«Если удастся дожить…»

Переписка двух любящих людей, оказавшихся в сталинских лагерях, может стать «книгой века»

В истории жизни петербурженки Веры Федоровны Берсеневой и ее близких отразилась история страны первой половины ХХ века. В 1931 году Вера Федоровна и ее муж Фридрих Оскарович Краузе, талантливый педиатр, добровольно отправились на строительство Магнитогорского комбината. Фридрих Оскарович организовал в молодом городе медицинскую помощь детям. Вера Федоровна успешно работала в библиотеке. Но в марте 1942-го Фридрих Оскарович был арестован (немец!). Судили его за «антисоветскую пропаганду». Сначала приговорили к расстрелу, позже замененному 10 годами лагерей. 

В декабре 1942-го пришли за Верой Федоровной. Увезли, оторвав от нее, двух детей – 13-летнюю Лену и 10-летнего Карика. Она была отправлена в Тайшет, а в 1945-м переведена западнее, в лагерь Орлово-Розово в 18 километрах от Мариинска.

Детей забрала в свою семью сестра Веры Федоровны Тамара. Только в 1944 году с помощью детей была налажена переписка родителей.

Великое мужество, мудрое терпение, вера в то, что она доживет до встречи с любимыми, не покидали Веру Федоровну до конца ее мученической жизни. Она скончалась от рака 1 августа 1950 года. Рядом с нею были не только врачи, но и Тамара. Она увезла с собой письма Фридриха Оскаровича. А он, освободившись в 1952-м, увез в Тарногу – глубинку Вологодской области – письма жены и детей. Фридрих Оскарович создал из них уникальный документ, названный им «Из лагеря – в лагерь».

В 1993 году ко мне пришла немолодая женщина – Елена Фридриховна Краузе. Она передала мне машинописные копии писем Веры Федоровны.

Елена и Оскар Краузе подготовили к печати письма родителей и чудом уцелевшие фотографии. Стало ясно, что эта рукопись не может быть только достоянием семьи. В 2005 году она уже лежала в редакции Петербургского института истории. Профессор, специалист по новейшей истории России, оценил ее определенно и четко: это будет книга века! Однако неоднократные попытки получить грант для издания книги успехом не увенчались. Тогда родные, друзья и еще немногие первые читатели рукописи, как говорится, «пустили шапку по кругу», и вскоре в Череповце, где живет Оскар Фридрихович, вышли два тома под одним названием «Вера Федоровна» тиражом 200 экземпляров.

Эти письма, как ничто другое, доказывают преступность и бесчеловечность сталинской репрессивной машины. Они – живой пример высоты человеческого духа, не сломленного насилием. В них образ прекрасной русской женщины, которая стала близкой и родной каждому, кто смог прочитать эти бесценные письма.

Инна Селиванова, историк

Фридрих Оскарович – Вере Федоровне

15 декабря 1943 г.

«Ненаглядная, любимая, родненькая моя Верочка! Ты можешь себе представить, как я был ошеломлен известием, что ты не с детьми, а в Тайшете!.. Этого я не ждал никак. Бедная моя, какую ошибку ты совершила, когда в 28-м году свою судьбу соединила с моей! А я думал, что сумею тебе обеспечить спокойную старость! Сможешь ты простить меня?.. <…> Прости меня, прости… Я же до последнего вздоха буду тебе благодарен; тебе, давшей мне наибольшее счастье в моей, в общем счастливой, жизни. Спасибо тебе за все, особенно за наших славных детишек. Очень боюсь за твое слабое здоровье. Счастлив, что ты уже благополучно прибыла на место и что ты относительно здорова…»

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

30 января 1944 г.

«Мой родной, мой бесконечно любимый! Какими словами я могу выразить то глубокое, ничем неистребимое чувство к тебе, которым полно мое сердце всегда, каждый час, каждый миг моего существования. Все слова человеческие опошлены, потому что применяют их люди часто к понятиям незначащим. Слова любви тоже произносятся там, где и тени нет того, что представляется мне любовью. Сейчас, в этом первом письме после такого долгого и страшного перерыва в нашей жизни, мне хотелось бы найти выражения совсем особенные, чтоб ты сразу понял, что в моей душе к тебе.

