«Искусство может подтянуть за собой толпу»

Художник Виктор Тихомиров считает, что сегодня «у публики отшибается потребность в интеллектуальном напряжении»

Художник Виктор Тихомиров считает, что сегодня «у публики отшибается потребность в интеллектуальном напряжении»

Тихомиров многогранен, как само искусство. Живописец, писатель, режиссер, сценарист, преподаватель, журналист... Его документальные фильмы про Гребенщикова и Битова, Сокурова и Германа, Шагина и Шинкарева сняты в необычной манере: люди предстают через предметы, через символы, которые усколь­зают, а потом снова возникают, здесь нет ничего застывшего – все движется подобно воде, воздуху, ветру, дождю. Живопись Тихомирова – это колоритные пейзажи, это портреты в реалистическом ключе, в которых присутствует «наив», это натюрморты из «недорогих фруктов», это сказочные картины, на которых чудовища уносят на своих шкурах красавиц… А его книжки, которые я полистала, с ходу завлекли языком, легким и ироничным…

 – Виктор, вижу у вас на стене портрет Александра Сокурова. Какое же сходство – вы будто братья!

– Многие находят сходство, но я – только на некоторых фотографиях. Случалось, и журналисты путали нас.

– Как режиссер отнесся к фильму, который вы сняли о нем?

– Обнял и сказал спасибо. Хотя я допускаю, что это была благодарность за проделанный труд, а не за результат. Как может интеллигентный человек хвалить фильм о себе? Но хорошо уже, что не ругал, при всей его взыскательности. Важен тот факт, что картина «Сокуров» нравится и его недоброжелателям, и его друзьям.

 – С Сокуровым, наверное, непросто дружить? Человек он сложный.

– Я был бы горд, если бы мог считать наши отношения дружбой. Дружба – это отношения высокие, почти родственные, требующие примерного равенства положения и определенной частоты встреч. Мы же по занятости видимся редко. Но я всегда чувствую его расположение. Да, Сокуров, сложный человек. Общение с ним связано с интеллектуальным напряжением, потребность в котором есть не у всех. И картины Сокурова не назовешь особо радостными, они – скорбные, печальные. Но создают поле напряжения, в котором и захворать можно, и преобразиться. Поэтому-то он не очень многим и нравится. Потребность в интеллектуальном напряжении, да просто в культуре, централизованно отшибается у публики – всякого рода рекламной долбежкой, гламурными картинками, напускной эротикой, пустопорожними сериалами, демонстрацией успешности ничтожных субъектов. Люди начинают завидовать по слабости и теряют верные ориентиры.

– Как с этим бороться? 

– Дружить с такими людьми, как Сокуров. Александра Николаевича, с его бескорыстием и эрудицией, считаю, надо назначить экспертом всего и вся. Да только невозможно это. Надо находить людей подобного типа, выводить из тени. Но у общества уже нет на это воли. Притом что Сокуров творец, он еще и борец, и герой! Героя ведь в первую очередь отличает самоотверженность, а она неотъемлемая черта Сокурова.

– Насколько необходимо художнику занять свою позицию – нравственную, общественную?

– Настолько, насколько ты художник. Вдохновение и творчество – это свойства высшего Творца, которые он вдыхает в смертного человека и наблюдает, как человек этим распорядится. Жизнь быстро ставит перед выбором: чью сторону ты берешь? Все низкопробное, но яркое (как нефтяное пятно на чистой воде), все комфортное и пошлое обволакивает людей толстым одеялом и, возможно, продляет им срок земной жизни. Потому и трудно судить за это публику. Можно встроиться в эту систему ценностей — будешь востребован и богат, даже при минимальных способностях. Но ведь настоящие художники редко богатеют. Я относительно успешен в основном из-за своей «многостаночности». Вместо соревновательности, подрывающей духовное содержание искусства, я выбираю «многостаночность», возможно, в ущерб совершенству и изысканности. Но это избавляет меня от необходимости компромиссов. Я от них ускользаю, как змей, и делаю только то, что мне самому близко. Темпы жизни требуют универсальности. Я хочу любоваться своими картинками, смотреть по сто раз свои фильмы. Сам для себя я стесняюсь их крутить, но гостям, если просят, ставлю и смотрю с превеликим удовольствием.

– На какие средства вы снимаете фильмы?

– Мой опыт единичен, им трудно воспользоваться. И точно, что тут не обходится без вмешательства высших сил, может, ангелов. Как еще объяснить возникновение в свое время личных знакомств и дружб с судьбоносными людьми? Я вот проиллюстрировал две хорошие книги Вячеславу Заренкову, главе «ЛенСпецСМУ», и теперь у нас общий кинопроект – «Чапаев-Чапаев». Или вдруг звонит одноклассница, с которой мы не виделись лет тридцать, и дает полмиллиона рублей на картину. Итог – снято 13 фильмов, почти все с фестивальными призами.

– Какой ваш самый любимый фильм?

– Не могу сказать. Все разные, как дети. Чаще хвалят «БГ: Лев Толстой».

– Но какая связь между этими личностями?

