«Человек должен иметь надежду»

Для художественного руководителя Театра им. В.Ф. Комиссаржевской Виктора Новикова идеальный спектакль – тот, на котором зрители и смеются, и плачут

Этот петербургский театр, конечно же, прежде всего связывают с именем Рубена Агамирзяна. Он возглавлял его четверть века: с 1966-го по 1991-й – период возмужания театра, обретения собственного лица и своего постоянного зрителя. Агамирзян умер в ложе во время спектакля «Дни Турбиных». И вот уже два десятилетия художественным руководителем Театра им. В.Ф. Комиссаржевской является Виктор Новиков. Театровед по образованию, он, как никто другой, знает и чувствует свой театр, стараясь в новых координатах жизни оберегать уникальную атмосферу театра-дома, что отнюдь не делает его закрытым для новых художественных идей. 

– Виктор Абрамович, через месяц с небольшим руководимый вами театр вступит в год своего 70-летия. Вы уже обдумывали юбилей, готовите что-нибудь особенное? 

– Нет, ничего особого не планируем. Мы решили ограничиться либо капустником, либо концертом. Позовем всех, кто с нами работал. Многие из артистов гордятся тем, что играли на этой сцене. Пока же работаем в обычном режиме. В первых числах ноября выпустили премьеру комедии Островского «Невольницы» в постановке ученика Агамирзяна Георгия Корольчука. Весной начнет работу Александр Морфов. Пока речь идет либо о пьесе Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора», либо о «Декамероне» Боккаччо. Гарий Черняховский задумал мюзикл по новой пьесе Александра Галина «Золотая пора, или Читая «Кандида» по мотивам известной повести Вольтера.

– Вы говорите: артисты гордятся тем, что играли на этой сцене. Но ведь среди тех, с кем вас свела судьба, благодаря работе в Театре имени Комиссаржевской, есть люди, о дружбе, даже о знакомстве с которыми можно только мечтать.

– Мне повезло в жизни, судьба свела меня со многими замечательными людьми, которые стали нашими друзьями. Мы с женой долгие годы жили на Исаакиевской площади, 5, в бывших конюшнях графа Зубова. И в нашей маленькой комнате собирались Михаил Шатров, Михаил Жванецкий, Михаил Барышников, Юрий Темирканов, Виктор Ильченко, Роман Карцев, Михаил Швыдкой, Ион Друцэ, Эльдар Рязанов… Перечислить всех невозможно. Михаил Козаков, когда ставил у нас «Чествование», после репетиций часами читал артистам Пушкина, Бродского, Баратынского, Самойлова. Это был поразительный человек. Абсолютный безумец, бесконечно талантливый. 

Мы очень дружили с Гришей Гориным и его женой Любой. Гриша свои пьесы проверял, в частности, на мне, читая вслух еще неоконченные вещи. Так было и с «Шутом Балакиревым». Московский Ленком долго не ставил его, и Гриша позвонил мне: «Я прошу тебя пригласить Юлика Панича на постановку, я слушал его радиоспектакли, и он мне показался интересным режиссером. Клянусь тебе, я буду сидеть на репетициях, и у нас получится спектакль!» Но Гриша не успел приехать даже на первую репетицию. Спектакль, который шел более десяти лет, мы посвятили его памяти. 

Когда я был заведующим литературной частью театра, мне очень хотелось, чтобы на нашей сцене шла инсценировка романа Окуджавы «Похождения Шипова». К сожалению, мне не удалось уговорить Рубена Сергеевича осуществить эту постановку. От встречи и разговора с Булатом Шалвовичем осталась только записка: «Витя, спасибо за чудный вечер, было так хорошо». И мне было хорошо, и всем, кто сидел за столом, было хорошо. Все, о ком я говорю, были крупные личности, каждый из них требует отдельного разговора. 

– А сегодня кого бы вы назвали личностью?

– Вопрос очень сложный. По каким критериям определять? В актерском цехе, например, для меня – это Алиса Фрейндлих. Из ушедших – Кирилл Лавров, Владислав Стржельчик… 

– Стржельчик при всей своей куртуазности был мощным человеком.

– Да, когда надо было, например, пойти отстаивать чьи-то – не свои – интересы, кому-то помочь, он делал это всегда. Играл своим лицом и не стеснялся этого. Сегодня кто за кого заступится? Нет, безусловно, есть люди, которые думают не только о себе, – вот, скажем, Алексей Герман и Александр Сокуров написали письмо с требованием защитить «Ленфильм», и я рад, что Настя Мельникова не осталась в стороне и зачитала это письмо. Мало кто готов отстаивать свою позицию. Скажем, Дмитрий Быков не поехал в Пензу на встречу премьер-министра с творческой интеллигенцией. Я не оцениваю, правильно он поступил или нет, но таким образом он выразил свою позицию. Я читал много воспоминаний, когда в сталинские времена считалось героизмом поздороваться с человеком, исключенным из партии или из Союза писателей, вернувшимся из лагерей. 