Ты спрашиваешь, не изменилась ли я к тебе? Как можешь ты это спрашивать и еще писать «прости». Неужели ты в самом деле думал хоть одну секунду, что мне есть что прощать тебе? Ты знаешь, ты должен знать, что ты дал мне все, что может дать один человек другому, что может дать мужчина женщине. С тобою я имела всю полноту жизни и счастья человеческого. <…> Если бы мне был дан дар предвидения всех тех бедствий, которым суждено было нас настигнуть, то и тогда я не отказалась бы от счастья быть твоей женой. <…> И знаешь, что еще мне думалось часто? Что Бог послал мне эти мои тяжкие испытания для того, чтоб я могла понимать тебя полностью в горе, так, как понимала в счастии… Если бы я сама не испытала всего, что выпало мне на долю за эти 14 месяцев, то не могла бы я ясно себе вообразить твоих переживаний. А теперь я все вижу и чувствую так, как если бы сопровождала тебя каждый день. И мы опять вместе и понимаем друг друга без слов, как было всю нашу жизнь. <…> Мне кажется, и я глубоко верю в это свое предчувствие, что еще увижу тебя и детей. Этим я живу. Вся теперешняя жизнь представляется мне длинным и трудным путем к вам. <…> Мы должны выдержать. Мы должны увидеться друг с другом. С этой мыслью я встаю и ложусь. Держись крепко, чтобы нам дожить до более счастливых дней. Мы не имеем права погибнуть. Дети нас ждут дома…»

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

6 марта 1944 г.

«…Ты и дети стоите передо мной неотступно. <…> Постоянно говорю с вами мысленно. Вечно стремлюсь представить себе вас в эту минуту – чем вы заняты, чем озабочены, от чего страдаете. <…> О тебе душа болит, конечно, больше всего, потому что знаю, что тебе хуже всех сейчас. <…> Да, правда, мы маленькие песчинки, и нас несет ураган. Но разве не сказано в старой и умной книге: «Любовь сильнее смерти и страха смерти»?.. Никогда я не чувствовала всего глубокого смысла этих слов так, как теперь, и сколько раз они вселяли в меня силы и бодрость, когда я чувствовала холодное дыхание смерти где-то близко над своей головой… <…> Очень радуюсь хорошим вестям с фронта. Твердо надеюсь, что с концом войны наступят перемены и в нашей судьбе. Надо только терпеливо ждать. Не теряй бодрости духа, милый мой, родной…»

Фридрих Оскарович – Вере Федоровне

9 апреля 1944 г.

«Я выдержал эту зиму, но весной был актирован и направлен сюда, к инвалидам, на легкую работу при полустационарном положении… Правда, ты в седом, сгорбленном, тощем (3 пуда) и морщинистом старике с желтой кожей и шатающейся колченогой походкой едва ли могла бы сразу узнать своего энергичного, живого, с юношеской упругой походкой мужа. Еще очень долго до поправки, но важно то, что направление взято вверх. <…> Я не стал и не стану «лагерником», с его упадочной психологией, физической и моральной опущенностью. <…> Во всяком случае, ты можешь быть спокойна: я нравственно не опустился, мой ум деятелен постоянно; я верю в счастливое будущее не только наших детей, но и нас самих, и теперь надеюсь и физически как-нибудь до этого дожить!..»

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

16 апреля 1944 г.

«…крепись и не теряй бодрости духа. Все наши с тобой дети живы – и это главное. <…> Разве это не великое наше счастье?»

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

4 мая 1944 г.

«Сейчас я гораздо здоровее и крепче стала, чем была осенью. <…> Спасло меня то, что я отказалась от лежания и стала работать. Я была признана коечным инвалидом, неработоспособной. Но я упрямо превозмогала слабость, которая меня одолевала, и не ложилась, а все старалась что-нибудь делать. И месяца через три мне стало лучше. А теперь я и совсем герой».

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

30 мая 1944 г.

«Все только думаю о тебе и о детях, вспоминаю всякие мелочи нашей прежней жизни. <…> Увижу, березки распускаются, и сразу целый рой воспоминаний. Подснежники здесь такие, как у нас на Магнитке, только цвет бледный, почти белый. Вот увидела их первые цветочки (принесли мне букетик) и вдруг заплакала, точно родное лицо чье-то увидела. <…> В самые ужасные минуты ни слезинки не роняла. Из дома уходила без слез. И дальше все время как каменная. А теперь обычно плачу над письмами детей и твоими. И когда пишу вам, часто плачу. А вообще считаюсь человеком исключительно спокойным».

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

11 июля 1944 г.

