Татьяна Устинова: «Cлово исправит мир»

Известная писательница осознает, что она пишет «сиюминутные» книжки, и уверена, что если перестать печатать Донцову, то публика все равно не ринется читать Кафку

«Неразрезанные страницы» – так называется новая повесть известной писательницы и телеведущей Татьяны Устиновой. Своего любимого героя писателя Алекса Шан-Гирея, основательно прижившегося в прежних романах, Устинова помещает в новые обстоятельства. Алекс хочет обрести свободу и ради этого готов пойти на расставание с любимой женщиной Маней Поливановой. Но детективный поворот, связанный с убийством, заставляет героя забыть про эгоизм и поставить на чашу весов собственную свободу и спасение жизни подруги. Недавно Татьяна Устинова приезжала в Петербург, чтобы представить новый роман читателям.

– Татьяна, мне понравился вопрос одного читателя: вы действительно собираетесь своими произведениями изменить мир? Вы ответили, что да. От себя добавлю: откуда такой идеализм?

– На самом деле, как бы это ни звучало высоко, я действительно хочу хоть как-то, хоть в чем-то изменить мир через слово. Я абсолютно трезвый человек, живущий здесь и сейчас. Больше того, я выпускница Московского физико-технического института, я знаю законы природы, физики, я материалист в принципе. Я не верю в сглаз, в порчу, в черную кошку – но я безусловно и стопроцентно верю в слова, которые люди пишут на бумаге. Я не ведаю, откуда берется эта магия слов, но мне нравится библейское учение о том, что сначала было слово, а потом Бог за семь дней создал Вселенную. И если это так, то именно у слова есть сила и магия. Мне хочется писать истории, которые бы вызывали у людей понятные и простые чувства, живые искренние эмоции, и чтобы мои романы не вызывали ни гадливости, не брезгливости. Мой 16-летний сын смотрел со своей двоюродной сестрой фильм «Человек-паук», они быстро продолжили ряд: «человек-еж», «человек-танк», «человек-пулемет». Потом племянница сказала: «Представляешь, Леш, а если бы сейчас кто-нибудь снял фильм «Человек-человек». Вот это был бы хит!» Я совершенно с этим согласна – самое время снимать фильмы, писать книги, где человек – человек. И тогда мир будет лучше.

– Но почему в ваших книгах обязательно возникает труп? Обычный человек далеко не каждый день видит трупы рядом с собой.

– По телевизору-то он их видит постоянно. Да, конечно, я ставлю своих героев в экстремальные обстоятельства, в моем случае срабатывает детективная линия. Человек выходит утром на работу и видит около себя труп. И понимает, что не может жить дальше так, как жил прежде. Что-то начинает крутиться, происходят странные события. Труп становится точкой отсчета.

– Любовные сцены, которые вы описываете, всегда похожи. С одной стороны, это хорошо – вас не спутаешь с другим писателем, с другой стороны – это же клише?

– Я боюсь повторений. Если мне кажется, что я повторяюсь, я смотрю ту книжку, где был подобный диалог, и пишу по-другому. Но я серийный автор, я как серийный убийца – меня можно узнать по почерку. Я написала 30 романов – конечно, там время от времени встречаются какие-то повторы. Но, каковы бы ни были нюансы, антураж может быть другой, люди могут быть любого возраста, общественного положения и место любовных свиданий в романах может быть каким угодно, но я знаю, что чем проще тема, тем вернее она работает. Если есть два человека и что-то между ними возникает, то они будут действовать по логике вещей.

– Вы сказали о себе – серийный писатель. При этом можно ведь поднять планку, а можно ее занизить. Хотелось бы вам перейти в другую категорию писателей – больше работать над словом, над образами? 

– Писатели, пишущие детективы, существуют вне литературного поля. Мы никакие не авторы. Мы вообще грязные поденщики, отнимающие у больших писателей их заслуженные лавры, переманивающие их аудиторию. Но при этом я совершенно уверена в том, что если сейчас перестать печатать Донцову, то читатель вовсе не ринется к книгам Франца Кафки. Нет и нет! Перестанут читать вообще. Конечно, я пишу чтиво, и это сиюминутные книжки, сюжетная проза. Но в них, безусловно, есть трудные мысли, странные герои, невероятные события, запутанные системы координат. Так что любая беллетристика имеет право на существование. Около двух веков назад Александр Дюма написал роман о четверке друзей-мушкетеров. Это невысокая литература, но за это время никто не написал так о дружбе, как Дюма.

– Ваш герой писатель Алекс кочует из книги в книгу. Он вас вдохновляет?

– Да, я с ним живу. Он мне нравится, он сумасшедший, ненормальный. Очень тяжелый в быту. Не знаю, как живет с ним его подруга Маня. Придуманные мною Алекс и Маня стали для меня вполне живыми персонажами. Мне интересно с ними возиться, задавать им задачи, чтобы они их решали, создавая вокруг какие-то помехи. И несмотря на то, что мой Алекс умница, я сама не знаю, какой он – хороший или плохой?

