Фильм, изменяющий жизнь

Александр Сокуров возвращает Германии Фауста, «рожденного» в Петербурге?

Завтра, 18 января, в дрезденском кинотеатре «Восток» состоится официальная премьера «Фауста» Александра Сокурова, после чего – уже на следующий день – фильм российского режиссера выйдет в массовый прокат в Германии. Ныне, накануне этого мероприятия, у меня нет желания уподобляться многочисленным кинокритикам, дающим сотни и тысячи восторженных отзывов на «шедевр величайшего киномистика». Впрочем, как и скептикам, измеряющим любой шедевр на вес рубля, доллара, евро и размышляющим, сколько соберет в прокате фильм, конкурируя с голливудскими ремейками, блокбастерами и 3D-картинами, по традиции атакующими глаза и карманы немецких кинозрителей в первом месяце зимы.

Зато, следуя творческому методу самого Сокурова, образно говоря подарившего стране и миру иных Фауста и Мефистофеля, хочу дать читателю «НВ» другой, необычный взгляд на шедевр маэстро – как и на значение его работы, важной отнюдь не только и не столько для развития исключительно кинематографа.

Первый факт, о котором зачастую забывает хвалебный хор: Александр Сокуров поднимает «Фауста» из небытия, возвращая его Германии полвека спустя после последней экранизации произведения, предпринятой немецким режиссером Густафом Грюндгенсом.

В свете этого факта – провокационные вопросы автора-профана к профессиональным искусствоведам. Почему ни в одной из десятков прочитанных мною рецензий ни разу не ставилось под сомнение двуединство «Фауста» и Гёте, как и сам триумвират: «Фауст», Гёте, Сокуров? Почему никто из профессиональных критиков не полюбопытствовал, а какого, собственно, «Фауста» возвращает немцам россиянин? Почему, наконец, версию о том, что дом на родине обретают сегодня Мефистофель и Гёте, рожденные отнюдь не в Германии, а в родном Петербурге, мне довелось услышать не от земляков, а от немецких поклонников интеллектуального кино? От, по их собственному определению, «сокуроманов», высказавших мне сию нетривиальную мысль по окончании предпремьерного показа картины в одном из клубов Берлина.

Может быть, кого-то удивит, но «Фауст» – вовсе не «изобретение» Иоганна Вольфганга Гёте, а всего лишь в той же мере, как и у Сокурова, вольная и гениальная трактовка народного германского предания. Предания, всякий раз на свой лад и в меру таланта, толковавшегося десятками писателей и режиссеров.

В связи с этим позволю себе сенсационное – или как минимум способное в еще большей мере укрепить интерес к шедевру российского мастера – утверждение. Полвека спустя после экранизации в Германии «Фауста» Александр Сокуров возвращает нам героев, рожденных ровно 260 лет тому назад не Гёте, а другим «сумрачным германским гением», но в Санкт-Петербурге. Вспомним исторический факт: в 1751 году именно на берегах Невы один из лучших друзей Гёте, впавший в опалу на родине замечательный писатель Фридрих Максимилиан Клингер создал «Фауста» – гораздо раньше, чем его великий друг. Пусть о том, насколько видение Сокуровым народного немецкого предания ближе к версии Клингера, чем к версии Гёте, поспорят знатоки. Но одно – несомненно. 

По глубинной энергетике, по «бунтарству» переосмысления главных действующих лиц «Фауста» Сокуров – единомышленник скорее петербургского немца, чем Гёте.

Между тем, выразив надежду, что смог заинтересовать самого пресыщенного поклонника искусств «исконно петербургской» контрверсией генезиса киношедевра, обратив внимание на то, что 260 лет назад просвещенный петербуржец познакомился с предтечами нынешних Фауста и Мефистофеля раньше, чем немцы, укажу на главное значение работы Сокурова. На значение – вне привязки к кассовым сборам и кинокритике.

Даррен Аронофски, председатель жюри Венецианского кинофестиваля, увенчивая работу Сокурова главной наградой, «Золотым львом», отметил, что «Фауст» русского режиссера – «один из тех фильмов, которые изменяют твою жизнь один раз и навсегда». Так вот. 

Вне зависимости от того, сколько немцев захотят изменить свою обыденную жизнь, приобщившись к киномагии Сокурова, россиянину уже во многом удалось изменить немецкое отношение к современной российской культуре. И, что особенно приятно нам, «невским патриотам», к культуре Санкт-Петербурга, в частности. Нет, конечно, речь не о том, будто в Германии совсем позабыли о нас. Суть в другом.

Если сравнивать уровень «досокуровского» интереса к российской культуре с ажиотажным спросом на нее в ранние годы новой, демократической России, то еще недавно выбор был не в пользу первого. Стоило же российскому «Фаусту» триумфально пронестись еще только по страницам немецких газет, как интерес к российской – и петербургской – тематике стал переживать здесь период нового Ренессанса. Факты? Извольте.