«Родной мой, милый!.. В месяц я пишу 5–6–7 писем тебе и детям и не помню, кому когда посылала. Возможность отправки бывает два, иногда три раза в месяц. Ведь мы живем далеко от почты. <…> И все-таки все твои письма ко мне дошли! Разве это не чудо?! <…> Зачем ты написал эти слова – «Ныне отпущаеши…»? Я так над ними плакала. Нет, я не отпускаю тебя. Я держу тебя всей силой души, всей силой любви. <…> То, что я чувствовала к тебе 20 лет назад, это была детская игра по сравнению с теперешним моим чувством».

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

18 сентября 1944 г.

«Отсутствие вестей о детях убивает меня медленной смертью. Я похожа на рыбу, вытащенную из воды: некоторое время она еще трепещется, потом постепенно затихает».  

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

4 ноября 1944 г.

«…Да, конечно, мы для наших детей – живые мертвецы. Мертвых скоро забывают. А мы сейчас им можем дать не больше того, что дают мертвые…»

Фридрих Оскарович – Вере Федоровне

28 апреля 1945 г.

«С 20 апреля я назначен на работу в здешней больнице, веду отделение для хроников. Но пока я еще и сам хроник: желтый (не только от акрихина), похудевший, с одышкой (умеренной), а главное – с очень слабыми ногами, которые никак не слушаются, заплетаются и подгибаются. <…> Я уже чувствую себя значительно бодрей, головокружение, тошнота, одышка прекратились… Вновь ем с удовольствием, ноги стали проворней, боли в них меньше. Я опять полон надежд на будущее!»

Фридрих Оскарович – Вере Федоровне

15 мая 1945 г.

«Моя любимая, родная Веруся! Прежде всего поздравляю тебя от всего исстрадавшегося сердца со счастливым окончанием войны и окончанием кровопролития в Европе!!! <…> Теперь, с окончанием войны, я твердо верю, что наша судьба изменится к лучшему и что мы увидим друг друга в этом году. Пусть мы материально будем нищими, но какими богатыми мы себя будем чувствовать!»

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

17 июля 1945 г.

«Как ты провел День Победы? Сейчас подумала: да, пусть я здесь, но все-таки я же дожила до этого дня, мне дано было пережить и прочувствовать радость этого события. Не грех ли роптать?..»

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

5 августа 1945 г.

«Дорогой мой, любимый! Сейчас видела тебя во сне, прижалась головой к твоей груди и слышала, как сердце бьется… Проснулась с обычным чувством ужасной тоски – так трудно, так не хочется по утрам открывать глаза и возвращаться к реальной жизни…»

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

23 августа 1945 г.

«Ни годы, ни пространства, нас разделяющие, не могут оторвать тебя от моего существа, ты по-прежнему со мною и во мне всегда и всюду. Забыть тебя я могу так же мало, как забыть самое себя. Твое страдание отзывается болью во мне и вызывает потрясение всего организма, как постоянная болезнь, вплоть до повышения температуры до 40,0. И до самой смерти моей этого не изменишь. Я же думаю теперь, и с течением времени все возрастает во мне эта уверенность, что и после смерти я буду с тобой…»

Фридрих Оскарович – Вере Федоровне

25 августа 1945 г.

«Ты спрашиваешь, подать ли заявление о пересмотре дела. Я лично не собираюсь. О чем я буду просить? Причин не было, а поводы с окончанием войны должны отпасть. Наши дела, конечно, будут решаться не в личном, а в общем порядке».

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

10 сентября 1945 г.

«…Милый, милый! Как хочется тебя утешить, успокоить, прижать твою голову к своей груди, отогнать от нее все тяжелые мысли. <…> Как бы ты ни был грустен, расстроен, озабочен, всегда у тебя находилось хорошее слово и ласка для меня… Неиссякаемым источником любви, доброты, снисходительности было для меня твое сердце… А сейчас, когда ты страдаешь острее, чем когда бы то ни было, я не имею возможности утешить тебя даже несколькими строчками просто письма. <…> Все мои письма уходят в какую-то пустоту… Сейчас мои надежды живее и ярче, чем когда бы то ни было. Война закончена во всем мире. Мы дожили до этого счастливого дня! Будем верить, что он принесет счастье и нам».

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

5 декабря 1945 г.

«…Впрочем, мне нечего гневить Бога – у меня было трое детей, и все они живы. Сколько есть матерей несчастнее меня! И сама я хоть и старая стала и бессильная, но все еще сил и здоровья немного есть, чтоб ходить по земле и видеть солнышко, и в сердце не умирает любовь к тебе и детям. Может быть, еще доживу до дня нашего свидания, может быть, еще увижу хоть раз ваши лица».