– Нет ревности у близких к вашему писательскому занятию?

– Конечно есть. Я не знаю, как живется играющим на сцене или поющим. Но людям, пишущим тексты, очень тяжело. Существуют моменты, когда ты на сто процентов знаешь, что в придуманном мире тебе интереснее, чем в жизни. Понимаешь, что ты в этом тексте просидишь, может быть, месяц – и на следующий день все пропадет – ты оттуда вынырнешь, потому что там все завершилось. Ты будешь как осенняя муха, злая, возвращаться сюда, в реальность, которая за это время тебе становится непонятной. Это трудно переносить людям, которые живут рядом с тобой. Правда, непонимание не бывает тотальным, потому что я живу в окружении людей, которых я люблю и которые любят меня.

 – Значит ли, что, пока вы работаете, домашние заботы взваливает на себя кто-то другой?

– Ничего подобного! Весь быт на мне. Я мама двух мальчиков и жена своего мужа – доктора физико-математических наук. Еще у нас большая собака. Когда все вечером собираются, дома должен быть ужин, должны быть разговоры о делах мужа. Так меня бабушка научила: мужчина пришел с работы, его надо прежде всего накормить. Если он в голодном остервенении мечется по квартире, то семья – под угрозой. Я считаю, не стоит городить сложных схем, в семье работают простые, понятные правила. Да и вообще на простых вещах стоит мир – на варенье, которое нужно варить, на котлетах, которые нужно жарить, на рубашках, которые нужно стирать и гладить. У кого растут дочки, им надо объяснять, что если они хотят быть девочками, а не бесполыми существами в социальной сети, то должны отбросить весь этот феминистический бред и понять, что мужчины и женщины очень разные.

– Вы нередко описываете известных персонажей в книгах. У вас действуют прообразы Арины Шараповой, Артемия Лебедева, знаю, что Анастасию Волочкову хотите ввести как героиню. Никто не выражал вам претензий?

– Нет, я всегда разрешения спрашиваю. Хотя с Артемием Лебедевым действительно произошла казусная история. Я не была с ним знакома. А мои дети его обожают. И в какой-то книжке вторым планом появился парень, у которого был какой-то странный кабинет со странными табличками, он носил волосы до плеч, указания ценные сотрудникам давал. И вот как-то звонит молодой человек: «Я Артемий Лебедев. Мне рассказали друзья, что вы меня в романе описали. Откуда вы про меня все это знаете?» Я говорю: «Я ничего не знаю про вас, уважаемый». Мы встретились. Конечно, посмеялись. И уже следующий роман был написан действительно об Артемии. С его согласия.

 – В каком-то интервью вы сказали, что не видите в телевидении никакой воспитательной или образовательной роли. Вы и сейчас так думаете?

– Телевидение, перефразируя ленинские слова, я считаю самым массовым искусством после кино и цирка. Да, я по-прежнему считаю, что телевидение не должно учить, просвещать. А учить доброте, воспитывать должны мама и папа, бабушка и дедушка. И хорошие книжки. Даже серьезные образовательные телепередачи все равно не образовывают – они должны лечь на какую-то уже сформированную основу. Меня на телеэкране радует огромный выбор – страусы, жирафы, исторические сюжеты, юмористические программы, оперные шоу, розыгрыши, когда показывают каких-то идиотов, кретинов, и даже убогие фильмы с убогими репликами актеров. Телевидение выполняет свою функцию – акробатов на площади.

– Вы никогда не запрещали своим детям смотреть телевизор?

– Не запрещала. У них железная защита –они с детства читали книжки. А телевидение для них как шелуха, быстро отлетает.

 – Самоедство, самоирония – про вас?

– Упрекаю себя во всем на свете, часто не люблю себя. Стараюсь быть лучше. Когда не получается, еще больше себя не люблю.За удачи благодарю Господа. Но не себя. Верю в судьбу, в ее повороты.

– Законы физические помогают писать? 

– Нет, как таковая физика мне не помогает. Но именно потому, что училась физике, я точно знаю, что существуют жизненные законы, которые нельзя нарушать, и они общие для всех людей на свете. Когда тебе 22 года и ты уверен, что проживешь особенную жизнь, но не знаешь про эти законы – в это время нужно читать Блеза Паскаля, Мишеля де Монтеня, Джеральда Даррела. Чтобы не тратить время, силы и, самое главное, не получить упавшую тебе на голову Вселенную. Особенно важно читать такие книжки мальчикам.

– А что, девочкам не так это нужно?

– Им проще. У них железная отмазка перед самими собой – они будущие матери. А мальчику надо принимать осознанные решения и вырабатывать ответственность за свои действия.