Только что на сцене Дюссельдорфского драматического театра с триумфом прошла премьера спектакля «Мария» по пьесе Исаака Бабеля (его поставил «звездный» немецкий режиссер Андреа Брет). А ведь до этого – со времен легендарных режиссеров Петера Палича и Юргена Флимма – бабелевский Петроград 1920-х, эдакий «русский Вавилон», был здесь в забытьи едва ли не столь же долго, как и «кино про Фауста». К слову, зрители, с которыми мне довелось перекинуться парой слов после премьеры «Марии», без какой-либо подсказки сами говорили о том, что заинтересовались «русской темой» лишь благодаря тому, что «наслышаны о новой российской легенде – Сокурове». И еще одно могу засвидетельствовать: выяснив, что я уроженец града Петра, жители города на Рейне – «транзитом» через интерес к Сокурову, через интерес к Петрограду 20-х годов – завалили вашего корреспондента вопросами о театральном, кинематографическом, балетном, оперном искусстве современного Петербурга. Что ж, нашел, о чем рассказать им, будто окунаясь в атмосферу ранних 1990-х, когда немцев волновали любые подробности о культурной жизни Питера.

За сюжетом ходить далеко не пришлось – и вновь не без упоминания Александра Николаевича. Вот еще один пример и триумф, к которому непосредственным образом причастен Сокуров. Фантастический успех у зрителей «Мефисто Вальса» и фантазии «Капля в океане» в исполнении танцевальной труппы Derevo, давшей эти представления на сцене Фестивального дворца Хеллерау (Дрезден). Если кто запамятовал, напомню: художественным руководителем упомянутой труппы является сокуровский Мефистофель – петербуржец Антон Адасинский. Да и до той поры, пока окончательно не прижилось в Саксонии, росло Derevo на невских берегах. И такой приятный для всех поклонников творчества как Сокурова, так и Адасинского факт: после завершения съемок «Фауста» немецкий зритель еще охотней идет на петербургско-дрезденский «Мефисто Вальс», еще активней приветствует танцоров. Да и прессу великолепную Derevo собирает.

Ни в малейшей мере не хочу умалить личных заслуг Антона, но подчас так и ощущаешь, что в зале Фестивального дворца незримо присутствует Сокуров в своих знаменитых у немецкой публики темных очках. Присутствует словно ангел-хранитель «демонического», по определению здешних газет, «Мефисто Вальса».

Можно назвать еще множество примеров того, как благодаря гению Сокурова ФРГ переживает подлинное возрождение интереса к русскому искусству. Как, благодаря интересу к его «Фаусту», немцы достают из старых запасников позабытые отечественные имена. Как сияют новым блеском имена известных россиян, вроде бы ставшие здесь привычными и потому уже не столь интересующие немецкую интеллигенцию. 

Сразу после выхода на немецкие экраны «Фауста» здесь в прокате стартует фильм «Русское диско», созданный по одноименному произведению «немецкого россиянина» Владимира Каминера. Имя создателя 21 бестселлера, экс-россиянина – на слуху у немцев, но, да не обидится на меня Владимир Викторович, в последние годы чуть покрылось налетом повседневности. В свете же «сравнения несравнимого» – некоего «русского дерби двух потенциальных кинохитов» (мне так сразу и не припомнить, когда последний раз в ФРГ в январе стартовали сразу две киноленты россиян) – интерес к произведениям Каминера сейчас высок, как и в те годы, когда «Русское диско» снискало популярность на волне ажиотажного спроса на все русское.

Если кратко резюмировать, то главная заслуга Сокурова не только в том, что, пусть даже не планируя, он способствовал возрождению интереса к российской культуре в Германии, но и в запуске им позитивной «цепной реакции». «Оттолкнувшись» от «Фауста», немцы вспоминают подзабытых российских творцов, а затем, уделив им должное внимание, открывают новые отечественные имена для молодого поколения немецких книголюбов, театралов, киноманов.

Важно, чтобы на пик такой «цепной реакции» пришелся важный промежуточный «финиш»: официальное внесение «Фауста» Сокурова в список совместного культурного достояния народов России и Германии – с перспективой изучения шедевра миллионами русскоязычных жителей ФРГ. Разумеется, не в компетенции журналиста принимать такое решение, но хочется, чтобы мой голос был услышан теми, кто вправе его принять. Ведь в преддверии Российско-германского года, стартующего в обеих странах в июне, такое решение способствовало бы сближению не только двух культур, но и народов. И к тому же положительно сказалось на интеграции в немецкую жизнь миллионов наших соотечественников.