В связи с этим мне вспоминается поступок моей тети, выдающейся пианистки Марии Вениаминовны Юдиной. Она дружила с Пастернаком, и, когда после выхода на Западе «Доктора Живаго» его начали травить власти, она вышла на сцену с крестом и продекламировала стихи из этого романа. Так она выразила свою позицию и лишилась всего – концертов, возможности преподавать в Гнесинском училище. Но иначе она не могла, это было движение души… 

– Помню, Михаил Козаков как-то сказал: «Жизнь – тяжелая штука, человек по определению несчастное существо. Зачем делать так, чтобы люди выходили из зала в подавленном состоянии?»

– Ну конечно. Человек должен иметь надежду. И здесь нужно определить: театр – это праздник или это муки? На мой взгляд, театр должен быть в первую очередь эмоционален. Для меня идеальный спектакль – это тот, на котором зрители и смеются, и плачут. Я сколько угодно видел безумно скучных, мертвых спектаклей, интересных лишь узкому кругу интеллектуалов. Это всегда надо учитывать. 

У лучшего, на мой взгляд, режиссера Льва Додина не бывает легких спектаклей, он не стремится к развлекательности. Но атмосфера его спектаклей завораживает, в нее погружаешься как в омут. Сегодня очень трудно найти спектакли, которые заставляли бы зрителя плакать и сопереживать. Также трудно встретить и настоящие спектакли-праздники. Я не случайно позвал Александра Морфова, который поставил у нас «Мыльных ангелов», «Бурю», «Сон в летнюю ночь», «Дон Жуана», «Ваала». В нем я вижу это уникальное соединение – интеллектуальности и в то же время чрезвычайной эмоциональности. 

– Когда-то в Театре имени Комиссаржевской шла трилогия Алексея Толстого о царях, пьесы Михаила Шатрова, открывшие многие белые пятна нашей истории. Сегодня ничего подобного нет – все сводится в лучшем случае к наивному Кандиду. Политический театр в той или иной степени сегодня не востребован зрителем? 

– Да, когда-то Агамирзян своей трилогией о царях показал нам три типа власти и доказал, что любая власть развращает. Да, Шатров открывал нам какие-то имена. Но надо иметь в виду, что ему, племяннику Рыкова, еще и личностно было важно проговорить какие-то наболевшие темы. Сегодня с такими предложениями к нам не приходят – слишком сложная работа.

– Но в принципе политический или социальный театр сегодня имеет смысл?

– Мне кажется, этого не знает никто. То, что делает Михаил Ефремов с Дмитрием Быковым, пользуется популярностью (имеется в виду программа «Гражданин поэт». – Прим. ред.). Совсем недавно Кирилл Серебренников поставил «Отморозков» Захара Прилепина. Какая будет на него реакция, мне трудно сказать. На наш спектакль по социально-политической притче Виктора Шендеровича «Тезка Швейцера» зритель не пошел. Впрочем, возможно мы поставили ее слишком рано… или слишком поздно (постановка 2004 года. – Прим. ред.). Но, признаюсь, после публикации в 90-х годах книги Авторханова «Технология власти» (в ней видный политолог русского зарубежья исследует функционирование механизмов советской партократической машины власти. – Прим. ред.) возвращаться к этому вопросу фактически бессмысленно. Все уже сказано.

– Но это же книга, а в театре ничего подобного нет.

– О чем или о ком ставить? О Жириновском? О Немцове, о Явлинском? О Ельцине? О том, что власть обещала участникам Великой Отечественной войны дать квартиры и не дала? О том, что олигархи покупают яхты, самолеты, а между тем лекарств нет, инструментов нет, больниц нет? И люди получают зарплаты по 8–10 тысяч рублей, в то время как содержание заключенного в тюрьме обходится в те же 8 тысяч рублей! 

– Это не может стать предметом обсуждения?

– Разве что в крохотном театре политического факта типа «Театр.Doc» или «Практика». Или в телепередаче Кургиняна и Сванидзе. Это может быть темой для публицистической статьи. В театре, мне кажется, все-таки во главе угла должен быть рассказ о человеческих судьбах. Не надо показывать грязь, мы и так знаем, что живем плохо. Но что происходит с нашими душами, когда мы уже не понимаем, что нравственно, что безнравственно, что такое совесть, – вот об этом мы должны говорить.