… Но это все бред! Жизнь была жесткая, реальность иногда кошмарная, очень трагичная. Андрей Смирнов ничего не украшал, ни русское крестьянство, ни красных, ни белых – никого. Просто показывал так, как он видел, как он понимает исторические процессы.

Но, с другой стороны, в этой картине я вижу выстраданный позитив – у меня слеза навернулась, когда главного героя расстреливают. Просто комок в горле. И я увидел высоту духа! Не убили этот дух, несмотря ни на что. Он выжил, он есть. И в этом я вижу не гламурный, дурацкий, пошлый позитив, которым сейчас нас просто прессуют со всех радиортов и видеоглаз, а именно выстраданный позитив. Когда человек любит жизнь после всего ужаса бытия, которое он пережил, и он все-таки он смотрит на небеса и видит небеса – это серьезно и глубоко.

 – Юрий, в этом фильме нет вашей музыки, да и вообще композиции ДДТ не так часто звучат в кино…

– Хвалиться особо нечем. Мне кажется, что группе ДДТ еще не удалось создать такую музыку, где бы она была бы на равных с видеокартинкой. Эннио Моррикконе это удавалось, Шнитке удавалось, Шостаковичу, а нам пока нет.

– На днях в СКК состоялась генеральная репетиция новой программы «Иначе». В ней очень много киноматериала. Показалось, что иногда он даже забивает музыку и тексты песен…

– Не знаю, зачем и кому это нужно, но мне нравится. Но мы и после генеральной репетиции продолжаем репетировать. Меняем видеоарт, продумываем новые световые и музыкальные решения. Свет должен быть мощней. Будем работать над сценографией, приколами, шутками, даже танцами. Мне хочется, чтобы этот, по сути, очень серьезный концерт в каких-то своих проявлениях был веселый, с неожиданными решениями. Все, конечно, обрастет со временем, но мы хотим подойти к ноябрьским концертам в Москве и Питере во всеоружии. Все песни пережили пять-семь аранжировок, реинкарнаций, мы долго искали и до сих пор ищем! Но это нормально, наша работа, нам это нравится.

Мы за этот год пережили массу революций, каких-то падений, вставания с колен и со всех остальных точек. И это очень важно, творческая работа. По-моему, нынешний состав ДДТ замечательный, многие музыкальные задачи нам оказались по зубам. Тема Мамай, наш барабанщик, в свои 22 года не хуже играет, чем Доца (Игорь Доценко, легендарный ударник, не так давно покинувший ДДТ. – Прим. авт.). И все музыканты на сто процентов выкладываются.

«Иначе» – программа, над которой нужно работать достаточно долго, чтобы ее довести до ума. Это нормально. Мы собираемся прокатать ее по всей стране – от Магадана до Калининграда. Тур продлится, может быть, год, может, два. Жалко, в стране всего 25 городов с дворцами спорта, где можно смонтировать все наше оборудование и декорации, которые будем перевозить на трех трейлерах. Остальные 25 дворцов почему-то строятся в Сочи! Так что у нас будет две программы – одна «Иначе», а другая «Сольник». В городах, где только тысячные залы, будем играть «Сольник».

– Как возникло название «Иначе»?

– Когда ко мне пришли первые мысли об этой программе, они вертелись вокруг слов «жертва», «невеста» и «свобода». Долго размышляя, я искал слово, как камни перебирал на берегу реки. «Иначе» – это слово стало ключевым, корневым, вокруг него все уже выстраивалось.