– Они оба – Гребенщиков и Лев Толстой – сомасштабны своей культурной ситуации. И в этом они похожи. Показывать, как БГ ест и пьет, наигрывает на гитаре, как он гуляет, – глупо и пошло. Из этого ничего не следует. Мало того, эти картинки, как бы ни были любопытны, только убивают интерес и к человеку, и к его творчеству. Важнее связь личности с культурой в историческом масштабе. Я боялся реакции БГ. Мы даже договаривались о его праве на запрет. Но ему, похоже, понравилось.

– Вот у вас на стене портрет Ивана Охлобыстина в роли Чапаева – почему?

– Охлобыстин Василия Ивановича играет в фильме по моей же книге «Чапаев-Чапаев», который я снимаю. В этом герое, через кинематограф и песни с легендами, клокочет некая притягательная и созидательная энергия. Охлобыстин начал сниматься позапрошлым летом, тогда еще он не был настолько популярен. Удалось увлечь сценарием, так что он, как и другие известности в нашей картине – Михаил Шац, Александр Баширов, Тарас Бибич, Сергей Перегудов, художники Владимир Шинкарев, Иван Сотников, тоже священник, оператор Сергей Юриздицкий, – работает бесплатно. Съемки подходят к финишу, жду декабря, когда Охлобыстин сможет высвободить два дня для съемок. Он мужчина занятой…

– Ну, если учесть, что еще и выдвигал себя кандидатом в президенты...

– Этим он заявил о масштабе своей личности. Для этого нужны энергия, смелость, как легендарному Чапаеву. Могут ведь и голову оторвать. В священники вернется еще, я думаю. Батюшка он очень просвещенный, свой предмет знает досконально. Интересно, что огромный энергетический запас позволяет ему быть и лоботрясом, и философом. И ни малейшего зазнайства или пренебрежения людьми, даже незначительными. 

– Фильм сильно отличается от книги?

– Я же автор, все в моей власти, могу по ходу многое менять. Это ведь другой вид искусства, с другими законами. Нужно сделать лучше, чем в книге, еще выразительнее. Хотя сравнивать можно только впечатление. Главное – гармоническое чувство не потерять. 

– А отчего у вас возник интерес к слову?

– От русской классики. В школе, правда, я получал одни тройки по литературе, спал на уроках. Но у меня с детства было представление об очаровании этой классики, в основном из устных чтений по радио и от радиоспектаклей. Телевизора у нас дома не было. А радио – великолепная вещь, развивающая, будящая воображение. Жаль только, что эти постановки были крайне редки. Как праздники. Но при всем моем разгильдяйстве я довольно скоро оценил и с упоением читал Гоголя, Платонова, Толстого, Лескова... До сих пор мое любимое чтение – это Достоевский. А любимая моя книга – «Мертвые души» Гоголя. Язык и атмосфера – вот главное. Для меня гоголевский язык – образец. А Достоевский – мастер держать внимание. Видимо, Федор Михайлович умел соотносить ритм повествования с биоритмами человека. Сам же я начал писать в армии. За два года написал около тысячи писем близким, но не про службу, а такие короткие сочинения, рассуждения. Как-то пришел ко мне приятель с дореволюционным изданием Аверченко и читал, заливаясь от смеха, полночи. Под утро и я написал свой первый рассказ. Барахло, конечно, жуткое, но друзья одобрили, у Шинкарева хранится экземпляр – не выбросил.

– Какова, по-вашему, природа успеха?

– Я всегда студентам говорю: человек – существо стадное. Стадность проявляется в подражательности, соревновательности, внушаемости. Сочетание этих проявлений, следование им или, наоборот, сопротивление приводит иногда к признанию. И у ничтожества может быть успех, если его сто раз показать в рекламе. Но вопрос – у кого успех? И для чего успех? Собрать со всего стада по рублю и разбогатеть – одно. Заслужить внимание и интерес у умнейших современников, которых единицы и которые, конечно, не обогатят тебя, – другое.

– Какой из своих талантов вы ставите выше других? 

– Искусство едино. Я даже музыкантом когда-то был. Участвовал в первой сходке группы «Аквариум» как соло-гитарист. Аппаратура принадлежала моему другу. Нот я не знал, но гитара тогда была символом свободы и грядущих перемен. И я освоил упорными тренировками технику импровизированной игры. Но на следующую встречу не пошел. А ребята постепенно стали выплывать то здесь, то там. Я пожалел, что забросил это дело. Позже подружился с Гребенщиковым… А талант – он дан каждому. Зачастую им ничего не заработать, особенно с ходу, но зарывать его нельзя. Если есть склонность к сочинительству – пишите. Рисуете хоть чуть-чуть – красьте. Музицируйте, лицедействуйте. Любое такое дело может поднять человека и в собственных глазах, и толпу за собой подтянуть. 

 

досье «нв»

Участвовал в создании группы «Митьки». Автор книг «Золото на ветру», «Чапаев-Чапаев». На киностудии «Ленфильм» в мастерской Алексея Германа снял полнометражный художественный фильм «Трава и вода». Лауреат художественной премии «Петрополь» в 2005 году за фильмы «БГ: Лев Толстой» и «Сокуров». В 2008 году состоялась персональная выставка Виктора Тихомирова «Энергичная лирика» в Русском музее. 

Эта страница использует технологию cookies для google analytics.