Фридрих Оскарович – Вере Федоровне

22 декабря 1945 г.

«Ты представляешь себе, конечно, как ошеломило меня, как подавило своим тяжелым содержанием твое письмо, которое я наконец после долгого мучительного перерыва получил вчера. Я считал тебя уже погибшей, мне самому окончательно расхотелось жить, и я мечтал о нирване… <…> Бедная, моя бедная, несчастная жена моя! Пока ты жива или существуешь, надо существовать и мне. Что будет, то будет. Если умрем, не повидав друг друга, мы все же до конца будем знать, что каждый из нас с своим последним вздохом благословляет другого и вспоминает минувшее счастье!..»

Фридрих Оскарович – Вере Федоровне

10 марта 1946 г.

«Сегодня годовщина всех наших с тобой бедствий, и я знаю, что и ты, и дети думают об этом и переживают с грустью этот день».

Фридрих Оскарович – Вере Федоровне

16 мая 1948 г.

«Вот я и здоров, и работаю по-прежнему. <…> Схватило меня, было, очень сильно. Самочувствие было отвратительное… Когда температура подходила к 40, жить не хотелось, ей-богу! Да и теперь не больно хочется, хотя сердце против ожидания не шалит, ведет себя прилично. Но уж очень нудно это прозябание, эта ни жизнь, ни смерть – анабиоз какой-то. Народу кругом много, а людей не видно…»

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

14 июля 1948 г.

«Милый мой! Мой родной, хороший! Как мне утешить тебя? Как сделать, чтоб тебе не было так нестерпимо грустно? Чем развеселю я тебя, мой любимый? Твои письма стали такими ужасно мрачными, такими горестными…»

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

23 июня 1949 г.

«Я стараюсь не давать себе воли и сохранять, по возможности, хладнокровие среди всяких превратностей жизни. Но, надо сказать, что нервы потеряли значительную часть своей сопротивляемости и часто подводят меня. А в другое время как будто и ничего и еще других успокаиваю и занимаюсь всякой работой, даже забочусь о том, чтоб в комнате был букет цветов, и любуюсь ими. Сейчас у меня незабудки стоят. Голубенькие, как клочок летнего неба».

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

8 июля 1949 г.

«Дружочек мой дорогой! Ты напрасно сетуешь на меня за то, что я будто бы что-то скрываю от тебя о своих болезнях. Я тебе писала с величайшей добросовестностью. Не моя вина, что ты не получил. <…> Тебе действительно необходимо хоть немного позаботиться о здоровье. <…> До последней возможности мы должны бороться за жизнь друг ради друга. Я так делаю. Не скажу, чтоб и мне всегда было легко и просто продолжать жить. А все терпишь, как вспомнишь тебя…»

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

29 октября 1949 г.

«Да, да, я именно «принадлежу к такому сорту матерей, которые слепы в отношении своих детей». Мне мои дети доставляют огромную, ни с чем не сравнимую радость. Я не жду от них «процентов с затраченного капитала», потому что они сами есть тот основной капитал, который я нажила на этой земле, они – самое мое важное дело в жизни, они от меня неотделимы. Ты спрашиваешь насчет витаминов. Нынешний год был в этом отношении особенно неудачен для меня».

Фридрих Оскарович – Вере Федоровне

16 декабря 1949 г.

«С Новым годом, Веруся родная, с новым счастьем! Через две недели мы перешагнем во вторую половину нашего блистательного столетия. Твердо надеюсь, что этот новый год будет поворотным и в нашей печальной биографии… Без надежды жить нельзя, во что-то нужно верить. Верую, Господи; помоги моему неверию!.. Как это кратко и выразительно сказано и как соответствует нашему настроению».

Вера Федоровна – Фридриху Оскаровичу

10 января 1950 г.

«С Новым годом, дорогой мой и родной! Первое письмо пишу тебе в новом году, а как горячо желаю здоровья, бодрости, радости и счастья, это ты всегда знаешь. Да, даже счастье еще возможно для нас с тобой, если удастся дожить».

Тамара Федоровна – Фридриху Оскаровичу

6 августа 1950 г.

«Дорогой Фридрих Оскарович! Вот мы с Вами осиротели на весь остаток нашей жизни. <…> Вера скончалась 1 августа в 8 ч. 40 мин. вечера. <…> До самого последнего времени она скрывала от меня свою болезнь. (рак желудка. – Прим. ред.) <…> Я получила от нее последнее письмо в конце мая. Она писала, что «живет по-прежнему», а она была так больна…»